Взволнованная Мегвин повернулась и поспешила обратно по склону, в сторону света других бездомных душ.
Более пяти сотен пикейщиков из Метессы стояли плечом к плечу у входа в Ванстримский проход, подняв над головами щиты так, что казалось, будто огромная многоножка закрыла собой узкую щель между скалами. Воины барона Серридана были в кожаных кирасах, железных шлемах и доспехах, помятых и поцарапанных после долгой службы. Знамя с изображением Журавля, символа их дома, развевалось над сомкнутыми пиками.
Наббанайские лучники, занявшие позиции вдоль стен каньона, выпустили в небо тучи стрел, большинство отскакивали от крыши из щитов, не причинив никакого вреда, но некоторые находили своих жертв в щелях между ними. Но, как только где-то падал метессанский воин, ряды тут же смыкались.
– Лучники не могут заставить их сдвинуться с места! – с восхищением крикнул Слудиг. – Вареллан должен пойти в атаку! Клянусь Эйдоном, люди барона – гордые ублюдки! – Он повернулся к Изгримнуру с ликованием на лице. – Джошуа выбрал прекрасных союзников!
Герцог кивнул, но он не испытывал такого же восторга, как Слудиг. Он стоял среди элиты армии Джошуа, которая теперь называлась «домашняя стража принца» – странное имя, поскольку у Джошуа не было дома, – и хотел только одного: чтобы сражения закончились. Он устал от войны.
Когда он смотрел на сужавшуюся долину, его вдруг поразило сходство неровных скал по обеим ее сторонам с ребрами, в то время как Анитуллийская дорога походила на грудину между ними. Когда Престер Джон больше пятидесяти лет назад с боями пробился через проход и одержал победу в этой самой долине Фрасилис, говорили, что в том сражении погибло неисчислимое количество воинов и некоторые тела пролежали без погребения месяцы. Проход и открытые земли к северу от долины были усыпаны костями, а небо почернело от стервятников.
И чего ради? – подумал Изгримнур. – Прошло меньше одной человеческой жизни, и вот мы опять здесь, готовим новый пир для хищных птиц. Снова и снова. Как же я от этого устал.
Он смотрел вдаль, по всей длине прохода, чувствуя себя ужасно неудобно в седле. Внизу стояли готовые к сражению отряды новых союзников принца, и флаги их домов ярко сияли в лучах предвечернего солнца: Гусь, Фазан, Крачка и Тетерев – настоящий птичий двор. Бароны, жившие по соседству с Серриданом, не стали медлить и присоединились к его армии: никому не нравился герцог Бенигарис, а игнорировать вновь появившегося Камариса было трудно.
Изгримнура поразило то, что ситуация повторилась. Армию Джошуа возглавил воин, которого считали давно умершим, и им предстояло решающее сражение в том же месте, где Престер Джон, отец Джошуа и самый близкий друг Камариса, одержал свою знаменитую победу. Наверное, это хорошее предзнаменование, – подумал Изгримнур… но почему-то он чувствовал, как прошлое выдавливает жизнь из настоящего, словно История превратилась в огромного и завистливого зверя, намеревавшегося заставить все, что будет потом, превратиться в его печальное подражание.
Такая жизнь не годится для старика. – Герцог вздохнул. Слудиг, который внимательно следил за полем боя, ничего не заметил. – Когда ты идешь на войну, ты должен верить, что сможешь чего-то добиться. Мы сражаемся, чтобы спасти королевство Джона или, возможно, человечество… но разве не так мы всегда думаем – все войны бессмысленны, кроме той, которую мы сейчас ведем?
Изгримнур пошевелил поводьями. У него уже затекла и болела спина, а ведь он еще не делал никакой тяжелой работы. Квалнир висел в ножнах у него на боку, и он еще ни разу не достал его после того, как наточил и отполировал, когда не мог уснуть прошлой ночью.
Я просто устал, – подумал Изгримнур. – Я хочу вернуть Элвритсхолл. Хочу увидеть внуков. Хочу прогуливаться с женой по берегу Гратуваска, когда по нему идет лед. Но ничего не получу, пока не закончится проклятая война.
Вот почему мы сражаемся, – решил он. – Потому что надеемся, что война принесет нам мир. Но она никогда, никогда…
Слудиг вскрикнул, и Изгримнур вздрогнул от неожиданности, но это был вопль ликования.
– Смотрите! Их атакуют Камарис и его всадники!
Когда стало ясно, что стрелы не могут разрушить метессанскую стену из щитов Серридана и освободить проход, Вареллан из Наббана приказал своим рыцарям пойти в новую атаку, и, когда они принялись выталкивать армию принца обратно в долину, Камарис и тритинги Хотвига спустились с горной дороги и ударили в бок самого большого отряда Вареллана.
– Где Камарис? – вскричал Слудиг. – О! Вот он! Я вижу его шлем!
Изгримнур тоже его видел. С такого расстояния морской дракон казался чуть больше пылающего золотого пятна, но сам Камарис возвышался над врагами, выпрямившись во весь рост в стременах, и вокруг него быстро расширялся круг смятения – наббанайские рыцари старались оказаться как можно дальше от смертоносного Шипа.
Принц Джошуа, наблюдавший за сражением примерно в ста локтях ниже по склону от Изгримнура и Слудига, повернул Виньяфода в их сторону.
