Слушай, парень, я поведаю тебе о Храбром Саймоне и его друзьях, которые открыто, безоружные отправились в самую глотку Тьмы…»
«Глотка Тьмы». Саймон остался доволен. Он слышал такое в одной из песен Санфугола.
Неожиданно он подумал, какова на самом деле тьма – все, что он видел и ощущал, злобные тени, которые прятались за границами тепла и света жизни, – и его отчаянно зазнобило.
У них ушло два дня, чтобы миновать холмистые поля, два дня туманов и частых холодных дождей. И не важно, в какую сторону они ехали, казалось, будто ветры всегда дули им в лицо. Саймон чихал почти всю первую ночь и чувствовал себя каким-то теплым и неустойчивым, точно тающая свеча. Впрочем, к утру ему стало немного лучше.
В середине второго дня перед ними появились предгорья Свертклифа, неровная линия высокого скалистого холма, на вершине которого стоял Хейхолт. Когда Саймон вглядывался в спустившиеся сумерки, ему казалось, что он видит невероятно тонкую белую линию за голыми склонами Свертклифа.
Они уже различали в сумерках Башню Зеленого Ангела, хотя она находилась почти на целую лигу дальше ближайшего склона горы.
Саймон почувствовал, будто кто-то прикоснулся к его спине, и волоски у него на затылке встали дыбом. Башня, огромный сиявший зубец, которую построили ситхи, когда замок принадлежал им, башня, где Инелуки расстался со своей земной жизнью, ждала. Но она также была местом, куда Саймон не раз забирался мальчишкой и где давал волю воображению. С тех пор как он покинул дом, Саймон видел ее или что-то похожее в таком количестве снов, что сейчас ему казалось, будто он спит. А под башней, за скалой прятался сам Хейхолт. Саймон почувствовал, что вот-вот расплачется, но сумел сдержать слезы. Сколько раз он тосковал по лабиринтам его коридоров, садам, укромным местечкам, известным только юному поваренку, по теплым уголкам и тайным радостям.
Он повернулся, чтобы посмотреть на Мириамель. Она тоже не сводила напряженного взгляда с западных склонов, но, если и думала о радостях родного дома, по ее лицу этого было не видно. Она походила на охотника, который после долгой погони наконец поймал очень опасную, но столь желанную добычу. Саймон заморгал, стыдясь, что она могла заметить его слезы.
– Я не раз спрашивал себя, увижу ли я его когда-нибудь снова, – тихо сказал он. Ветер швырнул ему в лицо капли дождя, и он вытер щеки, радуясь, что у него появилась причина это сделать. – Похоже на сон, верно? Очень странный сон.
Мириамель кивнула, но промолчала.
Бинабик их не торопил, он спокойно ждал, дав Кантаке возможность обнюхать землю вокруг, пока они сидели и молча смотрели вперед.
– Давайте остановимся на ночь, – сказал он наконец. – Если мы еще немного проедем, мы сможем найти укрытие у подножия горы. – Он махнул рукой в сторону склонов массивного Свертклифа. – А утром у нас будет больше света для того… что мы решим делать.
– Мы пойдем к кургану Джона, – заявил Саймон, и его голос прозвучал увереннее, чем он себя чувствовал. – По крайней мере, я пойду.
Бинабик пожал плечами.
– Давайте проедем вперед, разведем огонь и поедим, и тогда наступит время строить планы.
Солнце скрылось за широким телом Свертклифа задолго до того, как спустился вечер, и они двигались дальше, окутанные холодными тенями. Казалось, даже лошадям было не по себе: Саймон чувствовал, как неохотно Искательница шла вперед, и подумал, что, если бы он ей позволил, она бы развернулась и ускакала в противоположную сторону.
Свертклиф ждал, точно бесконечно терпеливый великан-людоед. Когда они подъехали ближе, огромная темная гора, расползаясь в разные стороны, закрыла собой не только солнце, но и само небо, и вскоре им стало казаться, что они не смогут повернуть назад, даже если попытаются. Со склона самого дальнего предгорья, на юге, сразу за скалами, они впервые увидели серо-зеленую вспышку – озеро Кинслаг, и Саймон почувствовал радость и одновременно сожаления, когда вспомнил успокаивающие крики чаек, и подумал про отца-рыбака, которого никогда не знал.
Наконец, когда гора превратилась почти в перпендикулярную стену перед ними, они разбили лагерь в ущелье. Ветер сюда почти не добирался, а сам Свертклиф по большей части защищал от дождя. Саймон мрачно улыбнулся, подумав, что ожидание великана подошло к концу: они собираются провести ночь у него на коленях.
Никто не хотел говорить первым о том, что они станут делать завтра. Они развели костер и приготовили скромный ужин, практически молча и без обычного чувства товарищества, которое, как правило, оживляло вечера. Сегодня Мириамель не казалась сердитой, скорее задумчивой, и даже Бинабик делал все не так уверенно, как обычно, будто его мысли витали где-то в другом месте.
Саймон чувствовал удивительное спокойствие, почти радость, и его огорчало, что Бинабик и Мириамель не разделяли его настроения. Разумеется, это опасное место, и то, что они намерены сделать завтра, страшно, – но он не позволил себе слишком много думать о том, где сейчас находился меч и что им придется предпринять, чтобы его отыскать, – он говорил себе, что наконец ему предстоит выполнить задачу, ради которой его произвели в рыцари.
