– Это дело другое, дорогой. Судья вправе приговорить к смертной казни по законам своей страны, но судьи – это такие специальные люди, назначенные королевой. Остальные не могут быть судьями и действовать от имени закона! Это будет неправильно. И потом, не забывай заповеди «не убий».
У меня вновь закружилась голова. Я вонзил пальцы глубоко в песок и зажмурил глаза.
– Ну-ну, – тут же защебетала Нэнни. – Я тебя не хотела расстраивать, вспомнив Макгоуана. Мы побеседуем о чем-нибудь еще. Признаюсь, что для меня было большой неожиданностью увидеть твою маму с мистером Драммондом, но, конечно, несчастной, беззащитной женщине в этом жестоком мире необходим защитник. Нед, дорогой, не хочу этого говорить, но чувствую, что должна тебя предупредить: очень нехорошие слухи ходят о твоей матери и мистере Драммонде. Надеюсь, он, как приедет домой, сразу же пошлет за своей женой.
Я снова посмотрел на голубые горы. Над ними висело три облака. Я вглядывался пристально в каждое из них по очереди.
– Что и говорить, твоя мать весьма добропорядочная женщина, – бубнила Нэнни, позвякивая спицами. – Всегда была такая преданная жена и мать, и никаких слухов, чего не скажешь о других красивых леди, уж ты мне поверь. Я всегда утверждала, что твоя мать ведет себя подобающим образом.
Секунду спустя я смог произнести:
– Извини, Нэнни, я хочу поболтать с Джоном.
Я встал, задел ногой песчаные башни и уверенно зашагал по песку к брату.
– Посмотри, какие у меня хорошенькие циферки, – сказал Джон, который добрался уже до девяти. – Правда, у цифр красивые формы?
– Наверное. Джон, семь идет после шести, а не до.
– Папа снова хочет заняться фигурной стрижкой кустов, он говорит, что я могу придумать для него всякие формы. Я решил выбрать форму в виде цифры пять. Восемь тоже было бы неплохо, но стрижка была бы очень трудная.
– Джон, – начал я объяснение, – папа очень болен. Дядя Томас и дядя Дэвид увозят его в Англию на какое-то время.
– Да, это будет хорошо. Но он ведь вернется, правда? Он обещал, что мы вместе будем заниматься стрижкой.
– Не знаю точно, как оно будет дальше, но мама хочет получить развод и…
– Это что такое?
– Джон, ты должен знать, что такое развод!
– Не уверен. Это цветок?
– Господи боже, нет!
– Тогда, наверно, не знаю. Знаю только про цветы. Западная часть сейчас очень красива, вся сиреневая и белая, и ты должен увидеть аллею азалий! Папа купил новый сорт азалий и…
– Он тебя не предупредил, что уезжает?
– Конечно – когда мы с ним прощались. Тетя Маделин приехала, она там была. И дядя Дэвид тоже. На папе был такой хороший бархатный пиджак, синеватый, цвета анютиных глазок с восточной стороны. Папа меня поцеловал и сказал, чтобы я приглядывал за садом, пока он будет в отъезде. Потом хотел поцеловать Элеонору, но она убежала, и он расстроился. Элеонора теперь такая необычная. Но он поцеловал Джейн, и Джейн его поцеловала два раза и обняла – загладила поведение Элеоноры. Папа дал ей маленькую кошечку из дерева – сам ее вырезал. Он всегда делает ей подарки, а Нэнни говорит, что папа ее избалует. Нэнни очень строга с Джейн, но это бесполезно, потому что Джейн идет к папе и тот разрешает ей брать, что она хочет.
Джейн росла ужасно избалованной, поэтому-то и стала такой дерзкой, и, когда об этом заходила речь, я всегда неумеренно злился.
– Джейн – маленькая грубиянка, – проворчал я, не сдержавшись и на сей раз. – Она такой была еще и до моего отъезда, а теперь стала еще хуже – сразу видно. Не могу понять, почему мама и папа считают ее такой особенной.
– Нэнни говорит, это потому, что она младшая. Младшие в семье часто самые избалованные. Многие родители балуют детей. Это как заразная болезнь, и даже лучшие родители ею заражаются. Нэнни говорит, это беда и мы должны пожалеть Джейн, но я ее не слишком жалею, в особенности еще и потому, что она такая приставучая. Нед, что такое развод?
– Это означает, что папа и мама разойдутся и больше не будут жить вместе. Жаль, но так оно к лучшему. Папа очень плохо обращался с мамой и позволял мистеру Макгоуану тоже плохо к ней относиться.
– Мистер Макгоуан, – вспомнил Джон. – Мне жаль его. Он посадил хорошие деревья и показал мне сеянцы. Они походили на маленькие елочки. Они мне очень нравились.
– Джон, ты слышишь хоть слово из того, что я говорю? – грубо спросил я.
– Да, слышу. Мама и папа разойдутся. Когда, ты думаешь, папа вернется в Кашельмару?
– Джон, именно это я и хочу тебе объяснить! Он не вернется. Мы будем жить в Кашельмаре с мамой, и мистер Драммонд станет управляющим. Когда папа поправится, то будет жить с дядей Томасом и дядей Дэвидом.
– Да нет, он все равно должен вернуться, – упорствовал Джон. – Тут же его сад. Мы собираемся вместе стричь кусты и деревья. Мистер Драммонд любит садоводство?
– Не думаю.
– Если нет, то от него будет мало проку. Ты лучше скажи маме, чтобы она его отослала.
– Джон… – раздраженно начал я, но тут же сдался. Мог только беспомощно смотреть на него.