– Слудиг! – позвал он. – Скажи Фреоселу, что я хочу, чтобы его армия подождала до тех пор, пока он сосчитает свои пальцы десять раз после того, как я подам остальным знак идти в атаку.
– Слушаюсь, ваше высочество. – Слудиг развернул лошадь и поскакал туда, где Фреосел и остальные воины из «домашней стражи принца» нетерпеливо ждали сигнала к наступлению.
Принц продолжал подниматься вверх по склону и вскоре остановился рядом с Изгримнуром.
– Наконец начинает сказываться юный возраст Вареллана. Он оказался слишком рьяным командиром.
– У командиров бывают недостатки и похуже, – ответил Изгримнур, – но ты прав, ему следовало удерживать начало прохода.
– Ему показалось, что он обнаружил наши слабые стороны, когда отбросил нас вчера. – Джошуа, прищурившись, посмотрел на небо. – И теперь ему придется гнать нас назад. Нам повезло. Бенигарис, несмотря на свои необдуманные решения в других вопросах, не стал бы так рисковать.
– В таком случае почему он отправил сюда младшего брата?
– Кто знает? – пожав плечами, ответил Джошуа. – Возможно, он нас недооценил. Не забывай, что Бенигарис правит Наббаном не один.
– Бедный Леобардис, – проворчал Изгримнур. – Какими своими поступками он заслужил такую жену и сына?
– И снова это никому не известно. Но вполне возможно, что мы чего-то не знаем.
Герцог пожал плечами.
Принц, глаза которого прятались в глубине шлема, внимательно наблюдал за разворачивавшимся сражением. Он достал Найдел из ножен, и меч лежал поперек его седла и колена.
– Время почти пришло, – сказал он. – Почти пришло.
– Их по-прежнему намного больше, чем нас, Джошуа. – Изгримнур вытащил Квалнир из ножен, на мгновение получив удовольствие от привычного движения: клинок прекрасно ему служил во множестве сражений, и доказательством тому являлось то, что герцог был здесь, живой, хоть и с ноющей спиной, натиравшими доспехами и кучей сомнений.
– Но у нас есть Камарис – и ты, старый друг. – Джошуа напряженно улыбнулся. – О лучшем мы не можем просить. – Он не сводил взгляда с начала прохода. – Да поможет нам Усирис Спаситель. – Принц торжественно сотворил знак Дерева на груди и поднял руку. Найдел поймал солнечный луч, и на мгновение Изгримнур задохнулся. – Ко мне, мои воины! – крикнул Джошуа.
На склоне над ними зазвучал рог, из теней прохода ему ответил Селлиан.
Армия принца и мятежные бароны со своими воинами помчались по дороге, и, глядя на них, Изгримнур испытал восхищение. Наконец они стали настоящей армией из нескольких тысяч сильных бойцов. Когда он вспоминал, как все начиналось и Джошуа с несколькими дюжинами потрепанных соратников бежали из Наглимунда через заднюю дверь, он чувствовал настоящий восторг. Не мог же Милосердный Бог позволить им зайти так далеко, чтобы потом разрушить все надежды.
Метессанские воины надежно удерживали свои позиции, Джошуа и его армия обошли их и двинулись дальше; пикейщики, которые освободились от своих смертоносных задач, несли раненых по дороге назад. Воины принца атаковали рыцарей Вареллана, но превосходящее число и тяжелые доспехи побеждали даже ярость Камариса и тритингов.
Сначала Изгримнур держался немного сзади, тут и там оказывая помощь, но не бросаясь в гущу сражения, где казалось, будто жизнь измеряется мгновениями. Он заметил всадника Хотвига, который стоял над своим умиравшим конем и отбивался от вражеского рыцаря с пикой в руках. Изгримнур с громким боевым кличем бросился вперед, а когда наббанайский рыцарь его услышал и повернулся, тритинг метнулся к нему и вонзил меч неприятелю под мышку, где на кожаной куртке не было металлических пластин. Рыцарь упал на землю, Изгримнур почувствовал мимолетную ярость из-за постыдного удара тритинга, но, когда тот выкрикнул слова благодарности и помчался вниз по склону, обратно, в самое сердце битвы, герцог уже не знал, что думать. Следовало ли тритингу умереть, чтобы подтвердить фальшивое утверждение, будто война может быть благородной? Но заслужил ли другой воин смерть из-за того, что верил в эту ложь?
Постепенно, когда день начал близиться к вечеру, Изгримнур обнаружил, что заметно продвинулся в гущу сражения, одного неприятеля убил, нескольких заставил отступить с сильными ранениями. Сам он получил только небольшие царапины, вероятно, потому, что ему сопутствовала удача. Один раз он споткнулся, и вражеский удар двуручного меча скользнул по верхушке его шлема; если бы он не упал, он бы лишился головы. Изгримнур уже не чувствовал прежней ярости боя, но страх наделил его силой, о существовании которой он давно забыл. У него было ощущение, будто он снова оказался в гнезде гантов: куда бы он ни поворачивался, его окружали существа в панцирях, стремившиеся его прикончить.
Выше по склону Джошуа и его рыцари отогнали воинов Вареллана почти до самого начала прохода. Конечно, – подумал Изгримнур, –