Добавить больше было нечего. У меня не оставалось выбора – только забыть о Драммонде, но я продолжала думать о нем и на протяжении следующих счастливых месяцев так и не смогла избавиться от ужасного желания увидеть его еще раз.
Вероятно, Маргарет посоветовала что-то Патрику после нашего разговора, потому что он стал очень нежен со мной и впервые за несколько месяцев мы опять стали спать вместе. К Новому году появились подозрения, что я снова беременна. У меня заметно увеличился размер талии, и я подумала, каким облегчением будет, если желание купить новую, модную одежду пропадет из-за растущего живота. Мы жили спокойной жизнью в Лондоне и почти не видели наших старых друзей, но я знала, что прежние искушения никуда не делись. Знал это и Патрик. Но он не поддавался своим пристрастиям к азартным играм, как я избегала ненужных трат, – может быть, мы после всех наших катастроф немного помудрели. Патрик все еще был очарован своим садом в Кашельмаре и продолжал перестраивать его на бумаге. Он перестал заниматься резьбой по дереву, но все время просматривал старинные книги по садоводству и брал Неда в свои поездки в ботанический сад в Кью.
В январе его отвлек сад в новом доме Маргарет в Миклхеме, маленькой живописной деревне в Суррей-Хиллз, к югу от Лондона. Маргарет купила особняк «Королева Анна», находившийся за гостиницей, и в саду были только неухоженные газоны и громадные кедры. Этот сад мало чем можно было улучшить, когда земля промерзла и затвердела, но Патрик не терял времени, рисовал планы розового сада, двух клумб и пары одинаковых фонтанов по сторонам беседки.
– Патрик, это же будет стоить целое состояние! – возразила Маргарет, когда он предложил сделать фонтаны из итальянского мрамора.
– Да, но подумай, как это будет красиво! – воскликнул он. – Маргарет, это станет памятником тебе.
– Какой ужас – как на кладбище! Нет, Патрик. Я буду рада клумбам и всем цветам, которые тебе придут в голову, но никаких фонтанов, никаких беседок и ни одного дюйма под итальянский мрамор.
Мы начали обживаться, и я помогла Маргарет в приятном вопросе заказа оставшейся мебели. Посещение Брайтона и Королевского павильона дали мне абсолютно новое представление об украшении интерьера, и, к ужасу Маргарет, меня очаровала мебель, украшенная вырезанными изображениями змеи.
– Глаз привлекает, но непрактично, – поспешила сказать она. – Создание комфорта – вот главная задача мебели.
А ко всему этому требовались шезлонги, диванчики, подставки для ног и еще бог знает что. Но мы с ней сошлись на приятных для глаза обоях в цветочек для малых гостиных. Такой выбор удовлетворил и вкус Маргарет к современной обстановке, и мое мимолетное стремление к экзотике.
Быстро пронесся январь. Томас и Дэвид вернулись в свои школы в Харроу, а Нед, который хорошо чувствовал себя в их обществе во время рождественских каникул, начал с мрачным видом слоняться без дела.
– Когда мы вернемся в Кашельмару? – услышала я как-то раз его вопрос Патрику.
Но тот не знал ответа. Раз в месяц он получал отчеты от Макгоуана, который писал, что ситуация ухудшается. Время от времени приходили сообщения от Маделин: люди толпами шли в амбулаторию, а богадельня в Леттертурке была переполнена выселенными. Но весной она написала: «Все полны радужных надежд относительно урожая этого года, и картофельные поля здоровы. Бог даст, к осени вы сможете вернуться в Кашельмару».
День или два спустя Макгоуан написал, что по-прежнему старается взыскивать арендную плату с тех, кто может платить, но был вынужден выселить три семьи, которые злонамеренно утаивали деньги. «Винить нужно политику, – строго добавил он. – Пока этот мошенник Парнелл[13] говорит крестьянам, что у них есть моральное право не платить аренду, ни здесь, ни в Ирландии не будет мира. Блэкбутеры встречаются в Клонарине каждое воскресенье и открыто признают свою связь с Братством, только теперь Братство называет себя Земельной лигой. Священник завяз в этом по уши, так что обращаться к нему, чтобы он нравственно наставил крестьян, бесполезно. Пришли трудные времена для преданного, трудолюбивого управляющего, милорд. Отовсюду летят ругательства и тухлые яйца, и мои собственные слуги не хотят работать на меня, потому что боятся мести со стороны блэкбутеров. Даже Хейсу и его жене сказали, чтобы они покинули Кашельмару, и Хейс так испуган, что убежит при первых признаках смуты. Если он уйдет, я буду вынужден обратиться к полиции, чтобы установили охрану дома, но для этого потребуются дополнительные деньги, так что заранее предупреждаю Вашу милость о возможном увеличении расходов. Ваша милость также должны знать, что управляющие повсюду бросают поместья, кроме тех, кому увеличили жалованье. Остаюсь, милорд, Вашим скромным, покорным и преданным слугой. Иэн Макгоуан».
Я продала пару бриллиантовых сережек, чтобы Патрик смог отреагировать на этот шантаж. Лично я сочла это письмо чудовищно дерзким, но Патрик заявил, что если Макгоуан уедет, то все будет потеряно, и он отправил деньги. Я не осмелилась возражать, когда Патрик намекнул, что мы могли бы продать кое-какие драгоценности, потому что боялась: откажи я – и он начнет играть, попытается выиграть нужные деньги.
