Старик начал произносить Манса Никталис, а вороны чистили клювами перья.
– Я ничего не понимаю? – спросил Бинабик. – Насколько мне известно, это не похоже на ритуалы вашей церкви.
Мириамель покачала головой. Вне всякого сомнения, старик был безумен. Он обращался к воронам на языке Наббана, а те расхаживали по алтарю и хрипло каркали в ответ. Но было что-то еще в этой сцене, нечто неуловимо странное…
Внезапно, когда старик поднял руки и сотворил ритуальный знак Великого Дерева, Мириамель его узнала. Перед алтарем стоял сам епископ Домитис, точнее то, что от него осталось – теперь он весил в два раза меньше, лишившись существенной части своей плоти, и даже голос изменился, стал хриплым и тонким. Но, когда епископ произносил звучные строки мансы, он снова стал похож на прежнего Домитиса, и Мириамель увидела его таким, каким он был прежде, – надутым, точно жаба, и полным осознания собственной важности.
– Бинабик! – прошептала Мириамель. – Я его знаю! Он епископ этого собора. Только он очень сильно изменился!
Тролль смотрел на пританцовывавших на алтаре воронов со смесью смущения и веселья.
– Возможно, ты сумеешь его убедить нам помочь? – спросил он.
Мириамель задумалась:
– Сомневаюсь. Он очень заботится об этой церкви и явно не захочет, чтобы мы разгуливали по катакомбам.
– В таком случае я считаю, что мы обязательно должны там побывать, – тихо сказал Бинабик. – Нужно только дождаться подходящего момента. – Он посмотрел на Домитиса, который стоял, закинув голову назад, закрыв глаза и расставив руки в стороны, словно подражал своей птичьей пастве. – Мне нужно кое-что сделать. Жди меня здесь. Я скоро вернусь. – Он тихо встал со скамьи и быстро пошел по проходу в сторону передней части собора.
– Бинабик! – тихонько позвала его Мириамель, но тролль лишь поднял руку и исчез за дверью.
Мириамель ничего не оставалось, как продолжать наблюдать за странным спектаклем.
Казалось, Домитис совершенно забыл обо всех, кроме себя и воронов. Две птицы взлетели и опустились ему на плечи и оставались там, пока епископ раскачивался и вскидывал вверх руки, настолько увлеченный собственными речами, что воронам приходилось взмахивать крыльями, чтобы удержаться на своем «насесте».
Наконец, когда епископ подошел к последней части мансы, стая воронов взлетела и, точно каркающая грозовая туча, начала кружить у него над головой. Ритуал утратил торжественную серьезность, и Мириамель вдруг поняла, что происходящее ее пугает. Неужели в мире не осталось ни одного уголка, куда не добралось бы безумие? Неужели все утратило нормальность?
Домитис произнес последние слова молитвы и смолк. Вороны еще немного над ним покружили, подобно вихрю, устремились вверх, к разбитому куполу, и исчезли в тенях, оставив лишь громкое эхо. После того как в соборе вновь наступила тишина, Домитис, ставший серым от затраченных усилий, скрылся за алтарем.
Когда прошло некоторое время, а он так и не появился, Мириамель подумала, что у старика мог начаться приступ или он просто умер. Она встала и осторожно направилась к алтарю, настороженно поглядывая в сторону купола, опасаясь, что вороны спустятся вниз, угрожая ей когтями и клювами…
Домитис лежал на потертом одеяле за алтарем и тихонько похрапывал. Теперь, когда он находился в состоянии покоя, кожа у него на щеках отвисла еще сильнее, и казалось, будто на лице у него маска из расплывшегося воска. Мириамель содрогнулась и вернулась на свое место, но очень скоро почувствовала себя слишком уязвимой. В зале все еще находилось множество безмолвных фигур, но она могла с легкостью представить, будто они лишь делают вид, что спят, и хотят убедиться, что ее спутник не вернется, чтобы вскочить и напасть на нее…
Мириамель ждала, как ей показалось, очень долго. В зале было даже холоднее, чем в часовне с разбитым куполом, но зато она могла быстро сбежать. Сквозь приоткрытую дверь внутрь задувал ночной ветер, и свобода казалась совсем близкой, но она вздрагивала каждый раз, когда скрипели дверные петли.
– Дождь так и не утих, – сообщил Бинабик, скользнув внутрь и стряхивая воду на каменный пол.
– Епископ Домитис заснул за алтарем. Бинабик, где ты был?
– Отвел лошадь туда, где нас ждут Искательница и Кантака. Даже если мы не найдем здесь то, что ищем, мы легко сможем пройти через город пешком. Но если мы найдем место, где начинается туннель, то, вернувшись, могли бы обнаружить твою лошадь в супе голодного крестьянина.
Мириамель об этом не подумала, но понимала, что тролль поступил правильно.
– Я рада, что ты это сделал. А каковы наши дальнейшие планы?
– Отправимся на поиски туннеля, – ответил Бинабик.
– Когда епископ Домитис говорил о катакомбах, он посматривал на заднюю часть собора, на стену за алтарем.
