Он посмотрел на нее, но его явно удовлетворило то, что он увидел. Томас повернулся ко мне.
– Макгоуан мертв, – сказал он.
В комнате повисла тишина. Хотя я и смотрел на Томаса, но почувствовал, что Нед кинул на меня взгляд через плечо. Он подходил к дверям пожать руку дяде, а теперь возвращался к своей газете у окна.
– Так, значит, он мертв! – воскликнул я с удовольствием, которого даже не пытался скрыть. – Очень кстати! Бесчестный ворюга! Лучшей новости я сто лет не слышал!
– Его убили, – сообщил Томас.
– Конечно. Ни один мерзавец, подобный ему, не умирал своей смертью. И какой герой вонзил нож ему в сердце?
– Макгоуана застрелили, – возразил Томас. – Убили его и его отца. Убийцу не нашли.
– Дай ему Бог благополучия и процветания. – Я поудобнее устроился в своем кресле.
Несколько секунд мне казалось, что Томас не клюнет на эту наживку, но он все же открыл свой маленький ротик и заглотил ее.
– Драммонд, я не могу относиться к вашим словам иначе как к недостойным. Знаю, Макгоуан был отвратительный тип и вы имели все основания его ненавидеть, но оправдывать убийство… превращать закон в посмешище…
Именно это мне и требовалось.
– Звучит сильно, особенно в устах англичанина, – перебил я. – Английские законы всегда поворачивались к ирландцам спиной, мистер де Салис. Хью Макгоуану много лет позволялось грабить долину, мародерствовать. А почему? Потому что англичане столетиями грабили Ирландию, мародерствовали здесь – вот почему, и все это во имя закона и порядка, правосудия, добродетельности и веры!
– У меня нет ни малейшего желания ввязываться в политический спор, который может закончиться только одним: вы сошлетесь на пример треклятого Кромвеля в Дрогхеде, – с удивительной выдержкой ответил молодой Томас. – Знаю, Ирландия страдала в прошлом, но она должна считать, что ей повезло находиться в девятнадцатом веке под покровительством Англии, а не какой-нибудь другой страны, вроде России, – вот тогда у вас и в самом деле был бы повод для сетований! Англия вливала деньги в Ирландию. Английская система социального обеспечения намного превосходит таковую в любой другой стране Европы…
– Нам не нужны никакие деньги! – возразил я. – Нам нужна свобода!
– Вы хотите оставаться в Средневековье, – обвинил Томас, – и по зрелом размышлении, вероятно, там вам самое место.
– Мы хотим жить в стране, где мы владеем собственной землей. Мы хотим жить в мире, в котором нет страха перед неурожаем, где люди, вроде Хью Макгоуана, не могут грабить, бить, выселять нас из того единственного дома, который у нас есть. Мы хотим жить в мире, где человека не приговаривает к наказанию пристрастный состав присяжных за преступление, которого он не совершал. И мы хотим жить в стране, где слово «убийца» не равнозначно словам «патриот» и «герой».
– Не является ли это признанием того, что вы и убили Хью Макгоуана? – спросил молодой Томас, который раззадорился до полного бесстрашия. – Судя по всему, так оно и было.
– Томас! – выдохнула Сара. Играла она абсолютно точно. Сара перед этим стояла, но теперь резко села, словно это потрясение было слишком сильно для нее.
– Сара, тебе лучше нас оставить, – велел Томас. – Нед, помоги матери – проводи ее в спальню.
Нед не шелохнулся.
– Я тебе помогу, детка. – Я подошел к Саре и незаметно пожал ее руку. – Позволь мне.
Она подчинилась, словно оглушенная. Не закрыв дверей, чтобы Томас мог видеть каждый наш шаг, я провел ее в спальню, нагнулся и поцеловал, когда она рухнула на кровать.
– Беспокоиться совершенно не о чем, детка, я тебе клянусь, – произнес я самым убедительным тоном, – потому что я могу доказать свою невиновность, и, если ты подождешь здесь, я вернусь в гостиную и объясню это мистеру де Салису.
Она кивнула, стараясь не встречаться со мной взглядом, и я вышел из спальни, закрыл дверь и приготовился своим козырным тузом побить все аргументы молодого Томаса.
– Мистер де Салис, – убедительным тоном начал я, – я клянусь вам памятью моей матери, что во время разговоров с моей родней о Хью Макгоуане слово «убийство» мною ни разу не было произнесено.
– В таком случае, – проговорил самоуверенный молодой Томас, – у вас не будет возражений, если я спрошу у вас, где вы провели вторник.
– Какие могут быть возражения?! Я провел день в Линоне. Из Кашельмары сразу же отправился в Линон повидаться со старыми друзьями. Они могут это подтвердить. Ночевал я в гостинице, а на следующее утро сел в экипаж на Голуэй.
Последовала долгая пауза. Наконец молодой Томас сказал:
– Понятно. Вы простите мои подозрения, но в тот день вы были в Кашельмаре и…
– Ваша ошибка вполне понятна, и вы можете не сомневаться – я вас за нее не корю.
– …и Макгоуан оставил письмо, – добавил Томас с твердостью, которая неприятным образом поколебала меня. – И я читал это письмо.
