– Падрейк мертв, – выдохнул монах. Потом сделал глоток воды, но часть пролилась ему на подбородок. Он выглядел предельно измученным. – Теперь я другой человек. – Он отодвинул мех дрожавшей рукой. – Но, клянусь всеми богами, старыми и новыми, двери защищало очень сильное заклинание. Я уже два десятилетия не пытался с таким справиться. Кажется, это едва меня не убило. – Он покачал головой. – Возможно, было бы лучше, если бы мне пришел конец.
– Ну, что ты такое говоришь! – воскликнула Мириамель. – Появляешься неизвестно откуда и продолжаешь нести прежнюю чепуху. Что ты здесь делаешь?
Кадрах отвел глаза:
– Я следовал за вами.
– Следовал за мной? Откуда?
– От самой Сесуад’ры – и продолжил после вашего побега. – Он посмотрел на дварров, закрывших каменную дверь пещеры, они что-то обсуждали, столпившись в дальнем углу и испуганно поглядывая на монаха, словно он мог оказаться переодетым норном. – А вот и они – домайни. Я никогда их не встречал.
Но Мириамель не позволила себя отвлечь:
– Что ты здесь делаешь, Кадрах? И кто тебя преследует?
Монах опустил голову и посмотрел на свои руки, сжимавшие рясу:
– Боюсь, я привел норнов к вам и вашим союзникам. Белые чудовища следовали за мной почти с того самого момента, как я спустился в катакомбы. Мне приходилось очень стараться, чтобы их опережать.
– Значит, ты привел их к нам? – Мириамель по-прежнему не понимала, какие чувства она испытывала, глядя на Кадраха. С тех пор как он сбежал от нее и их компании на озере Тритинг, она постаралась выбросить его из головы. Ей все еще было стыдно из-за спора о пергаменте Тиамака.
– Они больше никогда меня не схватят, – лихорадочно заявил монах. – Если бы я не сумел отпереть дверь, я бы спрыгнул с лестницы Тан’джа, чтобы не попасть к ним в руки.
– Но ты говоришь, что теперь норны снаружи, а из пещеры только один выход, – заметил Бинабик. – Не слишком удачно ты от них убежал, Кадрах или Падрейк, как там тебя зовут. – Бинабик слышал много историй про монаха от Мириамель и Саймона. Мириамель видела уважение в глазах тролля за то, кем однажды был эрнистириец, и презрение, которое Бинабик питал ко всякому, кто мог предать его друзей. – Он пожал плечами. – Камни Чукку! Хватит говорить. Давайте обратимся к важным вещам. – Он встал и направился к дваррам.
– Почему ты сбежал, Кадрах? Я сказала тебе, что сожалею о пергаменте Тиамака… и обо всем остальном.
Монах наконец поднял глаза. Его взгляд ничего не выражал:
– Но вы были правы, Мириамель. Я вор, лжец и пьяница уже много лет. И то, что я совершил несколько честных поступков, ничего не меняет.
– Почему ты постоянно говоришь такие вещи? – резко спросила она. – Почему так упорно видишь в себе только плохое?
На его лице появилось обвиняющее выражение:
– А почему вы желаете видеть во мне только хорошее, Мириамель? Вы думаете, что знаете о мире все, но вы, что бы с вами ни случилось раньше, лишь молодая девушка. У вашего воображения есть пределы, и вы не в силах понять, насколько черен мир на самом деле.
Обиженная Мириамель отвернулась и занялась изучением содержимого своей седельной сумки. Кадрах провел рядом с ней совсем немного времени, но ей уже хотелось его задушить – однако она искала для него что-то съестное.
Наверное, мне нужно заботиться о его здоровье до тех пор, пока я не решу его прикончить.
Кадрах прислонился к стене пещеры, опустил голову на грудь и закрыл глаза, усталость брала свое. Мириамель воспользовалась моментом, чтобы как следует его разглядеть. Он стал еще более худым с тех пор, как покинул луга тритингов; лицо обвисло, под кожей почти ничего не осталось. Даже в розовом свете кристаллов дварров монах выглядел серым.
Бинабик вернулся.
– Мы недолго будем оставаться в безопасности, – сказал тролль. – Йис-фидри предупредил меня, что защитные заклинания дверей больше никогда не будут достаточно прочными после того, как их удалось сломать. Не все норны такие мастера магии, как твой друг монах, но некоторые из них вполне способны справиться с этой задачей. И даже если никто не сумеет открыть дверь, ничто не помешает это сделать Прайрату.
– Мастера? О чем ты говоришь?
– Знатоки магии, владеющие Искусством, – то, что люди, не являющиеся членами Ордена Манускрипта, иногда называют магией.
– Кадрах говорил, что теперь он не может творить магию, – сказала Мириамель.
Бинабик смущенно покачал головой:
– Мириамель, когда-то Падрейк из Краннира был одним из самых лучших адептов Искусства во всем Светлом Арде – хотя, возможно, причина в том, что другие члены Ордена Манускрипта, даже величайший из нас, Моргенес, старались не рисковать и не использовали самые глубокие течения. Складывается впечатление, что Кадрах не утратил своего мастерства – как еще он мог открыть дверь дварров?
– Все произошло так быстро. Наверное, я просто не подумала. – Мириамель почувствовала, как в ней просыпается надежда.
Возможно, судьба привела к ним монаха неслучайно.
