Я пришел к выводу, что океан мне нравится. Мой опыт путешествия на иммигрантском пароходе привил мне неприязнь к морю, но тут я вскоре обнаружил, что нет ничего приятнее, чем прогуляться на морском воздухе или нырнуть в воду, когда наступает темнота и никто не видит, что одежду я оставил у кромки воды. Купание в дневное время вызывало такие жаркие споры – у меня на них терпения не хватало, потому что там действовало столько правил относительно того, как нужно одеться, идя в воду, и когда это можно сделать, чтобы не оскорбить купающихся женщин. Вода была теплая, гораздо теплее ледяной воды Лох-Нафуи, и я спокойненько плавал, поглядывая на звезды и думая об Ирландии.
Поскольку Ньюпорт оказался таким приятным, то, вернувшись к городской жизни, легко было найти повод для неудовольствия, но настроение у нас снова поднялось, когда мы переехали. Я боялся искать новое жилье, потому что мое недельное жалованье исключало возможность снять такое, какого я хотел для Сары, и я не желал селиться в Норт-Энде со всеми ирландскими иммигрантами. Но на помощь опять пришел Финес. Ему принадлежал дом в прекрасном богатом районе на тихой улочке неподалеку от Мальборо-стрит, и он сдал нам его без арендной платы. Это был один из таких современных домов, с кухней в подвале, кухонным лифтом в кладовке и помещением для пяти слуг на чердаке, так что мы едва ли понимали, что нам делать со всем этим пространством, но, как я сказал Саре, лучше иметь пространства больше, чем нужно, а не меньше. И вот мы закрыли чердак, наняли приходящую горничную и были вполне счастливы. Я опасался, что Саре не понравится мебель, но она была так рада иметь наконец собственную крышу над головой, что, казалось, никакой мебели и не замечала.
Я испытал облегчение оттого, что она одобрила дом, и, когда мы обосновались, решился рассказать ей о моей договоренности с Финесом.
– Максвелл! – в ужасе воскликнула Сара.
– Послушай, – успокоил я, – какой у меня был выбор? И в любом случае Нед не обязан на ней жениться.
– Очень на это надеюсь! Я что хочу сказать, – проговорила Сара, придя в себя, – две младшие девочки весьма миленькие, у старшей хорошие манеры, но вот Керри не по годам развита! Мне не нравится мысль терпеть ее у себя в доме долгие месяцы.
– Ну, я не удивлюсь, если ко времени приезда она поумнеет. И потом, это означает, что я получу оправдание.
– Да, конечно. Это самое главное. Я это понимаю.
Я решил, что сейчас не лучшее время посвящать ее в детали финансового соглашения, а потому просто сообщил, что Финес выразил желание помочь нашему возвращению в Ирландию в качестве дополнительного вознаграждения за наши заботы о Керри, когда придет время.
– Он очень щедр, – вежливо согласилась Сара, но я знал: она все еще нервничает из-за моих договоренностей с Финесом Галахером.
Как только мы обосновались на новом месте, Сара стала готовить Неда к школе. Финес, который предложил заплатить за обучение, рассказал ей, куда все снобы отдают своих детей. Директор, узнав, что среди его учеников будет мальчик со словом «почтенный» перед фамилией, имеющий отца-барона, наизнанку готов был вывернуться. Неду давно пора было продолжить образование, а то он после нашего отъезда из Ньюпорта шлялся, не зная, чем заняться. Я, конечно, считал, что школа – хорошая идея, но Неду такая перспектива очень не понравилась, он взвился, как мул, покусанный блохами.
– Школы – все равно что тюрьмы, – мрачно заявил он.
– Если бы ты когда-нибудь побывал в тюрьме, то сам бы посмеялся над своими словами. И в любом случае речь ведь не идет о пансионе – ты каждый вечер будешь возвращаться домой.
Выглядел он мрачнее обычного, и уголки его губ опустились.
Сара с ума сходила из-за этого и не поверила моим объяснениям, что Нед просто никогда не учился в школе и боится ее. Она хотела пойти с ним в школу в первый день, но я подумал, что ему будет неловко, а потому предложил проводить его. Ни один тринадцатилетний мальчишка не хочет выглядеть так, будто он все еще держится за материнскую юбку.
Он не хотел иметь меня в провожатых, но я дошел с ним до ворот и там попрощался.
– Дам тебе один совет, – сказал я, перед тем как расстаться с ним, – видел, что он очень бледен и не похож на себя. – Ты должен стоять за себя, а если кто-то попытается высмеивать тебя, потому что ты новичок и говоришь не как американцы, задай им перцу. Вот то, чему я научился, сойдя с парохода на американский берег, и я делюсь с тобой своим опытом – тебе может пригодиться. Удачи и пока, до встречи после занятий.
Несколько часов спустя он вернулся домой и спокойным, небрежным тоном сообщил нам, что у него есть два новых друга и приглашение покататься верхом на уик-энд.
– А как уроки, дорогой? – взволнованно спросила Сара.
– У них такие странные представления об английской истории, – буркнул Нед. – Довольно отсталые. И никто не говорит по-французски.
После этого Сара стала волноваться о нем чуточку меньше, но, к сожалению, это не означало, что ее заботы закончились. Она написала брату – просила его переправить ей остальные ее вещи: приближалась зима и отсутствие теплой одежды ее волновало. Чарльз прислал не только два дорожных сундука, но и стопку писем из Кашельмары.