Макгоуан, мой враг, моя Немезида…
– Оставил письмо? – с улыбкой переспросил я. – И в нем признание всех его преступлений?
– Он сообщил, что вы вынудили его написать письмо об отставке, угрожая пистолетом, что вы избили и мучили его.
– Именно такого рода ложь и следует ожидать от подобного извращенца! Господи Исусе, я в жизни не опускался до таких мерзостей, которые для него были нормой!
– Зачем бы тогда Макгоуан стал писать письмо, если бы это было неправдой?
– Да чтобы нагадить мне, конечно! Я вышвырнул его из долины, а уж он скорее помер бы, чем безропотно принял поражение. Где, вы говорите, это письмо, мистер де Салис?
Он секунду помедлил.
– Я отдал его окружному инспектору.
Я знал, что ничего он никому не отдавал. Томас хотел наехать на меня со своими вопросами еще до того, как инспектор даже узнает, что я вернулся в долину. Он не мог не думать о своей невестке, о своих племянниках и племянницах и был достаточно умен, чтобы вообразить, как можно использовать это письмо.
– Оно у вас в кармане, верно? – предположил я, продолжая улыбаться ему. – Не волнуйтесь, бога ради, я не собираюсь угрожать вам пистолетом, чтобы заполучить его. Да и пистолета у меня нет. К тому же меня не волнует, что вы собираетесь делать с этим письмом. Покажите его окружному инспектору, пусть делает с ним что хочет. Я буду все отрицать, и пусть инспектор действует на свое усмотрение. И какое теперь это может иметь значение? Имеет значение лишь то, что я не убивал Хью Макгоуана, и никто на этом свете не сможет доказать противного.
– Хватит. – Томас смотрел на меня непроницаемым взглядом из-за стекол очков.
Последовала пауза – мы оба думали, что сказать дальше.
– Мистер де Салис, – заговорил я, исполненный решимости закрепить мою победу, упрочив его доверие ко мне, – прошу вас не сомневаться в том, что я пекусь о благополучии Сары так, как если бы она была моей женой, и хочу сделать все, что в моих силах, чтобы ей и детям было хорошо. Дайте мне шанс доказать мои добрые намерения, и клянусь – вы не пожалеете. Можем мы пожать друг другу руки и стать союзниками? – Он медлил, но тут я добавил: – Надеюсь, вы не ставите мне в вину то, что я имею смелость защищать мою страну перед англичанином вашего происхождения?
И тут он протянул мне руку.
– Нет, конечно, – ровным голосом произнес он. – Каждый вправе иметь свое мнение. Что ж, если мы оба желаем Саре и детям всего наилучшего, то наш союз, безусловно, дело нужное. А теперь, если вы меня извините, я пойду в свой номер приходить в себя после поездки. Нед, может быть, ты зайдешь ко мне на несколько минут перед ужином?
– Да, дядя Томас, – отозвался Нед от окна.
Я и забыл, что он сидел там и слышал весь наш разговор. Парень по-прежнему смотрел на открытую газету на столе, но, когда дверь закрылась, глянул на меня.
– Боюсь, твой дядя думает, что я человек бессердечный, – сообщил я ему, улыбаясь. – Но я был бы лжецом, если бы говорил, что огорчен смертью Макгоуана, правда?
Он промолчал. Вечернее солнце косыми лучами высветило черты его лица, и я обратил внимание, что глаза у него удивительного серо-голубого цвета.
Вот то сходство, которое я отмечал и раньше, но никогда не опознавал.
– Нед, господи боже, как же ты похож на своего деда! – воскликнул я, прежде чем успел подумать, что не стоило бы этого делать, и он улыбнулся мне улыбкой старого лорда де Салиса, и я с трудом сдержал дрожь.
VIНед1887–1891Возмездие
Эдуард был одновременно реалистом и романтиком. Смелый, красивый, неотразимо привлекательный, он блестяще выступал в турнирах и был образцом рыцарской галантности, он воплощал в себе все те качества, которыми восхищались молодые аристократы, окружавшие его трон… [Но] на его долю выпали тяжкие страдания.
Глава 1
Я не смогу забыть тот день, когда узнал об убийстве Хью Макгоуана.
Долгое время этот человек не вызывал у меня иных чувств, кроме презрения и ненависти, но то потрясение, которое я испытал, узнав о его смерти, разбудило более старые воспоминания. Хотя я и пытался их прогнать, мне это не удалось. В моей памяти всплыли его первые дни в Кашельмаре. Вот он сказал моему отцу: «Поедем-ка прогуляемся верхом, только мальчика на сей раз оставь дома». Это было, когда он горел нетерпением и не обращал внимания, что я здесь и слышу каждое его слово.
Но отец ответил: «В субботу по утрам я всегда выезжаю с Недом. Отправляйся один, если тебя не устраивает его общество».
Все говорят, будто мой отец во всем соглашался с Макгоуаном, но это не так. И еще утверждают, что ничто не могло нарушить спокойствия Макгоуана, что он был холоден и неколебим, как кусок мрамора, но и это не так. Я видел, как его бросило в краску, когда мой отец отчитал его. Хью посмотрел на меня, и я заметил его смущение и растерянность.
– Хорошо, – произнес он наконец. – Мы поедем все вместе.