Ответа мне пришлось ждать две недели, но, еще не получив их совместного ответного письма, я начал подозревать, что они сносятся друг с другом. Дьюнеден находился в своем имении в восьмидесяти милях от Кашельмары, и кузену Джорджу ничего не стоило приехать к нему из Леттертурка на военный совет.
«Мой дорогой Патрик, – написал Джордж; тон его письма был такой холодный, что у меня не осталось никаких сомнений: он писал его под диктовку Дьюнедена. – Мы с лордом Дьюнеденом получили твои письма от 23-го числа, и, поскольку я имел удовольствие обедать с ним сегодня, мы сочли, что имеем основания подробно обсудить твою ситуацию. Однако мы пришли к выводу, что многие детали нам неизвестны, и мы будем признательны, если ты сможешь встретиться с нами в самое ближайшее время, чтобы мы могли узнать их от тебя. Я бы предложил побеседовать в Кашельмаре в конце недели, пятнадцатого августа. Пожалуйста, дай мне знать о твоем отношении к такой встрече, чтобы мы могли произвести необходимые приготовления. Остаюсь твоим любящим кузеном…»
У меня не оставалось выбора – только ехать. Я предупредил Сару, что возникла некая кризисная ситуация и Макгоуан вызывает меня; она весьма сочувственно отнеслась к этому. Даже предложила поехать со мной, что, на мой взгляд, было чертовски благородно с ее стороны, ведь жена ненавидела Кашельмару. Но я, конечно, настоял на том, чтобы она осталась в Англии. К счастью, поскольку с нами собирались побыть Маргарет с мальчиками, мне не пришлось настаивать слишком долго. Но с Дерри я мог позволить себе больше откровенности. Я ему уже сообщил об ужасной беседе с Ратбоном, а теперь с облегчением поделился страхом перед приближающимся разговором в Кашельмаре.
– Джорджа я не опасаюсь, – рассуждал я. – С ним я могу встретиться в любой день, но Дьюнеден – он совсем из другого теста. Я теперь жалею, что и его втянул, но для одного Джорджа такая сумма была бы неподъемной, а больше мне обратиться не к кому. Бог мой, Дерри, я бы хотел, чтобы ты был со мной! А то я боюсь, как мышь. И мне даже не стыдно в этом признаться.
– Я поеду с тобой, если хочешь, – сразу же согласился он. Нет на земле друзей лучше Дерри. – Мне наплевать и на этого старого седобородого козла, и на потрепанную толстую жабу.
И он так похоже изобразил кузена Джорджа, наставляющего меня, что я не мог удержаться от смеха, а посмеявшись, почувствовал себя лучше и уже не так боялся предстоящего мне испытания.
– Нет, – отказался я, собирая все свое мужество. – Я сам залез в эту яму – сам должен и выбираться. Было бы несправедливо еще и тебя заставлять мучиться. Оставайся с Кларой и почитай за меня новенну или соверши какой-нибудь другой католический ритуал, которые ты так любишь.
Он стал возражать, но я проявил твердость и на следующее утро, приняв самое свое отважное выражение, отправился в муторное путешествие в Ирландию.
Когда добрался до Кашельмары, шел дождь, а в доме стояла сырость, как в склепе. Присев у камина в библиотеке, я выпил много горячего бренди с водой, прежде чем набраться мужества и подняться в мою комнату, но на следующее утро из носа у меня потекло, и я проникся невыносимой жалостью к себе. Дождь еще не кончился. Озеро имело цвет закопченного стекла, а на горах лежал густой туман. Делать мне больше было нечего, и я снова устроился у огня в библиотеке с горячим бренди и водой, и вот, когда я уже почувствовал себя лучше, появились кузен Джордж и Дьюнеден, и я опять ощутил себя больным, как голодранец в тюрьме.
Мне и в голову не приходило, почему они решили встретиться со мной в Кашельмаре вместо Дьюнеден-касла или Леттертурка, но ответ вскоре стал мне ясен. Мои инквизиторы хотели поговорить с Макгоуаном, посмотреть книги и убедиться, что имение управляется в моих наилучших интересах.
– Патрик, откровенно говоря, – сказал Дьюнеден своим хорошо поставленным голосом, – я никак не могу поверить, что ты жил настолько не по средствам, что тебе нужен кредит в таких огромных размерах.
– У меня в этом году было много крупных расходов, – смиренно объяснил я.
Понимая, что лучше молчать о громадных проигрышах в карты или о свадьбе Дерри, я сказал только:
– Господи, Джордж, ты же не ждешь, что я предоставлю список трат. Поговори с Ратбоном, если тебя интересуют подробности, но лично я не понимаю, зачем нужна такая въедливость.
– Мой дорогой Патрик, – заявил Дьюнеден, напомнив мне своим тоном отца, – ты просишь нас дать тебе в долг значительную сумму. Полагаю, мы в таких обстоятельствах обязаны поинтересоваться твоими финансовыми делами.
– Да, конечно, – пробормотал я, спеша успокоить его. – Это я понимаю. Хорошо. Так с чего мы начнем?
Что за ужасный это был день! Вызвали Макгоуана, принесли бухгалтерские книги, исследовали каждый пенс дохода с имения. Следующие три дня мы объезжали имение (дождь шел непрерывно) и инспектировали все на месте. Кузен Джордж заметил, что арендная плата скандально низка, потому что для многих арендаторов она не поднималась с начала пятидесятых, и Дьюнеден тоже счел это ошибкой – арендная плата должна быть поднята до реальных сумм.
