майте о том, что видите. Этого нет. Все уже случилось. Случилось века назад, и даже Орел не может ничего исправить.
Река Времени когда-нибудь затопит мертвый остров, но пока Все не обратится в Ничто или пока Странник не устанет от Любви и Прощения и не отринет Надежду, приговор не изменить.
Воин, словно бы грезивший наяву, оборвал себя на полуслове.
– Идите, и да помогут вам Сталь и Пламя не вспоминать каждую ночь об увиденном. Нэо Рамиэрль! Не забудь, что я тебе сказал. Возможно, мы еще увидимся и даже узнаем друг друга. Удачи!
В вечерних глазах Ангеса промелькнуло нечто трудноуловимое – то ли горечь, то ли гордость, то ли вызов. Воин выхватил меч и под победный вой волка вскинул вверх, поймав клинком заходящее солнце. Блеснул алый луч, изгибаясь дугой, внутри которой вскипела кромешная Тьма. На сей раз лльяма не спешила, замешкались и Норгэрель с Аддари. Рамиэрль почувствовал, как его сердце, все еще живое и горячее, судорожно забилось, но эта дорога, какой бы горькой она ни была, могла вести к дому, и Нэо пошел по ней.
Лесные проселки походили друг на друга, как горошины из одного стручка, но ехать трактом Мария не решилась. Если Ее Иносенсия захочет ее вернуть, она пошлет белых рыцарей прямым путем. Анастазия умна, но ей и в голову не придет, что за поступком ее помощницы стоит нечто большее, чем желание услужить. Она уехала тайно, воспользовавшись тем, что Предстоятельница отбыла в Кантиску, где в очередной раз пытались выяснить, являются ли Мальвани еретиками. Этот вопрос Анастазию волновал мало, но она не могла не поехать туда, куда едет Илларион. Марля давно заметила, что Ее Иносенсию Предстоятель антонианцев заботил больше других дел, земных и небесных. На следующий день после отъезда Анастазии уехала и сестра Мария, оставив верноподданническое письмо о том, что отправляется разузнать и доложить покровительнице, что же творится на севере. Это было и правдой, и нет.
Мария и в самом деле намеревалась выяснить все про проклятую песенку и настроения местных нобилей, но главным было другое. После разговора с Ее Иносенсией она написала в Гран-Гийо и очень быстро получила ответ, заставивший задуматься. Девушку мало занимал второй брак матери с второразрядным бароном, она так и не удосужилась встретиться с приезжавшими в Мунт родичами, те, впрочем, тоже не явились в обитель.
Маргарита росла наблюдательной девочкой, конечно, она ушла из дома очень давно и многое пропустила. Возможно, оставшись одна, мать и не устояла перед огромным бароном, но в то, что она позволила ему куда-то отослать близнецов, выбрав не детей, а мужчину, верилось с трудом. Да и письмо, в котором мать уведомляла о своем замужестве и переезде в замок супруга, было каким-то странным. Тогда она, увлеченная Мунтом, не обратила на это внимания, но теперь поняла, что именно ее удивило. Клотильда Гран-Гийо не звала свою дочь к себе. Обида? Нет, мать прощала ей любые грубости, вплоть до прямых оскорблений. Она писала куда чаще, чем хотелось Марии, и звала приехать, даже когда была беременна, если, конечно, была.
Мысль о том, что ее новоявленные брат и сестра на самом деле пропавшие дети пропавшего короля, сперва показалась Марии безумием. Главным образом из-за того, что отчим был сторонником Лумэнов, но барон был по уши влюблен в мать, а та без разговоров приняла б племянников Филиппа, если б кто-то догадался их привезти. Чем больше Мария размышляла, тем больше убеждалась, что ее догадка может оказаться правдой. Значит, ее нужно проверить! Знать, где дети свергнутого короля, полезно в любом случае, а кому об этом говорить, и говорить ли, она решит потом. Возможно, с этого начнется ее союз с Тартю. Или с Мальвани. Но Анастазия об этом не узнает в любом случае.
Мать о своем приезде девушка решила не уведомлять: та могла отправить «близнецов» погостить, а правду придется вытрясать именно из них. Говорят, мальчик – вылитый отец, а девочка похожа на Марту Оргондскую в детстве. Если так, нужно как следует рассмотреть свалившегося с неба «брата». Внешность девочки ничего не решает – по словам матери, в Эльте их с Мартой Тагэре принимали за родных сестер.
Пьер сбился с ног, пытаясь отыскать Тагэре, его детей и маркиза Гаэтано, он оценит, если ему подскажут место, где скрывается хоть кто-то. Мальвани тоже оценят, но они далеко и воюют. Мария слышала разговор Рогге с Эжем – отчим короля не исключал, что Тигр передушит «Селезней». Пожалуй, она не станет ничего говорить о детях, пока не выяснит, чья взяла.
Хотя зачем ощипывать летящего фазана? Скорее всего, близнецы и впрямь приходятся ей братом и сестрой. Что ж, тогда она сделает то, что обещала, а именно: разберется в северных делах и доложит Ее Иносенсии. В крайнем случае, придется выслушать поучение об излишнем усердии. Ничего, эту беду пережить можно.
Дорожный возок, нанятый молодой состоятельной мещанкой, направлявшейся к мужу (циалианская сестра не может путешествовать одна, без рыцарского эскорта, а рыцари Оленя в Гран-Гийо не нужны), остановился и стал неуклюже разворачиваться. Мария раздвинула занавески и спросила, что случилось
– Да дурак он, госпожа, – ехавший рядом охранник презрительно указал на возницу, – не туда заехал. Тут только коровы ходють, повертать надо.