– Да? – ответил он.
Я предпринял последнюю попытку:
– Мистер Драммонд очень нравится маме. Теперь он будет заботиться обо всех нас вместо папы.
– Очень мило с его стороны, но, вообще-то, я бы предпочел папу. Я не против – пусть папа и мама разойдутся, но папа должен вернуться и жить с нами. Мама может оставить себе мистера Драммонда, если хочет, но папа должен вернуться.
– Джон… – Я с трудом подыскивал слова. – Почему ты не можешь понять? Тебе десять лет, а ты говоришь как пятилетний ребенок. Что с тобой такое?
– Я не ребенок! – завопил Джон, который вдруг решил рассердиться. – Не ребенок, не ребенок! Я вырос, я большой, и я тебя поколочу!
Он вне себя замахнулся, целясь мне кулаком в лицо.
– Тихо, тихо! – остерегающе крикнула Нэнни.
Я перехватил запястье Джона, крепко сжал:
– Постой, Джонни. Мне очень жаль, если я обидел тебя.
– Большой зверюга! – воскликнул Джон, его глаза засверкали от слез. – Почему бы тебе не вернуться в Америку?
Он вырвал руку и пошлепал по песку к воде.
Мисс Камерон и мои сестры находились от нас всего в нескольких ярдах.
– Боже мой! – воскликнула мисс Камерон, высокая, костлявая женщина лет тридцати пяти, с небольшим, но заметным шотландским акцентом. – Что это такое было?
– Ерунда, – буркнул я. – Маленькое недопонимание.
Взяв Элеонору за руку, я с улыбкой предложил:
– Пойдем прогуляемся со мной. Может быть, купим мороженое.
– Я тоже хочу, – тут же заявила Джейн.
– Ты приглашения не получала. Идем, Элеонора.
– Давай-ка посмотрим, Джейн, не осталось ли у Нэнни тех вкусных леденцов, – предложила мисс Камерон.
– Нет! – Джейн вцепилась острыми ноготками в мою свободную ладонь. – Я хочу мороженое!
– От меня ты его не получишь. Я не люблю избалованных девчонок, которые не умеют говорить «пожалуйста» и «спасибо».
Джейн решила закатить истерику. Все на берегу смотрели, как Нэнни припустила к нам, мисс Камерон тем временем неодобрительно пощелкивала языком о длинные белые зубы.
– Элеонора, беги! – крикнул я, и мы бросились по берегу, взбежали по ступенькам на набережную. – Ничего у меня сегодня с утра не получается! – усмехаясь, воскликнул я. – Сначала я вывел из себя Джона, потом ввел в истерику Джейн. Надеюсь, с тобой мы не поссоримся, или я совсем расстроюсь.
Она улыбнулась, но стеснительно, и ее молчание было мучительным для меня. Я помнил ее маленькой, Элеонора тогда все время болтала и смеялась, всегда была веселая, умненькая и забавная.
– Что случилось? – спросил я после паузы. – В чем дело? Ты ведь не стесняешься меня, правда?
Мы шли дальше по набережной, она отрицательно покачала головой и, продолжая улыбаться, сильнее ухватила мою руку. Мороженого мы не нашли, но я купил немного вареных креветок у лоточника, и мы сели на скамейку, чтобы полакомиться.
Наконец я спросил:
– После моего отъезда дома было очень плохо?
Она отрицательно покачала головой.
– Кто-нибудь плохо к тебе относился?
Элеонора снова отрицательно покачала головой.
– Скажи мне, если что-то было. Тебя обижал мистер Макгоуан?
Она в третий раз мотнула головой.
– Тогда кто?
– Папа.
Теперь онемел я. Мне стало нехорошо.
– Что он делал?
– Ты никому не должен рассказывать, – предупредила она. – Мистер Макгоуан приказал никому не говорить. Даже Нэнни. Мистер Макгоуан сказал, что, если я кому-нибудь проговорюсь, меня придется отправить в школу-пансион.
Мне стало еще хуже. Я больше не мог смотреть на вареные креветки.
– Элеонора, мистер Макгоуан умер, – напомнил я. – Теперь это не имеет никакого значения. Никто тебя никуда не отправит.
– Он правда умер?
– Конечно!
– И его призрак не будет преследовать меня, если я ослушаюсь?
– Ни в коем случае.
– Мне снилось, что его призрак приходит и пугает меня. Все время были страшные сны с тех пор, как…
– С каких пор?
– С тех пор, как папа сошел с ума, – выдавила она сквозь слезы. – Это случилось осенью. Он помогал мне приклеивать новые засушенные цветы в альбом и называл всякие английские и латинские названия, чтобы я правильно их подписала. Там был такой хороший желтый цветочек, а папа посмотрел на него, вскрикнул, уронил и закричал, что это змея. Потом снова закричал и начал рвать на себе одежду. Кричал, что его кусают насекомые. Пришла кузина Эдит и мистер Макгоуан, и кузина Эдит вытащила меня из комнаты, а потом мистер Макгоуан предупредил, что я никому ничего не должна говорить.
– Он так сказал потому, что если бы мама узнала, то забрала бы тебя у папы. А папа в это время пытался ее убедить, что если она не вернется, то он лишит ее детей.
– Но я ведь теперь могу остаться с мамой, правда? Мне больше не нужно видеть папу?
– Нет, конечно. Папа пьяница, он не может жить в одном доме с тобой.
Мне стало так нехорошо, что я боялся, как бы меня не вырвало, и каждый мускул моего тела напрягся от ярости.