И если все получится – о, счастье! Если получится, Мириамель наверняка поймет, что отнести меч Джошуа гораздо важнее, чем пытаться убедить ее безумного отца остановить войну, хотя, вне всякого сомнения, это уже не в его силах. Разумеется, когда они добудут Сияющий Коготь… подумать только – Сияющий Коготь! Знаменитый меч Престера Джона!.. Мириамель обязательно поймет, что они получили величайший приз, о каком только могли мечтать, и им с Бинабиком удастся убедить ее вернуться в относительную безопасность лагеря Джошуа.
Саймон размышлял об этом, дожидаясь, когда ужин поудобнее устроится у него в животе, когда молчание нарушил Бинабик.
– Как только мы начнем подниматься на гору, – медленно заговорил он, – вернуться назад будет очень трудно. Мы не знаем, есть ли наверху солдаты, возможно, Элиас выставил стражу, которая охраняет меч и могилу его отца. Если мы пойдем дальше на запад, то окажемся в таком месте, где нас могут заметить из замка. Вы уверены – по-настоящему, без малейших сомнений, – что оба этого хотите? Я прошу вас хорошенько подумать, прежде чем вы ответите.
Саймон задумался. Через некоторое время он знал ответ:
– Мы уже здесь. В следующий раз, когда мы окажемся так близко к Сияющему Когтю, возможно, здесь будет идти сражение, и нам не удастся до него добраться. Я думаю, глупо не попытаться сделать это сейчас. Я готов.
Бинабик посмотрел на него и медленно кивнул:
– Итак, мы отправимся за мечом. – Он повернулся к принцессе. – Мириамель?
– Мне нечего сказать. Если нам придется использовать Три меча, это будет означать, что я потерпела неудачу. – Она улыбнулась, но Саймону совсем не понравилась ее улыбка. – А если мне не удастся убедить отца, сомневаюсь, что дальнейшее будет иметь для меня значение.
Тролль резко взмахнул рукой:
– Мы не можем ничего знать наверняка. Я буду тебе помогать изо всех сил и уверен, что Саймон тоже, – но ты не должна отказываться ни от одного шанса оттуда выйти. Подобные мысли приведут к неосторожности.
– Я буду счастлива оттуда выйти, – сказала Мириамель. – Я хочу помочь отцу понять, что он должен прекратить убийства, но потом я с ним попрощаюсь. После того, что он совершил, я не смогу жить с ним рядом.
– Я надеюсь, что твое желание сбудется, – ответил Бинабик. – Итак, сначала мы отправимся на поиски меча, затем решим, как помочь Мириамель. Перед такой серьезной работой мне нужно поспать.
Он лег, прижавшись к теплому телу Кантаки, и натянул на лицо капюшон. Мириамель продолжала смотреть в огонь, Саймон искоса за ней наблюдал, потом поплотнее завернулся в плащ и устроился на своей постели.
– Спокойной ночи, Мириамель, – сказал он. – Я надеюсь… Надеюсь…
– Я тоже.
Саймон прикрыл глаза рукой и стал ждать, когда к нему придет сон.
Ему приснилось, что он, подобно гаргулье, сидит на вершине Башни Зеленого Ангела, но не один, рядом с ним кто-то был.
В следующее мгновение Саймон понял, что это ангел, которая, похоже, покинула свой шпиль и теперь сидела возле него, положив прохладную руку ему на запястье. Диковинным образом она походила на девочку Лелет, только из бронзы, которая местами позеленела от отсутствия ухода.
– Дорога вниз невероятно длинная. – Голос у ангела был приятным, мягким и одновременно сильным.
Саймон посмотрел на крошечные крыши Хейхолта внизу.
– Это так.
– Я имела в виду совсем другое. – В голосе ангела появилась мягкая укоризна. – Я говорю про дорогу туда, где находится Правда. Вниз, на самое дно, откуда все начинается.
– Я не понимаю.
Саймон чувствовал себя удивительно легким, ему казалось, будто следующий порыв ветра сорвет его с крыши, точно осенний листок, и на месте его удерживала только рука ангела на запястье.
– Отсюда, сверху, земные дела кажутся такими мелкими, – проговорила она. – Это один способ их увидеть, хороший, но не единственный. Чем дальше вниз ты спускаешься, тем труднее осознать важность того, что открывается твоим глазам. Ты должен добраться до самой глубины.
– Я не знаю, как. – Саймон смотрел на ее лицо, но, хотя хорошо его знал, оно было безжизненным куском металла, и он не видел в резких чертах ни доброты, ни дружелюбия. – Куда я должен идти? Кто мне поможет?
– На самую глубину. Ты. – Неожиданно ангел встала и убрала руку, и Саймон вдруг почувствовал, что начал медленно падать вниз. Он изо всех сил вцепился в изгибавшийся край крыши. – Мне трудно с тобой говорить, Саймон, – сказала она. – Возможно, мне больше не удастся это сделать.
– Почему ты не можешь сказать? – вскричал он. Его ноги соскользнули с края крыши, тело трепетало, точно парус на ветру, но он продолжал пытаться ее понять. – Просто скажи!
– Это совсем не так легко. – Ангел повернулась и начала медленно подниматься назад, к своему месту на шпиле башни. – Если я смогу снова к тебе прийти, я приду. Но говорить ясно и понятно можно только про не слишком важные вещи. Самая великая правда находится внутри, всегда под покровом. Ее нельзя дать, ее нужно найти.