Саймон почувствовал, что у него разжались пальцы, и медленно, словно колесо, сорвавшееся с оси, он начал вращаться и падать вниз. Мимо по очереди проносились небо и земля, словно мир превратился в детский мячик, а он оказался внутри, в заточении, в мяче, который кто-то злобно пнул ногой.
На следующий день Саймон уже сомневался в том, что видел ночью. Пока они готовились к подъему, его не покидали беспокойные мысли о том сне. Если Амерасу права и теперь он действительно более открыт Дороге Снов, имело ли какое-то особенное значение то, что сказала ему ангел? Как он может спуститься на самую глубину? Он же собирался подняться на высокую гору. И какой ответ прячется внутри? Какая-то даже ему неизвестная тайна? Полная бессмыслица!
Они отправились в путь, как только на небе появилось солнце. Первую половину утра они ехали через предгорья, поднявшись на нижние, не слишком крутые склоны Свертклифа, а когда оставили их позади, им пришлось спешиться и вести лошадей на поводу.
В середине утра они остановились, чтобы перекусить – немного сушеных фруктов и хлеба, которые Бинабик взял с собой из запасов в лагере Джошуа.
– Я думаю, пора оставить лошадей, – сказал тролль. – Если Кантака захочет пойти с нами, она сможет подняться, если я не буду сидеть у нее на спине.
Саймон не думал о том, что ему придется расстаться с Искательницей, рассчитывая, что найдется путь, по которому они сумеют добраться до вершины верхом, но единственная ровная дорога находилась на дальней стороне Свертклифа, похоронная, и она шла из Эрчестера и Хейхолта.
У Бинабика в седельной сумке лежало большое количество веревок, он пожертвовал часть Саймону и Мириамель, и они привязали лошадей к низкому, искривленному ветром дереву так, что те могли без проблем достать до естественного пруда в скалах, полного дождевой воды. Кроме того, длинные веревки позволяли лошадкам щипать траву, дожидаясь своих хозяев – полдня или больше. Саймон прижался лицом к шее Искательницы и шепотом пообещал, что вернется, как только сможет.
– Нам нужно еще что-то сделать? – спросил Бинабик. Саймон смотрел на вершину Свертклифа и очень хотел придумать причину, которая еще немного отложила бы подъем. – В таком случае в путь, – сказал тролль.
Восточный склон Свертклифа оказался не таким вертикально крутым, каким представлялся издалека. Они поднимались по диагонали, Кантака шла сзади, и время от времени им даже удавалось выпрямляться в полный рост, хотя по большей части приходилось передвигаться, сгорбившись и цепляясь то за один выступ, то за другой. Только в одном месте, узкой щели между стеной и стоявшим вертикально камнем, Саймон почувствовал беспокойство, но он и его спутники протиснулись в нее, а Кантака, которая нашла какую-то тайную волчью тропу, стояла на другой стороне, высунув розовый язык и наблюдая за их усилиями с очевидной насмешкой.
Через несколько часов после полудня небо потемнело и воздух стал тяжелым. По склону пробежался дождик, намочив путников и вызвав у Саймона беспокойство. Сейчас подъем был не таким уж сложным, но он видел, что очень скоро им станет намного труднее, и его совсем не радовала необходимость перебираться через круто наклоненные камни, если они будут мокрыми и скользкими. Но короткий дождик прошел, и, хотя грозные тучи продолжали закрывать небо, он видел, что в ближайшее время сильного ливня не ожидается.
Подъем действительно стал более крутым, но не таким страшным, как Саймон опасался. Бинабик шел впереди так же уверенно, как бараны кануков. Они только один раз воспользовались веревкой, обвязавшись для безопасности, когда перепрыгивали с одного заросшего травой уступа на другой через наклонную насыпь из голых камней. Все благополучно справились с этой задачей, хотя Мириамель оцарапала руки, а Саймон сильно ударился коленом, когда приземлился. Кантака, судя по всему, считала препятствие таким же смехотворным, как и другие.
Когда они остановились, чтобы отдышаться, Саймон увидел всего на несколько локтей ниже небольшую полянку, заросшую белыми цветами – звездочками, лепестки которых сияли, точно снежинки, в темно-зеленой траве. Это открытие его невероятно обрадовало: он почти не видел цветов с тех пор, как они с Мириамель покинули лагерь Джошуа. Даже зимняя-шляпка и огонек-фрейи встречались очень редко, хотя время года было самым подходящим.
Подъем по склонам Свертклифа занял у них больше времени, чем они рассчитывали, и, когда они справились с последним участком, солнце висело совсем низко на небе, на ширине ладони сияя над горизонтом за завесой туч. Все трое буквально сложились пополам, пытаясь отдышаться; во время последнего отрезка пути они так часто использовали руки для равновесия и опоры, что Саймон подумал, не решила ли Кантака, будто ее спутники превратились в таких же четвероногих, как она. Когда они наконец смогли выпрямиться на заросшей травой вершине Свертклифа, луч солнца пробился сквозь тучи, залив круглую гору бледным светом.