Если не считать тревожного письма от Макгоуана, лето прошло спокойно. Нед помогал Патрику в саду, вся местная знать протоптала дорожку к двери Маргарет, а Томас и Дэвид, вернувшись из школы, начали ходить в долгие походы на Бокс-Хилл или по Моул-Вэлли. Томасу уже исполнилось восемнадцать. Он стал лучше выглядеть, но все еще во многих отношениях оставался неповоротливым и, казалось, ничуть не интересовался светскими разговорами и не имел к ним способностей. Его очень привлекала медицина, и он воображал, что у него большой талант препарировать мышей. Дэвид по контрасту был чрезвычайно общителен, покладист, разговаривать с ним не составляло труда. Из двух братьев он больше проявлял интереса к Неду. Брал его с собой на прогулки через луга к реке или сажал на двуколку с впряженным в нее пони и ехал в Доркинг побродить по магазинам.
Неду в декабре исполнялось шесть.
– Уж такой смышленый, – любовно говорила про него Нэнни.
– Такой высокий для своих лет, – вторила нянька, которую взяли для помощи с новым ребенком.
– Какой красавчик! – восклицала кухарка.
– Сара, какие мы счастливые, – говорил Патрик.
– Знаю, – отвечала я. – Знаю.
Я и себе все время повторяла, какая я счастливая.
– Некоторые люди рождаются счастливыми, – заметила племянница Патрика Эдит, которая, к сожалению, весной вернулась из дома своей сестры Клары.
Я ее не выносила. Ей уже исполнилось двадцать шесть, замужем она не была; из-за таких женщин у выражения «старая дева» и сложилась плохая репутация.
– Не могу себе представить, как ты выносишь ее в своем доме, – мрачно сказала я Маргарет вскоре после возвращения Эдит. – У тебя, вероятно, терпение святой.
– Мы должны делать скидку на человеческие слабости, – мягко ответила Маргарет, а потом рассказала, как трудно живется несчастной Эдит, ею пренебрегала мать, и она вечно жила в тени хорошенькой старшей сестры. – Бедняжка Эдит! Я точно знаю, что ей нужно, но представить не могу, как она сможет это получить.
– Ей нужна хорошая оплеуха, и она ее получит, если не станет поосторожнее.
К счастью, как только начался сезон, Эдит уехала в город к друзьям Маргарет и оставалась в Лондоне до июля.
В августе, когда Эдит стенала, что никто не пригласил ее покататься на яхте в Каус, родился мой третий ребенок. Девочка, очень хорошенькая, кожа розовая и белая, личико идеальное.
– Ты такая счастливая, Сара! – воскликнула Маргарет, чья дочь умерла во младенчестве.
– Какие мы счастливые! – восхищенно подхватил Патрик. – Два мальчика и теперь девочка. Как хорошо мы все устроили!
Он хотел назвать девочку Элеонорой.
– В честь твоей матери, вероятно, – предположила я, обдумывая его предложение.
– Слушай, я не думал о матери. – (Я не удивилась – Патрик никогда не вспоминал о своей матери. Несмотря на все его заявления о том, что он думает о ней с любовью, я давно поняла, что муж относится к ней крайне отрицательно.) – Я думал о моей сестре Нелл – это она меня воспитала.
Я подумала, что Элеонора – красивое имя, и мы так удивились тому, что пришли к обоюдному решению без споров, что нам хватило пыла выбрать ребенку до крещения и второе имя – Маргарет.
На следующий день после крещения от Макгоуана пришло мрачное письмо.
«Дождь не прекращается ни на день, – немногословно написал он, – и, похоже, овес никогда не взойдет. Урожай на торфах можно считать потерянным. Несмотря на мои прежние надежды, лето оказалось плохим, милорд».
Но нас ждали и еще более мрачные новости. Мы написали Маделин о рождении Элеоноры, и ее ответ пришел вскоре после письма Макгоуана. Ниже поздравлений она написала: «Урожая картофеля не будет, вонь гниющих картофельных всходов стоит непередаваемая. Люди сидят, тупо уставившись в почерневшие поля. Господь послал ирландцам еще одно страшное испытание. Молитесь за нас».
Больше от нее писем не приходило, но Маргарет начала сбор пожертвований беднякам Кашельмары, организовав несколько благотворительных акций, а мы с Эдит работали бок о бок, помогая ей. Эдит нравились благотворительные акции. Их организация давала ей основания разговаривать начальственным тоном и вести себя навязчиво. Я как могла сдерживалась, но вздохнула с облегчением, когда последняя посылка была отправлена отцу Доналу и в амбулаторию Клонарина был переправлен последний фартинг.
– Не знаю, сколько я еще выдержу в одном доме с Эдит, – в отчаянии сказала я Патрику. – Если бы только ситуация в Кашельмаре улучшилась.
Словно отвечая на мои пожелания, Макгоуан в октябре сообщил, что положение изменилось. Дожди прекратились, урожай созрел, и торфяные угодья можно спасти, если хорошая погода продержится. Что касается болезни растений, то она не затронула все, и картофель в Леттертурке продают по четыре пенса за стоун.