«Идти? – Она посмотрела на него, и на лице у нее появился гнев. – Это твой последний обман?»
«Однажды вы сказали… что поверите мне, только… когда звезды засияют в полдень, – тихо проговорил монах. Каждое слово давалось ему с огромным трудом. Я едва его слышал и не понимал, что он имел в виду. – Вы их видели, – добавил он. – Они там».
Казалось, Мириамель смотрела на него целую вечность, а башня продолжала содрогаться и рушиться. Потом она осторожно опустила плечи Саймона на ступеньки и сделала шаг в яму. Я потянулся, чтобы помешать ей, но Бинабик меня остановил. У него на лице появилось странное выражение. Как и у Мириамель, если уж на то пошло. И у Кадраха.
Мириамель закрыла глаза и шагнула с последней уцелевшей ступеньки. Я не сомневался, что она рухнет вниз и погибнет, возможно, что-то крикнул, но она пошла по воздуху так, словно ступеньки никуда не исчезали. Изгримнур, под ее ногами была пустота!
– Я тебе верю, – крикнул Изгримнур. – Я слышал, что прежде Кадрах был могущественным человеком.
– Она открыла глаза, но не стала смотреть вниз, а повернулась к Бинабику и ко мне и жестом показала, чтобы мы взяли Саймона. Впервые на ее лице появилось живое выражение, но не скажу чтобы счастливое. Мы потащили Саймона вниз, он стонал и постепенно приходил в себя, а Мириамель взяла его ноги и стала пятиться в пустоту. Я не мог поверить тому, что видел и что собирался сделать! Я прищурился, чтобы видеть только осторожно спускавшуюся Мириамель, и последовал за ней. Бинабик шел рядом, держа другое плечо Саймона. Он взглянул вниз, но сразу поднял голову. Похоже, даже горный тролль может не все.
Спуск занял много времени. Под нашими ногами было нечто, напоминавшее ступени; мы их не видели и понятия не имели, насколько они широкие, поэтому шли очень осторожно. Башня издавала глухие стоны, словно ее корни вырывались из земли. Даже если я проживу тысячу лет, Изгримнур, я никогда не забуду, как шел по пустоте и старался удержаться на ногах, когда все вокруг раскачивалось и могло вот-вот рухнуть! Но Тот, Кто Всегда Ступает по Песку, был с нами рядом.
Наконец мы добрались до места, где почувствовали под ногами настоящий камень. Когда я ступил на него, из моей груди вырвался вздох, и я оглянулся назад. Кадрах все еще оставался по ту сторону провала. Его лицо стало серым, как пепел, грудь тяжело вздымалась. Он был похож на тонущего человека перед тем, как тот окончательно ушел под воду. Каких сил ему стоило сотворить такое? Похоже, всех, что у него имелись.
Принцесса обернулась и крикнула, чтобы он шел за нами, но Кадрах лишь поднял руку и остался сидеть. Он едва мог говорить.
«Идите, – сказал он. – Вам по-прежнему грозит опасность. Я отдал все, что у меня имелось. – И улыбнулся – улыбнулся, Изгримнур! – а потом добавил: – Я уже не тот, каким был».
Принцесса принялась его поносить, но сверху продолжали сыпаться камни, и мы с Бинабиком одновременно крикнули, что ничего сделать нельзя, и, если Кадрах не может идти с нами, значит, так тому и быть. Мириамель посмотрела на Саймона и перевела взгляд на монаха. Наконец она что-то сказала – я не услышал – и взялась за ноги Саймона. Когда мы поспешно зашагали вниз по ступенькам, я оглянулся и увидел, что Кадрах сидит рядом с проломом, а свет серого неба падает на него сквозь разбитую стену. Его глаза были закрыты. Возможно, он молился или просто ждал.
Мы спустились еще на один пролет, и Саймон начал сопротивляться. Мы опустили его на ступеньку, у нас не осталось сил, чтобы тащить тяжелое тело против его желания – он же очень сильный! – но мы не могли понять, вернулся ли к нему разум. Бинабик сжал его запястье и заговорил с ним, и вскоре Саймон уже шагал рядом с нами.
Пыль от рассыпавшихся камней была такой густой, что я едва мог дышать, а потом появился еще и огонь – одна из внутренних дверей прогорела, и лестницу заволокло дымом. В окна мы видели, как с верхних этажей вниз падают куски башни. Саймон указал на одно из окон и крикнул, что мы должны идти туда. Мы подумали, что он еще не пришел в себя, но юноша схватил Мириамель за руку и потащил за собой.
Впрочем, выяснилось, что с ним все в порядке, во всяком случае, в данном случае он был прав, за окном мы увидели каменную террасу – возможно, она носила имя какого-то обитателя материка, – а за ней выступал край стены. До земли оставалось значительное расстояние, но стена оказалась довольно близко, быть может, не дальше моего роста. Однако башня так сильно раскачивалась и содрогалась, что мы едва не свалились. Камни продолжали падать. Неожиданно Саймон наклонился, схватил Бинабика и что-то ему сказал, а потом, к моему невероятному изумлению, бросил вниз! Тролль приземлился на край стены, слегка поскользнулся на снегу, но сохранил равновесие. За ним спрыгнула Мириамель, и Бинабик помог ей удержаться на ногах. Затем Саймон повернулся ко мне, я затаил дыхание и последовал за принцессой. Я бы обязательно упал, если бы не помощь Бинабика и Мириамель, потому что терраса подо мной начала падать, и я едва сумел до нее добраться.
