– Бинабик! – закричала она. – Саймон!
– Нет, беги отсюда! – хриплый голос тролля наполнял страх. – Тут полно… богаников! Спасайся!
Мириамель, которая испытывала ужас за своих спутников, медленно пробралась вдоль борта лодки. Какое-то маленькое, верещавшее существо спрыгнуло с баргоута у нее над головой и расцарапало ей лицо когтями. Мириамель взвизгнула и оттолкнула его, а затем пригвоздила к земле факелом. Одно жуткое мгновение она смотрела на маленькую, сморщенную, чем-то похожую на человека отвратительную тварь, извивавшуюся в огне факела, – спутанные волосы горели, рот с острыми зубами был открыт в вопле боли. Мириамель снова закричала, подняла факел и ногой отпихнула умиравшего монстра в тени.
Кровь так стучала у Мириамель в висках, что ей казалось, еще мгновение, и голова у нее лопнет, но она продолжала пробираться вперед. К ней бросилось еще несколько похожих на пауков существ, но она замахнулась на них сразу двумя факелами, и они тут же отскочили. Мириамель уже была совсем рядом с Кантакой и могла к ней прикоснуться, но не стала: волчица быстро двигалась в узком пространстве, ломала шеи, рвала на части маленькие тела.
– Бинабик! – крикнула Мириамель. – Саймон, я здесь! Идите на свет!
Услышав ее голос, к ней бросилась толпа верещавших существ, она ударила двоих факелом, но второй, падая с пронзительным криком на землю, чуть не вырвал его из ее руки. В следующее мгновение она увидела у себя над головой тень и отскочила назад, снова подняв свое оружие.
– Это я, принцесса, – тяжело дыша, крикнул Бинабик, который взобрался на перила «Морской Стрелы». Он наклонился, на мгновение исчез и снова появился, и Мириамель смогла разглядеть только глаза на перепачканном кровью и землей лице. Бинабик опустил вниз древко копья, чтобы она за него ухватилась. – Держи. Не подпускай их слишком близко!
Мириамель схватила копье, обернулась, изо всех сил размахнулась и отправила полдюжины мерзких тварей к стене могилы. И уронила один из факелов. Когда она наклонилась, чтобы его поднять, к ней метнулось еще одно сморщенное существо, она насадила его на копье, точно рыбак свою добычу, и он, извиваясь, медленно умирал.
– Саймон! – крикнула Мириамель. – Где он?
Она подняла второй факел и протянула его Бинабику, который снова нырнул в лодку, а когда выпрямился, Мириамель увидела у него в руке топор размером примерно с самого тролля.
– Я не смогу держать факел, – задыхаясь, сказал тролль. – Воткни его в стену.
Бинабик поднял топор над головой и спрыгнул вниз, оказавшись рядом с ней.
Мириамель, как он сказал, засунула конец факела в осыпавшуюся землю.
– Хиник, айа! – крикнул Бинабик.
Кантака начала пятиться, но явно не хотела прекращать сражение и несколько раз с рычанием бросалась на стрекотавших тварей. Когда она снова метнулась в бой, ее окружила новая толпа отвратительных существ, но Бинабик, размахивая топором, превратил нескольких в окровавленные ошметки, Мириамель отбивалась от других копьем. Кантака прикончила одного из врагов и атаковала тех, кто еще находился рядом. Остальные сердито верещали, сверкая белыми, точно луны, глазами, однако не стали преследовать Мириамель и ее спутников, которые начали отступать к отверстию в стене.
– Где Саймон? – снова спросила Мириамель, но уже знала, что не хочет услышать ответ, и внутри у нее поселилась холодная пустота – Бинабик не оставил бы Саймона, если бы тот был жив.
– Я не знаю, – резко ответил Бинабик. – Но мы ничем не можем ему помочь. Нужно выбираться на воздух.
Мириамель подтянулась и вылезла наружу, в фиолетовую темноту и на холодный ветер. Когда она обернулась и протянула Бинабику конец копья, чтобы он за него ухватился, она увидела, как мерзкие твари в бессильной ярости метались вдоль основания «Морской Стрелы», а их тени казались длинными и нелепыми в свете факелов. Прежде чем в отверстии появились плечи Бинабика, закрыв собой дыру, Мириамель успела увидеть бледное, суровое лицо деда.
Тролль сидел сгорбившись, а его лицо походило на грязную маску поражения. Мириамель пыталась отыскать собственную боль и не смогла. Она ощущала себя пустой, лишенной каких бы то ни было чувств. Кантака, которая отдыхала неподалеку, вертела головой, словно их молчание ее озадачивало. Пасть волчицы была перепачкана кровью и внутренностями врагов.
– Саймон начал падать в тоннель, – медленно заговорил Бинабик. – Я его видел – и вдруг он исчез. Я копал и копал, но там была лишь земля. – Он покачал головой. – Я копал и копал, не переставая. И вдруг появились боганики. – Бинабик закашлялся и выплюнул в огонь комок земли. – Тучи мерзких тварей лезли наружу, точно черви, а за ними выбирались другие. Все больше и больше.
– Ты сказал, что там тоннель. Возможно, есть другие. – Мириамель с удивлением услышала невозможное спокойствие в собственном голосе. – Может быть, Саймон провалился в какой-то из них. Когда эти твари… копатели… уйдут, мы сможем его поискать.
– Да, конечно, – ничего не выражавшим голосом ответил Бинабик.
