– Вы останетесь преданной женой Патрика. Не будете жаловаться.
– Да.
– Сара, мне нужно ваше слово.
– Обещаю.
– Да?
– Преданная жена… не жаловаться.
– Прекрасно. – Он прикоснулся ко мне. Я в шоке вскрикнула, а Макгоуан, увидев ужас в моих глазах, улыбнулся. – Так-то лучше, – проговорил он, приподнимая мой подбородок и вынуждая меня заглянуть ему в глаза. – Я люблю, чтобы женщины были покорными и послушными. – Его пальцы сжали мое лицо. Я бы вскрикнула еще раз, но едва могла дышать. – А теперь слушайте меня, – сказал он, понизив голос; улыбка исчезла с его лица. – Вы сдержите свое обещание, иначе, клянусь Господом, я прищемлю вас в таком месте, куда не заглядывает даже ваша горничная.
Он освободил меня. Я упала на кровать, и комната закружилась перед моими глазами.
– Патрик, ты хочешь что-нибудь добавить?
Наступила тишина – тишина Кашельмары, напряженная, пустая и жестокая.
– Отлично, мы уходим. Сара, до свидания. Не забывайте о том, что я вам сказал.
И я не забывала. Вспоминала ночь за ночью, день за днем, а когда в отчаянии пыталась вырваться из оков моего брака, перед моим мысленным взором возникал кошмар «договоренности» с Макгоуаном и застилал мой взор.
Прошла неделя. Они оставили меня в покое, а если я сталкивалась с Макгоуаном, он был настолько безупречно вежлив, что я вполне могла поверить, будто сцена в комнате наверху мне приснилась. Наконец, когда я пришла в состоянии, в котором могла с холодной головой обдумать сложившуюся ситуацию, я даже согласилась с ним в том, что скандал, который может повлиять на будущее наших детей, никому не нужен. После смерти Маргарет я решила, что будущее детей – это и мое будущее, и мне казалось чрезвычайно важным не ставить его под угрозу. Дети – это все, что у меня было. Мой единственный успех среди множества неудач, поэтому, что бы ни случилось, о них я должна думать в первую очередь. Что может значить моя частная жизнь и мое собственное унижение, когда на чаше весов лежит благополучие детей? Для них важно иметь двух родителей, которые внешне находятся в благопристойных отношениях. Любой намек на развод с какими бы то ни было слухами на неестественные пороки… Нет, немыслимо. Уж лучше договоренность с Макгоуаном, чем это. К тому же, как только Макгоуан переедет в Клонах-корт, я его почти не буду видеть.
Может быть, эта договоренность будет кошмаром, каким он мне и представлялся с самого начала. Мое унижение продолжится, но об этом, по крайней мере, никто не будет знать.
Нед не будет знать. Нед, с его яркими волосами и глазами, его бурной, неистощимой энергией, такой непохожей на робкую живость Джона. Люди утверждали, что молчаливость Джона странная, но сын мог говорить, я знала, что мог, и он был таким ласковым, ничуть не похожим на Неда, – тот вечно стремился в какую-нибудь экспедицию, и все его ласки ограничивались резким объятием на бегу. Джону требовалось только время. Маргарет это понимала, когда рассказывала мне истории о том, как поздно начал ходить Дэвид.
Как мне не хватало Маргарет!
– Маленькая хорошо ходит, миледи, – сообщила Нэнни, когда я помогала Элеоноре идти по полу детской. – Я думаю, она еще до года начнет ходить.
Элеонора походила на Неда яркостью волос и глазами. Она обещала стать хорошенькой, и я с нетерпением ждала, когда она подрастет немножко, чтобы я могла назаказать ей кучу платьиц, шелка, муслина, кисеи, шляпок, включая и соломенные с розовыми ленточками, и маленькие чепчики для воскресных служб в часовне. Я ясно видела, как иду по аллее азалий, Патрик легонько держит мои пальцы, дети идут рука об руку… и никто не знает.
В сентябре Макгоуан начал работы в Клонах-корте и объявил, что переедет туда в новом году.
Слава богу, подумала я и начала с нетерпением ждать нового года, как заключенный ждет дня освобождения.
– Сара, – обратилась ко мне Эдит в начале октября, – ты не могла бы уделить мне минутку?
На Эдит было платье, дополненное косынкой[15], очень модное, со множеством алых оборочек – в цвет ее нарумяненных щек. Поначалу я подумала, что она отважилась снова надеть турнюр, но потом поняла, что на ней плохо сидит корсет.
– Да, Эдит, конечно.
Я писала письмо Чарльзу, но отложила перо. Мы с Эдит избегали друг друга этим летом гораздо успешнее, чем я надеялась. И я даже забыла, когда мы в последний раз «обменивались словами».
Эдит села. Мы находились наверху, в комнате, которую я переоборудовала в маленький будуар или гостиную для себя. Я испытывала потребность в приватности, и, хотя и думала, что Патрик будет возражать, он согласился с этой идеей и даже предложил купить новую мебель для комнаты, если я пожелаю. Но я не хотела лишних трат – принесла старую мебель с чердака, заказала новую обивку для греческого дивана и стульев и попросила отполировать заново письменный столик карлтон-хаус. Мне успели приесться экзотические вкусы принца-регента, и я не находила их более декадентскими. Кашельмара незаметно влияла на меня, и точно так же, как я больше не считала этот дом уродливым, теперь находила моду начала века более привлекательной, чем изыски современных мастеров с их машинами.