Примерно в сотне элей от того места, где они стояли, стараясь отдышаться, находились могилы королей Хейхолта, но все, кроме одной, представляли собой заросшие травой холмики, над которыми потрудилось время, и они стали казаться естественной частью пейзажа. Лишь одна, вне всякого сомнения, Престера Джона, еще оставалась грудой голых камней. На далеком западном склоне виднелись смутные очертания Хейхолта, а тонкий, точно игла, шпиль Башни Зеленого Ангела сиял ярче всего остального.
Бинабик посмотрел на тусклое солнце.
– Мы добрались сюда позже, чем я рассчитывал. Мы не сможем отправиться в обратный путь, пока не станет совсем темно. – Он пожал плечами. – Но тут мы ничего сделать не можем. Лошади сумеют прокормиться до тех пор, пока мы к ним не вернемся.
– А как насчет… – Саймон смущенно посмотрел на Кантаку, он уже собрался сказать «волков», – … диких животных? Ты уверен, что с лошадьми все будет в порядке?
– Они прекрасно умеют защищаться. К тому же в здешних краях я видел очень мало диких животных. – Бинабик похлопал Саймона по руке. – Кроме того, мы ничего не можем сделать, разве что рискнем сломать себе шеи или какие-нибудь кости.
Саймон сделал глубокий вдох и направился в сторону кладбища:
– Тогда идем.
Семь могильных холмов располагались частично по кругу, на расстоянии друг от друга, чтобы оставалось место для других. Саймон почувствовал укол суеверного страха, когда об этом подумал. Кто еще будет здесь лежать? Элиас? Джошуа? Или ни тот, ни другой? Возможно, происходящие сейчас события приведут к тому, что привычный и ожидаемый порядок будет нарушен.
Они шагнули в центр неполного круга и остановились. Ветер гнул траву, на вершине горы царило безмолвие. Саймон подошел к первой могиле, которая погрузилась в землю так сильно, что теперь была не выше человеческого роста, хотя ее длина и ширина превосходила его в несколько раз. В памяти Саймона всплыло стихотворение и воспоминание о черных статуях в темном, тихом тронном зале.
– Фингил Первый, Кровавый король, – тихо проговорил он. – Прилетел с севера на красных крыльях войны.
Теперь, когда он произнес первый стих, ему стало казаться, что, если он остановится, это принесет несчастье.
– Хьелдин, его сын, Безумный король, спрыгнул на землю с башни, населенной призраками.
Третья могила находилась совсем рядом со второй, словно тот, кто в ней лежал, продолжал искать защиты у своих предков.
– Икфердиг, следующий, Сожженный король, встретил огненного дракона темной ночью.
Саймон замолчал. Между тремя могилами и следующей было свободное пространство, а в голове у него начали формироваться новые строчки, и через мгновение он их окончательно вспомнил.
– Три северных короля, все мертвые и холодные. Север больше не правит в высоком Хейхолте.
Он перешел к следующей группе из трех могил, на сей раз быстро вспомнил следующие слова песни, и ему не пришлось их искать. Мириамель и Бинабик стояли молча и слушали.
– Король Цапля Сулис, прозванный Отступник, бежал из Наббана, но встретил свою судьбу в Хейхолте.
Святой король Тестейн вошел в ворота, но так из них и не вышел.
Последний, Эльстан Король-Рыбак, воспетый в легендах, разбудил дракона и умер в Хейхолте.
Саймон сделал глубокий вдох. Казалось, будто он произносил магическое заклинание, еще несколько слов, и обитатели могил восстанут от своего многовекового сна под звон украшений и оружия, сопровождавших их в последний путь.
Шесть королей правили в громадных залах Хейхолта. Шесть хозяев вышагивали по коридорам с каменными стенами.
Шесть могил на скале над глубоким заливом Кинслаг.
Шесть королей останутся в них до последнего Судного дня.
Когда он закончил, ветер на мгновение подул сильнее, со стонами примял траву… но больше ничего не произошло. Могилы оставались безмолвными и таинственными, а их тени тянулись по земле к востоку.
– Конечно, сейчас здесь лежит семь королей, – сказал Саймон, нарушив молчание.
Теперь, когда наступил решающий момент, он начал ужасно нервничать, сердце отчаянно колотилось в груди, и он вдруг понял, что слова застревают в горле и он почти не может говорить. Он повернулся к последней могиле. Она была выше остальных, а камни лишь частично заросли травой. Казалось, будто это раковина огромного морского существа, выброшенного на сушу древним приливом.
– Король Джон Пресбитер, – сказал Саймон.
– Мой дедушка.
Саймон повернулся, удивленный тем, что Мириамель заговорила. Она побледнела, глаза были испуганными и какими-то пустыми.
– Я не могу на это смотреть, – сказала она. – Я подожду там. – Она развернулась, стала обходить могилу Фингила, скрылась из вида, потом снова появилась и села лицом к востоку и скалам, по которым они только что поднялись.
– Тогда за дело, – заговорил Бинабик. – Мне это не доставит удовольствия, но ты прав, Саймон, глупо не воспользоваться шансом забрать меч.