– Я сделал то, что должен был, – неожиданно заявил монах. Мириамель, которая думала, что он спит, вздрогнула. – Белые лисы скоро поймали бы меня. Но я не тот, что раньше, тролль. Работа с Искусством требует дисциплины и напряженного труда… и спокойствия. Но мне уже много лет такие вещи чужды. – Он снова прислонился к стене пещеры. – Теперь колодец опустел. Мне больше нечего отдать. Ничего не осталось.
Мириамель была полна решимости получить ответы.
– Ты до сих пор не объяснил, зачем ты следовал за мной, Кадрах.
Монах открыл глаза:
– Потому что у меня не осталось ничего другого. – После недолгих сомнений, он бросил сердитый взгляд на Бинабика, словно тролль подслушивал то, что ему знать не следовало. Дальше Кадрах заговорил медленнее: – Потому что… вы были ко мне добры, Мириамель. Я забыл, каково это. Я не мог пойти с вами, не хотел выслушивать вопросы, терпеть взгляды и презрение герцога Изгримнура и многих других – но меня манила моя прежняя жизнь… Я не мог от нее отказаться. – Он поднял обе руки и потер лицо, а потом печально рассмеялся. – Возможно, я не такой мертвец, как мне казалось.
– Ты выследил меня и Саймона в лесу?
– Да, и шел за вами через Стэншир и Фальшир. Но после того, как он присоединился к вам, – Кадрах указал на Бинабика, – мне пришлось отстать. У волчицы очень чуткий нос.
– Ты не пришел к нам на помощь, когда нас схватили Огненные танцоры.
Кадрах только содрогнулся в ответ.
– Значит, ты следовал за нами до тех пор, пока мы не оказались здесь? – спросила Мириамель.
– Я потерял ваш след, когда вы вошли в долину Асу. А потом мне просто повезло, и я снова вас нашел. Если бы вы не зашли в монастырь Святого Сутрина, где я укрылся благодаря гостеприимству безумца Домитиса, я думаю, мы бы уже никогда не встретились. – Он снова хрипло рассмеялся. – Подумайте, леди. Вы утратили удачу, когда вошли в дом Господа.
– Ну, хватит. – Мириамель больше не могла выносить бесконечную ненависть Кадраха к самому себе. – Теперь ты здесь. Что нам делать?
Прежде чем монах успел что-то предложить, к ним, шаркая ногами, подошел Йис-фидри, бросил скорбный взгляд на Кадраха, потом повернулся к Мириамель и Бинабику:
– Этот человек прав в одном. За пределами пещеры кто-то появился. Хикеда’я пришли.
Наступила тишина, пока все осмысливали его слова.
– Ты уверен? – У Мириамель еще сохранялась надежда, что дварр ошибается, мысль о том, что они заперты в пещере, а снаружи их поджидают норны с мертвенно-бледными лицами, показалась ей ужасной. Белые лисы вызвали у нее ужас, когда Джошуа рассказывал о падении Наглимунда, но на склоне горы у долины Асу она видела их собственными глазами. И больше никогда не хотела с ними встречаться – однако теперь Мириамель сильно сомневалась, что ей так повезет. Паника, отступившая при появлении Кадраха, вернулась. Она вдруг начала задыхаться. – Ты уверен, что там норны, а не просто солдаты моего отца?
– Этого человека мы не ждали, – сказал Йис-фидри, – но знали, какие существа ходят по туннелям. Сейчас дверь удерживает их снаружи, скоро это может измениться.
– Если это ваши туннели, вы должны знать путь к спасению! – сказала Мириамель.
Дварр ничего не ответил.
– Возможно, нам придется использовать собранные камни, – сказал Бинабик. – Нам следует найти путь к спасению, пока не появился враг. – Он повернулся к Йис-фидри: – Ты можешь сказать, как много их там собралось?
Дварр напевно задал вопрос жене. Выслушав ответ, он повернулся к троллю:
– Наверное, столько, сколько пальцев на руке. Но очень скоро это изменится.
– Так мало? – Мириамель села. – Мы должны сражаться! Если твой народ нам поможет, мы сможем победить столь малочисленного врага и спастись!
Йис-фидри, которого явно смутили ее слова, отшатнулся.
– Я уже сказал. Мы слабые. Мы не сражаемся.
– Послушайте, что говорят тинукеда’я, – холодно заявил Кадрах. – Впрочем, едва ли это будет иметь какое-то значение, но я предпочту ждать конца здесь, чем быть пронзенным копьем Белых лис.
– Конец неизбежен, если мы будем просто ждать. А если попытаемся оказать сопротивление, у нас появится шанс на спасение.
– Шансов нет в любом случае, – возразил монах. – Во всяком случае, здесь мы можем умереть как пожелаем и сами выбрать момент.
– Я не могу поверить, что ты такой трус! – воскликнула Мириамель. – Ты слышал Йис-фидри! Там в худшем случае полдюжины норнов! Это еще не конец света. У нас есть шанс!
Кадрах повернулся к ней. Скорбь, отвращение и с трудом скрываемая ярость исказили его лицо.
– Я боюсь не норнов, – наконец сказал он. – Но это конец света.
Мириамель уловила что-то необычное в его голосе, нечто, выходившее за пределы его обычного мрачного взгляда на жизнь.
– Ты что имеешь в виду, Кадрах?
– Конец света, – повторил он и сделал глубокий вдох. – Леди, даже если вы, я и тролль сможем каким-то образом убить всех норнов в Хейхолте – и каждого в Стормспайке, все равно ничего не изме