Мальчик расправил плечи, и теперь его макушка доставала до нижнего ребра герцога.
– Однажды я стану взрослым мужчиной. И я устал от жизни с женщинами. Моя мама боится, что я убегу, чтобы сражаться на войне, а я именно так и сделаю.
В его твердой решимости было нечто комичное – пусть и неосознанное, – и герцог не сдержал улыбки:
– Как тебя зовут, парень?
– Пасеваллес, сэр иностранный рыцарь. Моего отца зовут Бриндаллес, брат барона Серридана.
– На свете можно быть не только рыцарем. И война – это не игра. Она ужасна, маленький Пасеваллес.
– Я знаю, – сразу согласился мальчик. – Но иногда нет выбора, так говорит мой отец, и мужчины должны сражаться.
Герцог подумал о принцессе Мириамель в гнезде гантов и своей любимой жене, стоявшей с топором в руках возле Элвритсхолла, готовой защищать его до последней капли крови, пока Изорн не убедил ее бежать вместе с остальной семьей.
– Женщины также могут сражаться, – сказал герцог.
– Но они не могут быть рыцарями, – заявил мальчик. – А я намерен им стать.
– Ну, раз уж я не являюсь твоим отцом, то не могу приказать тебе отправиться домой. И, похоже, мне не суждено от тебя избавиться. Так что можешь меня сопровождать. И расскажи мне немного об этом месте.
Довольный Пасеваллес несколько раз подпрыгнул на месте, как щенок. И так же неожиданно замер на месте и бросил на Изгримнура подозрительный взгляд.
– А вы не враг? – резко спросил он. – Если да, сэр иностранный рыцарь, я не могу показать вам вещи, которые причинят вред моему дяде.
Изгримнур кисло улыбнулся:
– В наши дни, юный господин, трудно сказать, кто враг, а кто – нет. Но я тебя заверяю, что мой господин, принц Джошуа, не намерен вредить тем, кто живет в Метессе.
Пасеваллес немного подумал.
– Пожалуй, я вам поверю, – наконец ответил он. – Я думаю, вы сказали правду. Но если нет, тогда вы не рыцарь, ведь рыцари не должны лгать ребенку.
Улыбка Изгримнура стала шире.
Ребенок! Этот человечек мог бы давать уроки политики графу Эолейру.
– Не рассказывай мне того, что может помочь врагам твоего дяди, а я постараюсь не задавать вопросов, подвергающих опасности твою честь, – сказал Изгримнур.
– Это правильно, – серьезно заявил мальчишка. – И по-рыцарски.
Метесса оказалась больше, чем обычные владения барона на краю Наббана. Она граничила с землями тритингов, занимая огромную и процветавшую территорию, холмистую, с множеством лугов, которые и после того, как неожиданно выпал снег, остались зелеными. Один из притоков Стеффлода, извиваясь, протекал по лугам, точно серебряная лента, яркая даже под тусклыми серыми небесами. На склонах паслись овцы и несколько коров.
Шасу Метесса, твердыня барона, стояла на одном из самых высоких холмов еще со времен последних императоров, и из нее открывался вид на небольшие фермы и поместья, на которые сейчас смотрел Изгримнур.
Граф отвернулся от окна и увидел, что Пасеваллес нетерпеливо расхаживает по залу.
– Давайте посмотрим оружие.
– Как мне кажется, как раз оружие ты не должен мне показывать, – заметил Изгримнур.
– Но это старое оружие. – У него вызвала отвращение тупость Изгримнура. – Очень старое.
Риммер позволил увлечь себя в оружейную. Казалось, энергия ребенка не знала границ.
Если бы Изорн был таким же приставучим, – с иронией подумал он, – я бы, скорее всего, довел его до Фростмарша и оставил там, как делали в прежние времена, когда приходилось кормить слишком много ртов.
Пасеваллес провел его через лабиринт коридоров, где Изгримнур увидел нескольких обитателей крепости, с тревогой смотревших на герцога, к угловой башне, которая показалась ему поздним добавлением к древней крепости на вершине горы. После того как они поднялись по слишком длинной лестнице и у Изгримнура разболелась спина, они оказались в тесной комнате на самом верху башни. Потолок здесь давно не приводили в порядок – паутина свисала почти до головы, а пол и грубую мебель покрывал густой слой пыли, тем не менее на Изгримнура произвело впечатление то, что он увидел.
Вдоль стен, точно отряд безмолвных стражников, выстроились деревянные стойки, но в отличие от остальных предметов в комнатке оружие содержалось в относительном порядке. На каждой стойке находился набор оружия и доспехов, но не современных, как сердито указал ему Пасеваллес, а шлемы и нагрудники и диковинные металлические юбки, какие Изгримнур видел лишь на очень старых картинах в Санцеллане Маистревисе.
– Это же доспехи Империи! – сказал Изгримнур с уважением. – Или очень хорошие копии.
Пасеваллес снова расправил плечи.
– Это не копии! Они настоящие. Мой отец хранит их много лет. А дед купил в великом городе.
– В Наббане, – задумчиво сказал Изгримнур.
Он прошел вдоль рядов, разглядывая самые разные предметы, его опытный взгляд воина сразу находил неудачные конструкции или отсутствовавшие детали исходных доспехов.
