– Что случилось, детка?
– У меня ужасный разговор с Недом. Он, кажется, совсем сошел с ума. – Она понизила голос, но обрывки я все же слышал. – Во всем виновата эта ужасная девчонка… хочет жениться… нет, не потом – сейчас! Грубый, дерзкий и упрямый… я на пределе… прошу тебя, поговори с ним… нужен мужчина, кто-то, кто бы поговорил с ним, как отец…
Я с трудом сдерживался, чтобы не убежать через дверь в спальню моей матери. Но мне не хотелось выглядеть так, будто я испугался и убежал. И я остановился у кресла, вцепился руками в его высокую спинку.
Драммонд вошел в комнату. Он был одет, как джентльмен, в один из костюмов, которые заказал к приезду Галахера, а в кармане его бархатного жилета лежали часы, которые Драммонд выиграл в покер. Волосы он зачесывал назад, баки подравнивал и даже отрастил небольшие усы. Я попытался вспомнить уродливого, неухоженного, но веселого ирландца, который подбросил вверх свою шляпу и купил фиалки моей матери, но память путалась, и в конце концов это воспоминание превратилось в далекий сон.
– Ну, Нед, – сказал он мне, улыбаясь и закрывая дверь, – твоя мать очень недовольна, тут ошибки быть не может. Что это за чепуха о женитьбе?
– Я не собираюсь обсуждать это с вами, – ответил я.
– И я тоже. – Он по-прежнему улыбался. – Но поскольку твоя мать отдала королевский приказ, у нас, кажется, нет выбора – только исполнять. Послушай меня, ты не должен ни в чем винить свою мать. Семья Галахер никогда не вызывала у нее симпатий, но еще важнее то, что она ничего не может с собой поделать, – ведь ее воспитали в том дворце на Пятой авеню. Но если ты спросишь мое мнение, я тебе скажу: у тебя хороший вкус. Галахеры – отличная, счастливая семья, и девочек воспитывали правильно, а уж Керри – на нее любой посмотрит и откроет рот. Поэтому, как ты понимаешь, я не согласен с твоей матерью, когда она говорит, что ты не должен жениться на Керри. Напротив, я бы советовал тебе жениться на ней, когда тебе стукнет двадцать один, когда ты будешь сам себе хозяин, когда ты немного повидаешь мир и узнаешь то, что нужно узнать. Нед, только не женись до двадцати одного. Я женился и часто жалел об этом. Если тебе хватает ума учиться на ошибках других людей, то, думаю, твоя гордыня позволит тебе научиться и на моей ошибке.
Я ничего не ответил, а он, увидев, что я намерен хранить молчание, закурил сигарету, чтобы дать себе время подумать. Я вспомнил дни, когда эта уловка заставляла меня поверить ему. Теперь она казалась мне дешевым трюком.
– Нед, я не хочу ссориться с тобой, – признался он наконец. – Мы слишком давно дружим. Позволь мне предложить тебе компромисс, который устроит нас обоих лучше, чем ссора. Женись на Керри, но не сейчас. Отложи это на год.
– Я отказываюсь ждать, – ответил я.
– Ждать чего? Женитьбы? Или страждущей женщины и всех наслаждений, которые она может тебе дать?
Я отвернулся:
– Не вижу смысла обсуждать это и дальше.
– Нед, тебе нет нужды ждать этого. Жди свадьбы и жди Керри, но ждать всего остального нет нужды.
– Ничто другое меня не интересует. Если вы меня извините, то я…
– Ты так говоришь только из нежелания согласиться с тем, что любой совет, который я тебе дам, вероятно, будет наилучшим советом, какие ты когда-либо получал! Брось, Нед. Повзрослей немного, будь честным перед самим собой!
Он стоял перед дверью, которая вела в коридор, поэтому я двинулся к двери, ведущей в спальню матери. Но он перехватил меня. Сжал толстыми, грубыми пальцами за руку и аккуратно прижал к стене.
– Не надо выходить из себя. – Драммонд продолжал говорить ровно, хотя я и знал, что он очень зол. – Ведь ты же совсем не так глуп. Я на твоей стороне и хочу тебе помочь. Послушай меня, за Клонарином живет женщина, некая миссис Костелло. Когда-то давно я к ней захаживал. Для тебя она, конечно, слишком стара, но, говорят, ее племянница, которая живет с ней, становится сплошное гостеприимство, если увидит молодого человека, который ей понравится. Поедем со мной завтра в Клонарин, и я вас познакомлю.
Меня переполняло желание поскорее уйти.
– Да, сэр. – Я уставился в ковер.
Его пальцы на моей руке расслабились, он похлопал меня по спине:
– Я всегда знал, что ты умный парень. Рад, что ты меня понял.
Я улизнул. Бежал по коридору до самой своей комнаты и успел добежать до рукомойника. Меня вырвало. Понятия не имею, почему мне стало так плохо, но я сказал себе, что все из-за его желания подменить Керри проституткой, – это вызвало у меня отвращение.
И только позднее я признался себе, что очень боялся Драммонда, а когда признался себе в своем страхе, смог спросить себя: верю ли я все еще, что мой отец умер естественной смертью?
– Мы уходим, – сказал я сразу же после ланча на следующий день.
– Нед, твоя мать будет в ярости! Мы собирались начать новую вышивку!
– Забудь про мою мать. Ты идешь со мной.
– Куда?