– Вот увидишь, мы его найдем.
Тролль провел рукой по лицу и рассеянно посмотрел на грязь и кровь, оставшиеся на ней.
– В мехе есть вода, – сказала Мириамель. – Давай я промою твои порезы.
– У тебя тоже идет кровь. – Бинабик показал коротким пальцем на ее лицо.
– Я принесу воду. – Мириамель поднялась, чувствуя, что ноги едва ее держат. – Мы найдем Саймона. Вот увидишь, – повторила она.
Бинабик промолчал. Когда Мириамель, которая едва держалась на ногах, шла к седельным сумкам, она дотронулась до лица в том месте, где его располосовали когти копателя. Кровь почти высохла, но, прикоснувшись к щекам, она обнаружила, что они мокрые от слез – а она даже не заметила, что плачет.
Его нет, – подумала она. – Саймона нет.
Она почти ничего не видела перед собой от слез и чудом не споткнулась на неровной земле.
Элиас, Верховный король Светлого Арда, стоял около окна и смотрел на посеребренный лунным светом бледный длинный палец Башни Зеленого Ангела. Окутанный тайной и тишиной, он казался призраком, пришедшим из другого мира, чтобы сообщить странные новости. Элиас наблюдал за ним, как человек, который знает, что проживет свою жизнь, а потом умрет, – так моряк смотрит на море.
В покоях короля царил беспорядок, как в норе животного. На кровати, стоявшей в центре комнаты, лежал только пропитанный потом матрас; несколько скомканных одеял валялось на полу, он ими не пользовался, и они превратились в пристанище для мелких существ, которых не пугал холод, ставший для Элиаса скорее необходимостью, чем удобством.
Окно, у которого король стоял, как и все остальные в длинной комнате, было распахнуто настежь. На каменных плитках под ними собралась дождевая вода, и в особенно холодные ночи она замерзала, расцвечивая пол белыми полосами. Ветер принес внутрь листья и стебли. И даже тельце окоченевшего воробья.
Элиас смотрел на башню до тех пор, пока луна не окружила силуэт ангела своим сиянием. Наконец он повернулся и закутался в потрепанный халат, сквозь сгнившие швы которого проглядывала белая кожа.
– Хенфиск, – прошептал он. – Моя чаша.
Одна из бесформенных куч постельного белья в углу комнаты зашевелилась и встала. Монах молча поспешил к столу, стоявшему возле самой двери, вынул пробку из большого каменного кувшина, наполнил кубок темной, окутанной паром жидкостью и отнес королю с вечной дурацкой улыбкой на лице, хотя и немного не такой широкой, как обычно.
– Я сегодня снова не буду спать, – сказал король. – Понимаешь, меня мучают сны.
Хенфиск стоял молча, но выпученные глаза демонстрировали полнейшее внимание.
– И кое-что еще. Я это чувствую, но никак не могу понять.
Элиас взял кубок, вернулся к окну, и рукоять меча Скорбь заскрежетала о каменный подоконник. Элиас уже давно с ним не расставался, даже во сне, и клинок в ножнах оставил собственное углубление в матрасе рядом с телом короля.
Элиас поднес кубок к губам, сделал глоток и вздохнул.
– Музыка стала другой, – тихо сказал он. – Великая музыка мрака. Прайрат ничего не говорит, но я чувствую. Мне не нужно, чтобы этот евнух рассказывал. Теперь я уже и сам многое вижу, слышу… улавливаю запах. – Он вытер рот рукавом, оставив новое черное пятно среди множества других, уже высохших. – Кто-то творит перемены. – Он надолго замолчал. – Возможно, Прайрат ничего не скрывает. – Король посмотрел на своего виночерпия с почти разумным выражением лица. – Может быть, он сам не знает. И это будет не единственным, что ему неизвестно. У меня еще осталось несколько собственных тайн. – Элиас продолжил рассуждать вслух: – Но если Прайрат не чувствует… изменений… интересно, что это может означать? – Король снова повернулся к окну и башне. – Что?
Хенфиск терпеливо ждал. Наконец Элиас допил свою настойку и протянул кубок монаху. Тот взял его из руки короля, вернул на стол у двери и отправился назад, в свой угол. Он устроился у стены, но голову не опустил, как будто не сомневался, что будут новые указания.
– Башня ждет, – тихо проговорил Элиас. – Очень долго ждет.
Когда он оперся о подоконник, поднялся ветер, который растрепал его темные волосы, взметнул в воздух листья с пола, и они с шуршанием разлетелись по комнате.
– О, Отец… – прошептал король. – Боже милосердный, как бы я хотел уснуть.
Охваченный ужасом Саймон тонул в холодной, влажной земле. К нему вернулись все прежние кошмары о смерти и погребении, когда сырые комья стали забиваться в глаза и нос, давить на руки и ноги. Он отчаянно сражался, пока не перестал чувствовать кисти и пальцы, но душившая земля по-прежнему окружала его со всех сторон.
А потом так же резко, как проглотила, земля его выплюнула, ноги, которыми он пытался отбиваться, вдруг перестали встречать сопротивление, и через мгновение Саймон почувствовал, что летит вниз вместе с лавиной комьев грязи. Он тяжело приземлился на пол, и дыхание, которое он так долго сдерживал, вырвалось из груди с болезненным хрипом. Саймон сделал вдох и проглотил ком земли.