И словно в ответ, голубой свет над водой набрал силу, и всю пещеру залило ослепительное сияние. Дерево стало менее вещественным. Вранн почувствовал, как начинает погружаться в землю по мере того, как душившая его, превращавшая в лед все вокруг сила Утук’ку начала подниматься из Пруда Трех глубин.
– Тиамак!
Голос прозвучал откуда-то издалека, из-за его спины, но не имел никакого значения. Ничто не могло пробиться сквозь туман, наполнивший его голову, сердце и мысли…
Высоко над центром водоема королева норнов выглядела как существо, полностью состоявшее изо льда, но что-то черное пульсировало в ее сердце, зазубренные сине-пурпурные вспышки мерцали над головой, отражаясь от сверкавшей маски. Она развела в стороны руки в перчатках и тут же сжала их в кулаки. Каройи внезапно закричал, разорвал цепь, упал и начал извиваться на земле. Тело темноволосого ситхи стало невероятно быстро менять форму, словно невидимые руки месили его, как тесто. Еще один ситхи упал; призрачное дерево полностью исчезло. Через несколько мгновений Адиту и ее соплеменники пришли в себя и сомкнулись вокруг образовавшейся бреши. Они боролись так, точно оказались глубоко в воде, пытаясь вновь соединить руки. Упавший ситхи перестал дергаться и замер в неподвижности. В его теле не осталось ничего человеческого.
Что-то дважды дернуло Тиамака за руку. Он медленно повернулся. Джошуа кричал, но Тиамак не слышал его слов. Принц заставил его подняться и потащил как можно дальше от водоема. Ноги плохо держали вранна, но Джошуа тянул его за собой до тех пор, пока Тиамак не начал двигаться сам, после чего принц повернулся и поспешил за Камарисом. Тиамак медленно захромал за ними.
Песня Детей Рассвета продолжала звучать у него за спиной, но стала менее слаженной. Тиамак не осмеливался оглянуться. Голубой свет пульсировал под потолком пещеры, тени расцветали и исчезали и расцветали снова.
Несмотря на странные изменения, которые, казалось, происходили вокруг, несмотря на лишенные тел голоса, кричавшие или что-то шептавшие в темноте, Саймон не поддавался страху. Он пережил колесо, погрузился в бездну, но сумел вернуться. Он выиграл обратно свою жизнь, но теперь не дорожил ею так сильно, как прежде, а потому в некотором смысле держался за нее увереннее. Какое значение имеют такие вещи, как голод и временная слепота? Он испытывал голод и прежде. И скитался без света.
Кошка бесшумно шла впереди, периодически возвращаясь, чтобы потереться о его ноги, и продолжала вести дальше по петлявшим туннелям. Он уже давно доверился мохнатому животному, впрочем, ничего другого ему не оставалось, и он не видел смысла из-за этого тревожиться.
Вокруг него что-то происходило, хотя он не понимал, что именно. Призрачное присутствие и странные искажения пространства стали сильнее, и у него возникло ощущение, что они возникают через равные промежутки времени, точно волны, набегающие на песчаный пляж, а потом отступающие. Он заставил себя привыкнуть к этим изменениям, как научился не обращать внимания на боль во всем теле.
Саймон нащупывал путь по темным коридорам, Сияющий Коготь царапал стены, как усики насекомого, пальцы двигались по стене сквозь пыль и влажный мох, а также другие вещи, куда менее приятные. У него не оставалось выбора. Он выстоял в схватке с ледяным драконом, он выкрикивал имя в лицо страшного зверя, блуждал в пустоте, недоступной воображению, стараясь сохранить собственное «я». Он не мог повернуть назад, отказаться от поставленной перед собой задачи, твердо решив обязательно дойти до конца.
Казалось, Сияющий Коготь менялся вместе с набиравшим силу мраком. Только что он был простым клинком у Саймона на бедре, но через мгновение начинал пульсировать в такт судорожным сокращениям, возникавшим где-то в подземных глубинах, на несколько мгновений превращаясь в живое существо; в такие моменты Саймон не понимал, кто из них хозяин и являлись ли Саймон и меч, как Саймон и кошка, разными существами, путешествующими вместе в темноте, образовав необычный союз.
В такие моменты он начинал мысленно слышать его зов, слабое присутствие, намек на песню, ту, что якобы звучала для Гутвульфа, но она постепенно усиливалась. На короткие мгновения Саймон почти ее понимал, словно меч говорил с ним на давно забытом языке, который медленно всплывал на поверхность из далеких глубин памяти, где был похоронен. Но Саймон не хотел понимать, что пел клинок. Он подумал, что если будет бродить в тоннелях достаточно долго, то станет таким, как Гутвульф, и влекущая за собой музыка меча заставит его перестать видеть окружающий мир.
Он надеялся, что его пребывание в темноте не окажется таким долгим.
Неожиданно кошка остановилась, потерлась о его щиколотки, словно хотела, чтобы ее погладили, а когда он наклонился, оттолкнула его пальцы мордочкой, но не пошла дальше. Саймон ждал, размышляя, стоило ли ему так доверять маленькому зверьку.
– Куда теперь? – спросил он и не услышал эха своего голоса: они все еще находились в одном из узких туннелей. – Иди дальше, я жду.
