– В чем дело? – спросила она.
По темному лбу тролля стекал пот.
– Я должен подумать, Мириамель, но я никогда еще не испытывал такого страха. Мне кажется, я впервые заглянул за тень наших рассуждений и разговоров и полагаю… Киккасут! Произнести такие слова! – возможно, монах прав. Не исключено, что мы ничего не можем сделать.
С этими словами он отвернулся от Мириамель и поспешил за дваррами. Казалось, его внезапное отчаяние передалось ей, точно лихорадка, и она почувствовала, как ее охватывает ужас.
55. Рука Севера
Вокруг вершины Стормспайка ревели ветры, но у подножия царило спокойствие. Лишенные света погрузились в глубокий сон, и коридоры под Наккигой практически опустели.
Затянутые в перчатки пальцы Утук’ку, тонкие и хрупкие, точно ноги сверчка, сжали подлокотник трона. Она прислонила свое древнее тело к скале и позволила мыслям устремиться к Дышащей арфе, следуя ее изгибам и поворотам, и вскоре Стормспайк остался далеко позади, а она сама превратилась в чистый разум, двигавшийся меж черными провалами пространства.
Разгневанный Темный ушел из Арфы. Или переместился в такое место – если это слово подходит, – где мог действовать совместно с ней, чтобы реализовать последний шаг их основного плана, но она все еще ощущала тяжесть его ненависти и зависти, вылившейся в серию штормов, что атаковали землю наверху.
В Наббане, где когда-то правили выскочки-императоры, на улицах лежал глубокий снег, в огромной гавани высокие волны швыряли стоявшие на якорях корабли друг на друга или выбрасывали их на берег, и дерево корпусов трещало, точно кости гигантов. Озверевшие килпа атаковали все, что двигалось по воде, и даже совершали вялые набеги на прибрежные города. А в самом сердце Санцеллана Эйдонитиса смолк колокол Клавин, его сковал лед – в точности как замерла от страха Мать Церковь.
Во Вранне, хотя его внутренняя часть была хорошо защищена от бурь, стало очень холодно. Ганты, неудержимые, если они атаковали огромной толпой, хотя многие из них погибли из-за ужасной погоды, продолжали выходить из болот и разорять прибрежные деревни. Те немногие смертные из Кванитупула, что не боялись ледяных ветров, покидали дома только группами, с зажженными факелами для борьбы с гантами, которые теперь обитали всюду, где имелась тень. Детей не выпускали из домов, двери и окна были заперты даже в те редкие часы, когда буря брала передышку.
Лес Альдхорт спал под белым покрывалом, словно лишенные возраста деревья страдали под ледяной рукой Севера, но делали это беззвучно. В сердце леса опустел Джао э-Тинукай’и, затянутый холодным туманом. Все земли смертных дрожали под рукой Стормспайка. Суровая погода превратила Риммерсгард и Фростмарш в ледяные пустоши, Эрнистир бедствовал лишь немногим меньше. До того как его жители смогли окончательно вернуть себе дома, из которых их выгнал Скали из Кальдскрика, им пришлось вернуться в пещеры Грианспога. Дух народа, который так любили ситхи, дух, что на короткое время ярко запылал, вновь превратился в тлеющий огонек.
Над Эркинландом бушевали ураганы, черные ветра сгибали и ломали деревья, заносили снегом дома, всюду, точно разозленный зверь, ревел гром. Злобное сердце бури, казалось, наполненное дождем со снегом и зазубренными молниями, пульсировало над Эрчестером и Хейхолтом.
Утук’ку отметила все это со спокойным удовлетворением, но не сочла нужным тратить время на то, чтобы насладиться ужасом и беспомощностью ненавистных смертных. Ей предстояло кое-что совершить, она ждала подходящего момента с тех самых пор, как перед ней положили белое, холодное тело ее сына Друкхи. Утук’ку была старой и коварной. Ирония состояла в том, что именно прапраправнук привел ее к мести, и он являлся отпрыском той самой семьи, которая уничтожила ее счастье, что не укрылось от ее внимания. Она почти улыбнулась.
Ее мысли мчались дальше по шепчущим нитям бытия, пока не оказались в дальних краях, местах, куда из всех ныне живущих могла попасть только она. Когда Утук’ку почувствовала присутствие существа, которое искала, она потянулась к нему и вознесла молитву, обращаясь к силам, что были старыми даже в Вениха До’сэ, чтобы они дали ей то, в чем она нуждалась для осуществления главной, такой долгожданной цели.
Пламя радости наполнило ее тело. Она нашла могущество, его было даже больше, чем требовалось, и теперь оставалось лишь им овладеть, чтобы оно стало ей принадлежать. Час приближался, и Утук’ку наконец могла забыть о терпении.
– Мои глаза не слишком хороши даже в лучшие времена, – пожаловался Стрэнгъярд. – А в пасмурный день со снегопадом я вообще ничего не вижу! Санфугол, пожалуйста, расскажи мне, что происходит!
– Пока еще не на что смотреть. – Они устроились на склоне одного из холмов Свертклифа, откуда наблюдали за Эрчестером и Хейхолтом. Дерево, под которым они расположились, и невысокая каменная стена не особо защищали от ветра, и, несмотря на плащи с капюшонами и пару одеял, в которые они завернулись, арфист дрожал от холода. – Наша армия подошла к стенам, и герольды протрубили сигнал. Изгримнур или кто-то другой читает ультиматум. Но я по-прежнему не вижу королевских солдат… нет, на зубчатой стене кто-то ходит. А у меня уже возникли сомнения, есть ли там кто-нибудь…
– Кто? Кто на стенах?