Металл, который использовали прежние оружейники Империи, был более тяжелым, но работа оказалась превосходной. Изгримнур наклонился, чтобы лучше рассмотреть шлем с двойным гребнем морского дракона, и сдул с него тонкий слой пыли.
– Эти доспехи уже довольно давно не чистили, – рассеянно проговорил он.
– Мой отец болел. – Голос маленького Пасеваллеса неожиданно стал капризным. – Я пытался их чистить, но они слишком высокие, мне не достать до верха, и тяжелые, чтобы я мог их снять.
Изгримнур задумчиво оглядел комнату. Доспехи показались ему похожими на стражей Раэда, ждущих принятия решения. Но ему предстояло многое сделать, и, вне всякого сомнения, он провел достаточно времени с ребенком. Он подошел к окну башни и посмотрел на серое западное небо.
– У нас еще час до трапезы, – наконец сказал герцог, – а твой дядя и принц Джошуа не станут обсуждать важные проблемы до ее окончания. Принеси все, что необходимо для чистки доспехов, – и обязательно прихвати большую метлу, чтобы смести пыль. Мы вдвоем сумеем быстро навести здесь порядок.
– Правда? – казалось, мальчик не верит своим ушам.
– Правда. И мне совсем не хочется спускаться по тем ужасным ступенькам. – Пасеваллес продолжал смотреть на Изгримнура. – Ради всех святых, мальчик, отправляйся вниз и принеси светильник. Скоро стемнеет.
Пасеваллес выскочил из комнаты и помчался вниз по узкой лестнице, а Изгримнур покачал головой.
У каждой стены банкетного зала в Шасу Метесса имелось по камину, поэтому здесь было тепло и светло, несмотря на холодную погоду. Придворные и землевладельцы, собравшиеся со всей долины, казалось, нарядились в самую лучшую одежду: женщины надели мерцавшие платья и шляпы почти столь же необычной формы, как те, что можно увидеть в Санцеллане Маистревисе. И все же Изгримнур заметил, что в зале с высокими потолочными балками, подобно туману, повисла тревога. Дамы говорили быстро и громко, смеялись по самому пустяковому поводу. Мужчины главным образом помалкивали, а если что-то и произносили, то обязательно прикрывали рот рукой.
Бочку телигурийского вина открыли в самом начале и щедро разливали ее содержимое по кубкам. Изгримнур отметил, что Джошуа, который сидел справа от хозяина, барона Серридана, множество раз подносил кубок к губам, но не видел, чтобы паж его наполнял. Герцог одобрял воздержание Джошуа. Принц и в лучшие времена не слишком любил выпить, но после появления надежды на свержение Бенигариса и лишения его герцогства для Джошуа было важно сохранять трезвую голову и не делать резких заявлений.
Когда герцог оглядывал зал, его внимание привлекло бледное пятно у входа, в противоположной части зала. Прищурившись, герцог неожиданно широко улыбнулся в бороду – Пасеваллес в очередной раз ускользнул от матери и ее придворных дам и пришел понаблюдать за настоящими рыцарями, собравшимися за столом.
И сейчас у него появится такой шанс.
Барон Серридан Метессис встал со своего места во главе стола и поднял кубок. За его спиной, на знамени, распростер крылья райский журавль – символ Дома Метессан.
– Давайте поприветствуем наших гостей, – сказал барон, насмешливо улыбнулся, и на его загорелом бородатом лице появились морщины. – Вне всякого сомнения, я стал предателем уже за то, что впустил вас в свои ворота, принц Джошуа, – так что, если мы выпьем за ваше здоровье, хуже уже не будет.
Изгримнур обнаружил, что Серридан ему нравился и вызывал уважение. Он совсем не вписывался в дорогой сердцу герцога образ хилого барона из Наббана: толстая шея и морщинистое крестьянское лицо делали Серридана больше похожим на настоящего мошенника, чем наследного правителя большого феодального владения, но глаза у него были умными, а манеры выдавали обманчивую склонность к самоиронии. Он настолько хорошо владел вестерлингом, что гладкая речь маленького Пасеваллеса уже не удивляла Изгримнура.
После того как все осушили свои кубки, Джошуа встал и произнес благодарственный тост в честь обитателей Шасу Метессы и их гостеприимства. Его слова были встречены одобрительным шепотом и вежливыми улыбками, которые показались Изгримнуру несколько притворными. Когда принц сел, гости заговорили громче, но Серридан жестом попросил внимания.
– Итак, – сказал он Джошуа, но достаточно громко, чтобы все за столом его услышали. – Мы выполнили долг добропорядочных эйдонитов – а кое-кто скажет, что сделали даже больше, ведь вы появились на наших землях без приглашения, да еще с армией. – Серридан улыбался, но его взгляд оставался холодным. – Собираетесь ли вы уйти отсюда утром, Джошуа из Эркинланда?
Изгримнур с трудом сдержал изумленный возглас. Он предполагал, что Серридан отошлет менее значительных придворных, чтобы спокойно поговорить с принцем наедине, но, похоже, у Серридана имелись другие планы.
Джошуа также удивился, но быстро ответил:
– Если вы меня выслушаете и мои слова вас не тронут, барон, завтра на восходе солнца мы вас покинем. Мои люди разбили лагерь возле ваших стен вовсе не для того, чтобы вам угрожать. Вы не сделали мне ничего плохого, и я не намерен причинить вам вред.