Кошка терлась о его ноги и мурлыкала. Тогда Саймон поднял руки и принялся старательно ощупывать стены, пытаясь отыскать что-нибудь – быть может, дверной проем, не доходивший до пола, который помешал их движению дальше. Но вместо этого обнаружил каменную полку на стене, на высоте его головы, – на ней стояли тарелка и миска, накрытая крышкой.
Я уже здесь был, – сообразил он. – Если только какой-то безумец не расставляет еду во всех туннелях. Но если так, пусть боги благословят его много раз.
Саймон произнес благодарственную молитву, взял хлеб, вяленое мясо и небольшой кусочек сыра, понемногу съел от каждого и почувствовал себя счастливее и удачливее, чем за очень долгое время. Он выпил половину чашки воды, немного подумал и осушил ее до дна. Он пожалел, что у него нет меха для воды, но раз уж он не мог взять ее с собой, решил, пусть она будет у него внутри.
Кошка вновь принялась его толкать и мурлыкать. Саймон оторвал приличный кусок вяленого мяса, чтобы поделиться со своим проводником – кошка схватила угощение так быстро, что даже задела его пальцы острыми зубами. Остатки Саймон положил в карман и за пазуху рубашки, а потом встал.
Быть может, кошка больше не поведет меня дальше, – подумал он. – Возможно, она хотела только, чтобы я ее покормил.
Однако кошка, словно какой-то ритуал был выполнен, еще некоторое время терлась о его ноги и пошла дальше. Саймон наклонился и почувствовал под пальцами голову, спинку, а потом хвост. Он улыбнулся невидимой улыбкой и последовал за зверьком.
Сначала ощущение было совсем слабым, едва заметным, но постепенно Саймон понял, что стены вокруг него медленно становятся призрачными. Он прошел сотню шагов в тусклом свете, думая, что его начинают обманывать глаза, но со временем сообразил, что видит грубые поверхности, вдоль которых двигаются его руки. Кошка также стала настоящей – прежде она была лишь идеей, намеком на движение по туннелю впереди.
Саймон следовал за тенью-кошкой по виткам туннелей. Стены здесь были более грубыми, чем в руинах Асу’а, и он почти не сомневался, что оказался в замке смертных. Когда он в очередной раз свернул, тусклый призрачный свет превратился в факел, прикрепленный к стене в дальнем конце длинного туннеля.
Свет! Снова свет! Саймон упал на колени, забыв о боли в руках и ногах, и прижался лбом к каменному полу. Некоторое время он не шевелился, только отчаянно дрожал. Свет! Он снова вернулся в мир!
Благодарю тебя, Мегвин. Благословляю тебя. Спасибо, Гутвульф.
Кошка превратилась в серую тень на сером камне, и у Саймона появилось новое воспоминание.
Кажется, я уже видел эту кошку или нет? В Хейхолте полно кошек.
Внезапно воздух сжался, а стены задрожали и изогнулись внутрь, словно собирались поймать его в ловушку. Перед его мысленным взором возник образ: огромное дерево дрожало под напором ураганного ветра, его ветки отламывались и уносились прочь. На мгновение Саймону показалось, что он вывернулся наизнанку. И даже после того, как видение исчезло и все стало прежним, он, задыхаясь, продолжал оставаться на коленях.
Его четвероногий проводник оглянулся – проверить, идет ли за ним Саймон, а затем двинулся вперед, словно не обратил внимания на коленопреклоненную фигуру. Саймон поспешно поднялся на ноги.
Кошка вошла в сводчатый дверной проем, и Саймон увидел винтовую лестницу, уходившую в темноту. Кошка ткнулась в его щиколотку, но подниматься по лестнице не стала.
– Я должен подняться вверх? – прошептал он.
Саймон заглянул внутрь. Высоко наверху, скрытый винтовой лестницей, имелся еще один источник света.
Некоторое время он смотрел на кошку, а она смотрела на него, широко раскрыв желтые глаза.
– Ну, ладно. – Саймон коснулся Сияющего Когтя, проверил, что рукоять не запуталась в тряпках у него на поясе, и начал подниматься.
После нескольких шагов он обернулся. Кошка сидела посреди туннеля и смотрела на него.
– Ты не пойдешь со мной? – спросил Саймон.
Серая кошка встала и медленно пошла по коридору. Даже если бы она обладала даром речи, то не могла бы яснее дать ему понять, что дальше он сам по себе.
Саймон мрачно улыбнулся.
Наверное, на целом свете не найдется настолько глупой кошки, которая пошла бы за мной туда, куда я направляюсь.
Он повернулся и начал подниматься по затененным ступеням.
Лестница наконец привела Саймона в просторную комнату без окон, в которую свет попадал через открытый люк в потолке. Когда он вышел из-за деревянной перегородки, скрывавшей лестницу, он понял, что находится в одной из кладовых под трапезной. Он уже бывал в этом месте в тот памятный ужасный день, когда обнаружил принца Джошуа в темнице Прайрата… но тогда кладовая была забита до потолка запасами еды и самыми разными полезными вещами. На этот раз бочки оказались пустыми, а многие из них были разбиты. Пыльная мантия паутины покрывала все остальное, на полу лежали кучки рассыпанной муки со следами мышей. У Саймона сложилось впечатление, что никто уже некоторое время туда не входил.