– Как только ирландцы привыкают к крыше над головой за гроши, – заявил он, – они будут ногтями и зубами отбиваться, чтобы не платить больше.
А кузен Джордж добавил:
– Ты им дай палец – они оторвут всю руку. И потом, это для их же блага, Патрик. Если ты обанкротишься, то это им не поможет. А я видел много погибших имений после голода и знаю, как арендаторы страдают в таких обстоятельствах.
Несмотря на все это, Макгоуан, хотя и неохотно, был признан честным, а его работа – вполне приемлемой.
– Так, – подвел итог Дьюнеден, когда Макгоуану были даны поручения относительно новой арендной платы, – с Кашельмарой мы разобрались. Теперь требуется заняться Вудхаммером.
Я пытался возражать, но это было бесполезно, потому что они держали меня на коротком поводке, и мы все это понимали. Я оказался в очень неловком положении – пришлось объяснять Саре, почему я посвящаю моих родственников в свои дела, и весь этот несчастный процесс, который мы прошли в Кашельмаре, начался снова.
По иронии судьбы я всегда был совершенно уверен: в Вудхаммере все организовано идеально, но оказалось, старик Мейсон, мажордом, стал давать слабину, и доходы резко упали. Кроме того, по всей стране в сельском хозяйстве наблюдался спад. Не знаю почему, но кузен Джордж винил во всем падение урожаев, а Дьюнеден – увеличивающуюся экономическую мощь Соединенных Штатов, но я уверен, что оба они ошибались. Как бы то ни было, после недели, проведенной в Вудхаммере, Дьюнеден заявил, к моему ужасу, что мы должны ехать в Лондон и поговорить с мистером Адольфусом Ратбоном из «Ратбон, Армстронг и Мазер».
Остановить его я не мог. Два дня спустя я сидел в маленькой столовой моего дома на Курзон-стрит и в отчаянии слушал, как Ратбон беспечно рассказывал о городских домах, шикарных многолюдных свадьбах, амбулаториях на западе Ирландии, бесчисленных бальных платьях и последнее, хотя и самое неприятное, о мистере Голдфарбе с Бред-лейн и его убийственных процентах.
В довершение всего до Дьюденена дошли слухи о том, что я как-то раз в «Альбатросе» за один вечер просадил три тысячи фунтов. Я понял, что мне если что и светит, так это крупная взбучка.
К этому времени я пребывал в смешанных чувствах: злость, негодование, униженность. Был вне себя от ярости, что они сочли возможным совать нос в мою жизнь, и хотя я признавал их право знать, как обстоят мои дела, но все же полагал, что между джентльменами заем либо дается, либо нет, без всяких вопросов. И только из-за того, что я их родственник, они осмелились разобрать по косточкам мои дела. Еще я пребывал в ярости оттого, что меня унижают перед моим юристом и моими слугами, относясь ко мне как к неразумному ребенку, который не в состоянии содержать свой дом в порядке. Я знал, что вел себя глупо, – тут и возразить нечего. Но все совершают ошибки, и мое глупое поведение не сделало меня никчемным мошенником, как явно считали они. Единственная причина, почему я играл с ними в эту игру, состояла в том, что мне отчаянно требовались деньги, но в конце я даже начал сомневаться: не слишком ли высокую цену плачу, подвергаясь такому унижению со стороны родственников?
Час расплаты настал в одно прекрасное утро, когда мы собрались в гостиной дома Дьюнедена на Брутон-стрит. Дьюденен, видимо осознавая, что, ввиду отсутствия кровного родства со мной, его высокомерная позиция будет более непозволительной, назначил говорить от имени их обоих кузена Джорджа.
– Итак, Патрик, – заявил, как всегда напыщенно, кузен Джордж, – мы наконец пришли к решению.
Чертовски мило с вашей стороны, в ярости думал я, но мне удалось придать лицу вежливо-вопросительное выражение.
– Мы решили дать тебе деньги…
У меня вырвался вздох облегчения.
– Это очень достойно с вашей стороны, – искренне сказал я. – Огромное спасибо.
– На определенных условиях, – добавил Джордж, даже не дав себе труда ответить на мои слова благодарности. Пошло-поехало, подумал я. – Прежде всего совершенно очевидно, что в течение следующих двух лет тебе придется жить скромно, пока твои долги не будут уменьшены до приемлемого уровня.
– Да, конечно, – согласился я. – Уверен, что не буду против круглый год проводить в Вудхаммере.
Я старался не думать о том, как на это прореагирует Сара, и сказал себе, что буду возить ее в Лондон на короткое время.
Но Дьюнеден, черт его побери, точно знал, о чем я думаю.
– Патрик, Вудхаммер уж очень близко к Лондону, – заметил он. – А в Лондоне слишком много искушений, чтобы потратить деньги. К сожалению, мы должны посоветовать тебе закрыть Вудхаммер по меньшей мере на два года, а дом в Лондоне на Курзон-стрит сдать, чтобы увеличить доходы. Твой кузен и я возьмем документы на право собственности этим лондонским домом в качестве обеспечения той крупной суммы, которую мы тебе предоставим. На мой взгляд, этот городской дом не имеет смысла продавать, поскольку ты не окупишь безумных затрат на него. Лучше его сохранить, если можешь, исходя из предположения, что стоимость недвижимости будет возрастать.