– У меня для тебя важная новость, – сказала Эдит.
– Да? Ой как интересно! Слушаю. – Я подумала, может, она получила приглашение от Клары на Рождество. Они забыли про ссору и снова регулярно переписывались.
– Я выхожу замуж.
За этим наступило молчание. Я посмотрела на огонь в камине и туман за окном, потом на мое незаконченное письмо Чарльзу на письменном столе.
– Эдит, как это здорово! – Но это было совсем не здорово. Я предвидела конец моей свободы и моего тюремщика – не на отдалении, а расположившегося навсегда у дверей моей камеры. – И кто тот джентльмен, которого я должна поздравить?
Она сказала. Я попыталась придумать какой-нибудь ответ.
– Младший Макгоуан, конечно, – улыбнулась Эдит, видя, как я подыскиваю слова.
– Конечно, – повторила я, все время спрашивая себя, что ей известно и есть ли хоть малейшая возможность заставить ее переменить решение.
– Свадьба состоится в новом году. Клонах-корт к тому времени будет готов, и Хью сделает его очень удобным. Однако, – сказала Эдит, снова улыбаясь мне, – я предполагаю, что мы часто будем встречаться в Кашельмаре.
Я ничего не ответила. Снова наступила пауза.
– Понимаю, ты думаешь, что я выхожу за человека, который ниже меня по положению, – проговорила Эдит, однако, судя по ее голосу, ее это ничуть не обескураживало.
– Естественно, я думаю, что ты выходишь за человека ниже тебя по положению, – подтвердила я. – Хью Макгоуан никак не принадлежит к твоему классу.
Снова наступило молчание.
Эдит продолжала улыбаться, и я, поняв, как она меня ненавидит, вдруг увидела перед своим мысленным взором ряд картин из будущего, каждая более ужасающая, чем предыдущая.
– Пожалуйста, Сара, не беспокойся, – заговорила Эдит. – Я объявляю, что буду истинным образцом конфиденциальности. Конечно, я рассчитываю на маленькие услуги с твоей стороны время от времени, но ничего такого, что составило бы для тебя труд. Например, я жду регулярных приглашений из Кашельмары и хочу вращаться в твоем социальном кругу. Патрик говорит, что у тебя полно планов на будущее, потому что ты хочешь, чтобы дети не выпали из твоего круга. – Она помолчала. – Да брось, Сара, не упрямься! Ты ведь все равно не сможешь меня изолировать, когда я выйду замуж. Хью это не понравится. Он, напротив, даже считает, что, если я буду жить рядом с тобой, это пойдет тебе на пользу. Тебе нужно общество человека твоего возраста, чтобы поднимать настроение, когда ты падаешь духом, – человека, который… приглядывал бы за тобой. Это так предусмотрительно с его стороны. Ты не считаешь?
Я положила перо. Глядя на пламя в камине, произнесла:
– Эдит, я думаю, нам больше нечего сказать друг другу в настоящий момент. Если ты меня извинишь, я бы хотела закончить это письмо.
– У-тю-тю, – протянула Эдит. – Мы вдруг начали дерзить? Раздражаться!
– Эдит, я не могу поверить, что ты и в самом деле хочешь выйти замуж за такого человека.
– А почему нет? Я устала оттого, что на меня не обращают внимания, обходят, жалеют и забывают! И мне нравится Хью. Он единственный мужчина, который похвалил мой ум. «Мне нужна умная, исключительная жена, – сказал он. – Женщина, способная действовать в необычной ситуации с максимальной эффективностью и конфиденциальностью. Мне нужен партнер, которому я могу доверять, который сможет разделить мои амбиции».
– Он женится на тебе только для того, чтобы скрыть свои отношения с Патриком, – заметила я.
– А вот и ошибаешься. Я ему нравлюсь в той же степени, в какой он нравится мне.
– Думаю, ему нравится мысль о богатой жене, и больше ничего. Твои деньги компенсируют ему скучную необходимость разделять с тобой дом.
– Как ты смеешь говорить такие вещи!
– А почему нет? Это же правда. Делить с тобой дом – скука смертная. Уж мне ли не знать.
– Ты безнравственная злоязычная шлюха! – завизжала Эдит. Она покраснела, ее выпученные глаза горели от ярости. – Ты еще пожалеешь!
– А ты пожалеешь, что не осталась старой девой, – отрезала я. – Одному Господу известно, какой брак тебя ждет.
Она не ответила. Вылетела стрелой из комнаты, и, когда дверь захлопнулась за нею, меня начало трясти при мысли, что она пожалуется Макгоуану.
– Это с вашей стороны было не очень благоразумно, – бросил Макгоуан, войдя в комнату без стука; потрясение, которое я испытала при виде его, заставило меня резко вскочить на ноги. Журнал мод, доставленный этим утром, выскользнул из моей руки на пол, но я не сделала попытки поднять его. – Сядьте.
Я села на стул у окна и молча уставилась на него.
– Если вы хотите, чтобы я относился к вам с минимальной вежливостью, – сказал он, – то вы должны изменить ваши манеры общения с Эдит.