– Эйдон Милосердный, Стрэнгъярд, я не знаю. Я вижу только тени.
– Нам следовало подойти ближе, – раздраженно сказал священник. – Этот склон слишком далеко для такой погоды.
Арфист бросил на него быстрый взгляд:
– Должно быть, вы сошли с ума. Я музыкант, а вы библиотекарь. Мы и так слишком близко – нам следовало остаться в Наббане. Но мы здесь и больше никуда не пойдем. Он хочет ближе! – Санфугол подул на сложенные ладони.
Ветер донес до них далекий зов рогов.
– Что это? – спросил Стрэнгъярд. – Что происходит?
– Они закончили читать ультиматум и, полагаю, не получили никакого ответа. Как это похоже на Джошуа, – дать Элиасу шанс для благородной капитуляции, когда всем очевидно, что король не станет так поступать.
– Принц… полон решимости сделать все правильно, – ответил Стрэнгъярд. – Боже мой, надеюсь, с ним все в порядке. Меня начинает тошнить, когда я думаю, как они с Камарисом блуждают в пещерах.
– Там наббанаец, – возбужденно сказал Санфугол. – Он похож на Джошуа, во всяком случае отсюда. – Он неожиданно повернулся к священнику: – Неужели вы действительно предложили, чтобы я изображал принца?
– Ты очень на него похож, – проворчал Стрэнгъярд.
Санфугол посмотрел на него с отвращением, но потом с горечью рассмеялся:
– Матерь Божья, Стрэнгъярд, только не надо делать мне одолжений. – Он постарался получше укрыться одеялом. – Вы только представьте, как я еду верхом и размахиваю мечом. Сохрани нас Спаситель.
– Мы все должны делать, что можем, что в наших силах, – возразил священник.
– Да, я могу играть на арфе или лютне и петь. И, если мы победим, именно этим я и займусь. А если нет… ну, я все равно буду делать то же самое, если мне удастся уцелеть, только в другом месте. Но чего я никак не смог бы сделать, так это скакать в сражение и заставить людей поверить, что я Джошуа.
Некоторое время они молчали, слушая ветер.
– Если мы проиграем, боюсь, бежать будет некуда, Санфугол, – мрачно сказал Стрэнгъярд.
– Может быть. – Арфист довольно долго молчал, а потом добавил: – Наконец-то!
– Что? Сражение началось?
– Они прикатили таран – спасите меня боги, какая страшная штука! У него огромная железная голова с загнутыми рогами, как у настоящего барана, и все такое. И он огромный! Даже при таком количестве народа чудо, что им удается сдвинуть его с места. – Санфугол втянул в себя воздух. – Королевские солдаты пускают стрелы со стен! Кто-то из наших воинов упал. И не один. Но таран продолжает двигаться вперед.
– Да хранит их Господь, – тихо сказал Стрэнгъярд. – Здесь так холодно, Санфугол.
– Как можно стрелять из лука при таком ветре? Не говоря уже о том, чтобы в кого-то попасть. О! Кто-то упал со стены. Вражеский солдат. – Голос арфиста наполняло волнение. – Трудно разглядеть, что происходит, но наши уже совсем близко подошли к стенам. Кто-то приставил лестницу. Солдаты начали взбираться наверх. – Через мгновение он вскрикнул от удивления и ужаса.
– Что ты видишь? – Стрэнгъярд прищурил единственный глаз, пытаясь хоть что-то разглядеть за густым снегопадом.
– На них что-то сбросили. – Арфист был потрясен. – Большой камень, я думаю. Уверен, что они все погибли.
– Пусть их защитит Спаситель, – с тоской сказал Стрэнгъярд. – Все началось по-настоящему, и теперь нам остается ждать конца. Каким бы он ни оказался.
Изгримнур держал руки у лица, пытаясь защититься от ветра, который нес снег. Ему с трудом удавалось отслеживать происходящее, хотя стены Хейхолта находились менее чем в пяти сотнях локтей. Множество воинов в доспехах метались среди сугробов перед стеной, деловые, точно насекомые. Сотни других, еще более смутных фигур – Изгримнур едва различал их из своего наблюдательного пункта – бегали между зубцами стен Хейхолта. Герцог негромко выругался. Все казалось таким далеким!
Фреосел взобрался на деревянную платформу, которую инженеры построили между подножием горы и опустошенным бурями и холодом Эрчестером. Фальширец изо всех сил сражался с ветром.
– Таран уже почти у ворот. Сегодня ветер наш друг – он сильно мешает их лучникам, – сказал Фреосел.
– Но и мы практически не можем стрелять, – прорычал герцог. – А они свободно перемещаются вдоль стен и с легкостью сталкивают наши лестницы. – Он ударил кулаком по перчатке. – Солнце поднялось несколько часов назад, а мы сумели сделать лишь пару траншей в снегу.
Фальширец насмешливо на него посмотрел:
– Прошу прощения, сэр герцог, но у меня складывается впечатление, что вы рассчитывали повалить стены еще до заката.
– Нет, нет, – покачал головой Изгримнур. – Видит Бог, Хейхолт – надежная крепость. Но я не знаю, сколько у нас времени. – Он посмотрел на темное небо. – Проклятая звезда, о которой все говорят, находится прямо у нас над головами. Я почти чувствую ее сияние. Принца и Камариса нет. Мириамель нет. – Он посмотрел на Хейхолт сквозь густой снег. – И наши люди замерзнут, если мы будем держать их здесь слишком долго. Я бы хотел пробить стены до заката – но надежды на это совсем немного.