Теперь остался стоять один Саймон, который выбирал подходящий момент, Мириамель кричала, чтобы он поспешил, и Бинабик кричал. Наконец Саймон прыгнул, и в этот самый момент большая часть террасы полетела вниз. Мы втроем поймали его и вытащили на безопасное место.
Через несколько мгновений башня сложилась с таким грохотом, какого я никогда не слышал, громче грома во время любой бури… но вы тоже его слышали. Куски камня, крупнее, чем эта палатка, пролетали мимо нас, но, к счастью, ни один не угодил в стену. Большая часть башни упала внутрь, клубы пыли, снега и дыма поднимались высоко в небо, а потом стали расползаться по всему Хейхолту.
Тиамак сделал глубокий вдох.
– Мы долго стояли и просто смотрели. У меня возникло ощущение, что у меня на глазах умирал Бог. Позднее мне рассказали, что мои спутники видели на вершине башни нечто еще более странное. Когда мы смогли подумать о том, чтобы снова начать двигаться, Саймон повел нас через тронный зал, мимо удивительного Трона из Костей, и мы вышли наружу, где встретились с вами и остальными. Я поблагодарил богов Вранна за то, что сражение практически закончилось, – я уже не смог бы поднять руку, даже если бы норн приставил нож к моей шее.
Тиамак некоторое время сидел, качая головой.
Изгримнур откашлялся.
– Значит, никто не мог остаться в живых, – сказал герцог. – Даже если Джошуа и Камарис продержались до самого конца, их раздавили камни.
– Мы никогда не узнаем, что осталось в развалинах, – ответил Тиамак. – Я не думаю, что мы сумеем опознать… – Он вспомнил Изорна. – О Изгримнур, пожалуйста, простите меня, я забыл.
Изгримнур покачал головой:
– Двери в приемную перед наступлением конца на короткое время открылись – я полагаю, смерть Прайрата разрушила его дьявольские заклинания, магическую стену, или что еще он там придумал. Оказавшиеся рядом солдаты вытащили большую часть погибших прежде, чем башня обрушилась. Так что я могу оплакать тело сына. – Он опустил глаза, стараясь сохранять спокойствие, а потом вздохнул: – Спасибо, Тиамак. Сожалею, что заставил тебя это вспомнить.
Тиамак грустно рассмеялся:
– Я никак не могу остановиться и без конца рассказываю эту историю. Все в лагере болтают, точно дети, с тех самых пор, как упала башня, с того момента… как все закончилось.
Герцог с трудом поднялся на ноги.
– Сюда идет Стрэнгъярд. Мы собираемся встретиться с остальными. Ты пойдешь с нами, Тиамак? Предстоит решить важные вопросы, и я хотел бы, чтобы ты присутствовал при обсуждении. Нам нужна твоя мудрость.
Вранн тихо склонил голову:
– Конечно, Изгримнур. Конечно.
Саймон пробирался через мусор, которым был завален Внутренний двор. Снег растаял, открыв пучки мертвой травы, но тут и там проглядывала новая жизнь, которую не смогла уничтожить колдовская зима. Новые оттенки зеленого и коричневого его радовали, он видел слишком много черного, ледяного, белого и кроваво-красного – столько, что ему хватит на несколько жизней.
Он хотел только одного: чтобы все вокруг следовало простому процессу обновления. Прошло лишь два коротких дня после падения башни и исчезновения Короля Бурь, он с друзьями должен был наслаждаться победой, однако предавался унынию и бродил в одиночестве.
Саймон проспал ночь и весь день после их спасения – мертвым сном, ни разу не проснувшись. На вторую ночь к нему пришел Бинабик и рассказал много историй, а потом тихо сидел рядом, и Саймон снова уснул. Многие навещали его утром второго дня, друзья и знакомые хотели убедиться, что он жив, и, глядя на них, Саймон понимал, что мир все же полон огромного смысла.
Однако Мириамель не пришла.
Когда солнце в чистом небе стало клониться к западу, он набрался смелости, чтобы ее навестить. Накануне вечером Бинабик заверил его, что Мириамель жива и не получила серьезных ранений, поэтому он не боялся за ее благополучие, но слова тролля лишь усилили мрачные предчувствия. Если с ней все в порядке, почему она не зашла к нему и даже не написала записки?
Он нашел Мириамель в ее палатке, где она разговаривала с Адиту, которая утром побывала у Саймона. Мириамель дружелюбно его приветствовала и посочувствовала по поводу многочисленных ранений, а он расспросил ее о здоровье. Но после того как он принес ей соболезнования относительно смерти отца и дяди, Мириамель внезапно стала холодной и отстраненной.
Саймону хотелось верить, что причиной была вполне оправданная горечь того, кто пережил ужасное время и лишился семьи – не говоря уже о собственной роли Мириамель в смерти отца, – но не мог себя обманывать: очевидно, за холодностью таилось нечто большее. Она держалась с ним так, словно его присутствие ее тяготило. Саймон почувствовал боль, когда увидел отстраненность в ее взгляде – и это после всего, что они пережили вместе. Одновременно он злился из-за того, что не понимал, почему она так себя вела, словно его суровое отношение испортило им путешествие в Эркинланд, а не наоборот. И, хотя он пытался скрыть гнев, отношения между ними стали еще более натянутыми, поэтому он извинился и покинул палатку.