Мария, сдержав раздражение, откинулась на жесткую спинку. Возок покатил назад, за окном тянулось все то же мелколесье. Мало-помалу накатила дрема, из которой девушку вырвали грубые мужские голоса. Не успела Мария прийти в себя, как дверца распахнулась и в ней показалась не блистающая красой физиономия.
– Лейтенант Пушон. Кто вы? Куда и откуда направляетесь?
– А в чем дело?
– Отвечайте!
– Я... Мадлен Райи (так звали ее подругу, нет, не подругу, подруг у нее не было, соседку) из Фаро. Еду в Гран-Гийо.
– Куды-куды, – переспросил страж, – это ж совсем в другую сторону?
– Мы сбились с дороги, – брезгливо сморщившись – от вояки безбожно разило чесноком, – сказала Мария.
– А откуда?
– Из Мунта.
– Вон оно как, – хмыкнул чесночник, – не пойдет, сударыня! Все едут из Мунта, и все сбились с дороги, как бы не так! Так мы и дадим вам заразу развозить, а ну завертайте!
– Я не собираюсь сворачивать, – надменно произнесла Мария, забыв, что на ней нет белого покрывала, – мне нужно в Гран-Гийо.
– На Мунтский тракт тебе нужно. Короче, заворачивай, а то хуже будет! Пешком пойдешь.
Возражения от чесночника отлетали, как от стенки горох, а взятка, похоже, была предложена слишком поздно. Пришлось ехать туда, куда было велено. Даже не ехать – ползти. Вместе с ними тащилось несколько телег, шли какие-то люди. В окно кареты Мария рассмотрела пятерых или шестерых горожан, наемника, бродячего зубодера, а потом какой-то детина бесцеремонно распахнул дверцу кареты и хлопнулся напротив Марии. Несмотря на жару, он кашлял, чихал и сопел. Девушка брезгливо отодвинулась, а наглец шумно шмыгнул носом, сплюнул на пол и грязно выругался. Нужно было гнать его в шею, но на Марию напал какой-то столбняк, она молча смотрела на простуженного мерзавца, а тот, еще раз плюнув, пересел к ней. Разумеется, он был пьян!
Возок тащился со скоростью смертельно больной улитки, и распахнуть дверцу и позвать на помощь было проще, чем самой выталкивать распустившего руки нахала. Нанятый охранник, как назло, куда-то подевался, возница делал вид, что происходящее его не касается, да и остальным было не до нее. Пьяница мерзко заржал и отпустил площадное словцо. Мария крикнула еще раз. На сей раз помощь пришла. Парень, похожий на проигравшегося наемника, дерзко подмигнул Марии и вскочил внутрь кареты, после чего пьяный наглец ее покинул через противоположную дверцу.
– Раз уж ты меня пригласила, – наемник ослепительно улыбнулся, – я проделаю остаток пути в твоем обществе.
Следовало его одернуть, но лучше такой защитник, чем никакого.
– Куда мы едем?
– В ближайшую деревню.
– А что случилось?
– Стражники утверждают, что чума.
Отряд выехал из леса и на рысях пошел к замку. Шарло Тагрэ, отзывавшийся нынче на имя Анри Гийо, вскинул руку и доложил караул-декану:
– Сигнор, к замку приближается отряд.
– Сигна?
– Три звезды на голубом поле и замок.
– Число?
– От трех до четырех дюжин.
– Когда гости достигнут горелой сосны, они выстроятся попарно. Извольте перечесть и доложить.
– Слушаю...
Пересчитывать, сколько воинов взял с собой барон Крэсси, не имело смысла. Это были друзья, а хоть бы и враги...
Четыре дюжины воинов для Гран-Гийо не опаснее, чем детская стрела для осеннего кабана, но Туссен Равье делал все, чтобы превратить новообретенного сына своего сигнора в настоящего рыцаря. В кругу приятелей Равье не мог нахвалиться подопечным, находя в нем множество отцовских достоинств, зато самому Анри вояка не давал спуску, впрочем, мальчик был этому только рад. Он упражнялся с утра до вечера, мечтая, как удивит отца, когда они наконец встретятся. В том, что Рафаэль отыщет своего друга и короля, Шарло не сомневался, его же дело исполнять приказания Туссена, который хоть и уступал покойному Артуру, был хорошим учителем.
Шарло стрелой взлетел назад на стену и отыскал глазами отряд. Сигна с тремя звездами и замком была уже совсем близко. Так... Сигноносец, двое сигурантов, сам сигнор, рядом с ним оруженосец с личным знаменем, затем двое аюдантов и попарно воины. Всего сорок семь человек. Странное число, ну да барону виднее.
– Сигнор Равье! С бароном Крэсси сорок шесть человек, в том числе сигноносец, оруженосец, двое аюдантов и двое сигурантов.
Туссен набросил на себя плащ с сигной Гран-Гийо.
– Прикажите опустить мост и догоняйте.
Караул-декан был куда большим блюстителем обычаев, чем отец и тем более Рито, но до господина Игельберга ему было далеко. Штефан не стал бы опускать мост, не убедившись, что люди на том берегу именно те, за кого себя выдают, а Рафаэлю б и в голову не пришло спрашивать друзей, по какой надобности они заявились.