Только одно из них было адресовано ей, остальные – Неду.
– Я не могу позволить ему прочесть их, – в панике сказала Сара. – Это будет слишком волнительно. Они его расстроят.
– Почему ты так говоришь? Когда вы оба были в Нью-Йорке, он получал письма от отца, верно?
– Да, но Патрик тогда думал, что Нед осенью вернется домой, даже если и без меня. Когда Патрик поймет, что мы уехали из Нью-Йорка, ему станет ясно – его провели. Уверена, Чарльз написал ему, что мы покинули его дом.
– Значит, теперь твой муж пишет Неду, чтобы он оставил тебя и вернулся домой. И что с того? – Я перетасовал письма, словно колоду карт. – Нед не послушается его. Ты слышала за последние полгода, чтобы он хоть раз назвал имя отца?
– Но Патрик наверняка ругает меня, пишет всякие пакости. Это смутит Неда, повредит ему.
– Ну, есть способ успокоить тебя – вскрыть письма и прочесть, – предложил я.
Сара не хотела делать это, но в итоге сдалась.
Мы молча прочли письма.
– О боже, – выдохнула она, когда мы дочитали последнее и положили его к остальным на стол. – Максвелл, мы не можем позволить ему прочесть их.
Я ответил не напрямую:
– А что в твоем письме?
Оно было более оскорбительным, чем прежние. Начиналось оно словами о том, что, как ему стало известно (от Чарльза), она – моя любовница и упала слишком низко, а потому может рассчитывать увидеть детей только в случае немедленного возвращения. Он клялся, что Сара может не опасаться Хью, который готов относиться к ней со всем возможным уважением, но если она не вернется домой к Рождеству, то прощения не будет и Сара больше никогда не увидит других детей. Кроме того, Патрик примет меры, чтобы вывести Неда из-под ее влияния. Ей не следует думать, что он не сможет дотянуться через Атлантику, хотя океан и имеет ширину три тысячи миль. Он наймет наилучших адвокатов для ведения этого дела, и, поскольку он ведет примерную жизнь, тогда как Сара выставляет напоказ свою безрассудную страсть, скандализируя весь Нью-Йорк, в исходе дела можно не сомневаться. Завершал он, как обычно, подлым образом ударяя ее в самое больное место: дети плачут каждый вечер, ложась спать, – так скучают по ней.
– Не верь ни одному его слову, – сразу же успокоил я Сару. – Слова о суде и присяжных – чистая ложь, чтобы напугать тебя, потому что нет сомнений: ему не удастся скрыть свою содомию, если дело когда-нибудь дойдет до суда, а содомия – это тебе не супружеская измена, сам Господь так сказал черным по белому в Библии. Что касается плачущих детей перед сном – этому тоже невозможно поверить. Конечно, они скучают без тебя, но он сильно преувеличивает, раздувает, чтобы ты чувствовала себя виноватой.
– Знаю, – устало пробормотала она. – Я примирилась с подобными замечаниями много месяцев назад. И насчет юридической стороны ты тоже, пожалуй, прав. Но эти другие письма, Макс… мы не можем позволить Неду прочесть их!
– Мм… – Я взял одно из них. – «Мой дорогой Нед, я думаю, твоя мать несправедливо настроила тебя против меня… Я имею право просить тебя вернуться, а твой долг – подчиниться, но, Нед, я не хочу говорить о праве и долге. Я хочу говорить о любви, а потому говорю: если ты любишь меня – а я знаю, что ты прежде любил меня, – возвращайся, пожалуйста, и не слушай больше свою мать. Я не скажу ни слова против нее, потому что знаю – ты ее тоже любишь, но знаю и кое-что еще: она подпала под влияние человека, которого я не могу назвать иначе как коварным и беспринципным, – человека, который не ровня ни ей, ни тебе. Ты очень умный и взрослый, гораздо умнее и взрослее, чем я твоем возрасте, но, Нед, ты еще слишком молод и недостаточно знаешь мир, чтобы понимать: этот человек, Максвелл Драммонд, не остановится ни перед чем, чтобы удовлетворить свои амбиции. Для которого совершить убийство или насилие – все равно что сдать колоду карт…» Мы покажем эти письма Неду, – решил я. – Он уже достаточно хорошо знает меня и поймет, что эти обвинения – наглая ложь.
– Нет, – возразила Сара.
Мы посмотрели друг на друга, и я рассмеялся.
– Если ты сталкиваешься лицом к лицу с быком, возьми его за рога, – легкомысленно бросил я.
– Максвелл, это не игра в покер.
– А я не пытаюсь блефовать! Что тебя беспокоит, дорогая?
– Если Нед прочтет это письмо, он встанет на сторону отца. Поверит каждому слову Патрика. Понимаешь, он вырос, будучи уверен…
– Что я – инкарнация дьявола?
– Что ты несешь ответственность за убийство Дерри Странахана.
– А, так это убийство Дерри Странахана сделало меня знаменитым, – сказал я, по-прежнему улыбаясь. – А я весь тот день провел в Линоне, покупал водоросли у Томси Маллигана.
– Да, – согласилась она, – я знаю, что ты был в Линоне.