– В домик. У меня есть фляжка с молоком и пять булочек с изюмом.
Пока мы спешили вверх по склону, я поведал ей о сцене с Драммондом. До этого я ей упомянул только о том, что моя мать возражает против нашей женитьбы в таком молодом возрасте.
– Это просто ужасно, в какую грязь залезают старики! – Она была в ужасе. – Как так может быть: жениться тебе нельзя, а посещать продажную женщину – можно? Я никогда не думала, что мистер Драммонд такой порочный. У мамы и папы случился бы припадок, если бы они узнали.
– Ты так думаешь? Уверена? А может быть, твой отец просто сказал бы, что так уж устроен мир?
– Я начинаю понимать, в каком мире живет папа. Возможно, я уйду из него и стану монахиней. Знаешь, я ведь хотела стать монахиней, когда мне было десять.
Я остановился, чтобы показать ей, как она непригодна для монашеской жизни.
– Мы поженимся в мой день рождения, – сообщил я, когда она убедилась, что монастырь не для нее.
Теперь настала ее очередь пугаться.
– Нед, мистер Драммонд будет в ярости!
– Пусть с ним случится апоплексический удар – меня это мало трогает. Он мне не отец, а если попытается вести себя как отец, то я не позволю. Мне уже почти шестнадцать, и черт меня побери, если я позволю кому-то диктовать мне, как я должен жить.
– Ты такой смелый! – с восторгом воскликнула Керри.
Но я вовсе не был смел. Даже булочка не лезла мне в горло.
– Я напишу маме и папе, скажу, что я потеряла девственность, – предложила, задумчиво жуя, Керри. – Тогда им придется позволить тебе жениться на мне, правда?
– Ничего такого ты не сделаешь. Я женюсь на тебе со всеобщего разрешения и без ущерба твоей репутации. И все буду делать как полагается, и никто мне не помешает.
Я надеялся, что стану смелее после этих отважных заявлений, но, когда мы прокрались в Кашельмару в пять часов, сердце мое колотилось как бешеное, а руки стали такие липкие, что мне едва удалось открыть боковую дверь дома.
– Что теперь? – прошептала Керри.
– Пойдем в детскую. Ничего ужасного там не может случиться. И я обещал Джону помочь перестроить его ферму. Только я сначала поднимусь к себе и поменяю туфли. Те, что на мне, разваливаются, и носки промокли.
– А мне идти?
– Я приду к тебе в детскую.
Я неслышно поднялся по задней лестнице, пронесся, словно ветер, по всем коридорам, добрался до святилища моей комнаты. Облегченно вздохнув, нырнул внутрь.
– Добро пожаловать домой, – произнес Максвелл Драммонд.
Он стоял за дверью и, когда я развернулся, захлопнул ее, перекрывая мне путь к отступлению. В его внешности было что-то странное, но у меня ушло несколько секунд, чтобы понять, что он без пиджака. Его пиджак лежал на кровати, и он снял тяжелый кожаный ремень, который всегда носил со своей рабочей одеждой. Я поискал взглядом ремень, но не нашел его. И только когда снова посмотрел на Драммонда, увидел, что он держит ремень в правой руке.
– Где ты был? – спросил он тихим, спокойным голосом без всякого выражения.
– Гулял.
– С Керри? Твоя мать сказала, что и ее тоже не было.
– Да, я был с Керри.
– Мне казалось, что мы с тобой договорились о встрече.
– Вы ошиблись, – возразил я. – Я передумал. Извините, что не сообщил вам.
– Черт меня побери, если я хоть что-нибудь тебе прощу. Что ты сделал с девочкой?
Я смотрел на него с ужасом, понимая, что потерял дар речи.
– Господи Исусе! – воскликнул он, раскалившись от злости добела. – Я должен был догадаться, каких можно ждать глупостей от такого избалованного ублюдка, как ты! Твоя беда в том, что мы с твоей матерью носились с тобой как с писаной торбой, тебе постоянно сходили с рук те штуки, что ты выкидывал, – другой ребенок уже сто раз был бы наказан. На сей раз ты зашел слишком далеко! Я тебе преподам урок, который ты не скоро забудешь.
Мне удалось проговорить:
– Я ничего плохого не сделал. Я к ней не прикоснулся. Я хочу, чтобы все было как полагается.
– Ты маленький лжец, – прорычал он и на самом гнусном языке описал мне, как я, по его мнению, провел день.
Что-то во мне хрустнуло. Комната закрутилась, перед глазами сгустился красный туман, и весь страх вдруг прошел. Я оттолкнулся от шкафа и бросился на Драммонда. Двигался так стремительно, что застал его врасплох, и вся моя копившаяся ненависть вылилась в удар кулаком ему по лицу. Он увернулся, но недостаточно быстро. Мой кулак задел его по касательной, и он отпрянул к двери. Я опять бросился на него и занес руку для удара. Я кричал на него, но едва ли понимал смысл своих выкриков. Я обзывал его по-всякому, короткими отвратительными саксонскими ругательствами, я сказал ему, чтобы он убирался из моего дома. Но тут он схватил мое запястье, выгнул так, что я взвыл от боли, выкрутил руку, отчего я упал на колени, а в следующее мгновение я лежал на полу, обездвиженный, прижимаясь лицом к ковру. Он стащил с меня пиджак, – вероятно, я мог бы вырваться в тот момент, но он так держал меня за руку, что малейшее движение могло ее сломать.