– Хм-м-м. – Тролль кивнул. – Хорошо, что ты это заметила и запомнила. Значит, наши поиски следует начать именно там.
– Мы не должны шуметь, чтобы его не разбудить.
– Мы пойдем как снежные мыши, а наши ноги будут лишь шептать на корке наста. – Бинабик сжал ее руку.
Тревоги Мириамель относительно заснувшего Домитиса оказались необоснованными. Старик храпел негромко, но основательно и, когда они тихонько проходили мимо, даже не пошевелился. Огромная стена за алтарем, на которой прежде находилось изображение мучений Святого Сутрина, превратилась в рассыпавшуюся штукатурку с редкими следами керамических цветов. У одного конца стены, за полусгнившей бархатной портьерой, они обнаружили низкую дверь. Бинабик потянул за ручку, и она легко открылась, как если бы ею часто пользовались. Тролль заглянул внутрь и обернулся назад.
– Нужно прихватить с собой свечи, – прошептал он. – Так мы сможем сохранить факелы на будущее.
Мириамель вернулась и взяла две свечи из канделябров. Она ощутила легкий стыд, ведь Домитис обошелся с ними по-доброму, пусть и вел себя странно, но она решила, что их цель важнее греха кражи и даже пойдет на пользу епископу – быть может, однажды он увидит, как его любимый собор будет восстановлен. Оставалось выяснить, станут ли в нем так же охотно принимать воронов. Она надеялась, что нет.
Бинабик и Мириамель начали осторожно спускаться по узкой лестнице, каждый держал в руке свечу. Столетия людей, ходивших по лестнице, оставили на каменных ступенях желобки, подобные высохшей речке. Мириамель и Бинабик сошли с лестницы, оказались в подвале с низким потолком и остановились, чтобы осмотреться. На стенах по обе стороны они увидели множество ниш, в которых стояли странные фигуры – большинство были в одеяниях священников и держали различные церковные символы. В остальном коридор оставался пустым.
Бинабик указал в сторону коридора, который казался наименее посещаемым.
– Я думаю, нам сюда, – сказал тролль.
Мириамель заглянула в темный туннель. На бледных оштукатуренных стенах не было никаких следов, как и фигур святых. Она сделала глубокий вдох.
– Пошли.
Между тем вниз слетела пара воронов, они сделали круг и уселись рядом на алтарь, блестящими глазами глядя на дверь в катакомбы. И они были не единственными наблюдателями. Из теней от одной из стен отделилась фигура и бесшумно зашагала по собору – как совсем недавно Мириамель и тролль, потом мужчина остановился перед дверью, прислушиваясь. Через некоторое время он проскользнул внутрь и начал тихо спускаться по лестнице.
После этого в темном соборе наступила тишина – если не считать тихого храпа епископа и шороха крыльев.
42. Корни Белого дерева
Саймон долго смотрел на удивительное видение, сделал шаг вперед и тут же испуганно отскочил назад. Разве такое могло быть? Он решил, что это очередная картинка из сна, как и многие другие иллюзии в бесконечных туннелях, по которым он блуждал.
Он потер глаза и снова их открыл: тарелка по-прежнему стояла в нише возле лестничной площадки, на высоте груди. На ней были красиво разложены, как на королевском банкете, маленькое зеленое яблоко, луковица и горбушка хлеба. Рядом он заметил простую чашку, накрытую крышкой.
Саймон отшатнулся, отчаянно озираясь по сторонам. Кто мог так поступить? Что заставило кого-то оставить ужин на пустой лестнице, глубоко под землей? Он поднес поближе мерцавший факел, чтобы еще раз посмотреть на волшебное подношение.
В это было трудно поверить – нет, просто невозможно. Он скитался много часов после того, как ушел от большого водоема, пытаясь двигаться вверх, но у него не было ни малейшей уверенности в том, что он не опускался еще глубже вниз, когда проходил по изогнутым мостикам и наклонным коридорам, хотя он и поднялся на множество ступенек. Все это время пламя его факела постоянно бледнело и теперь превратилось в пучок голубого и желтого – и могло погаснуть от любого порыва ветра. Саймон уже практически не сомневался, что заблудился в туннелях навсегда и умрет от голода в темноте, – и нашел чудо.
Дело было даже не в самой еде, хотя от одного только взгляда на нее он чувствовал, как его рот наполняется слюной, а пальцы начинают подергиваться. Нет, получалось, что рядом находились люди, свет и свежий воздух. Даже стены, грубо обработанные руками человека, говорили о том, что поверхность где-то близко. Он практически спасен!
Подожди немного. – Саймон заставил остановиться протянутую руку, которая уже почти коснулась яблока. – А если это ловушка? Что, если они знают, что здесь кто-то бродит, и решили его выманить?
Но кто они такие? Ведь никто не мог знать, что он здесь, кроме его друзей и похожих на зверей копателей, а также подобных теням призраков ситхи из замка снов. Нет, тот, кто принес сюда ужин, по какой-то причине его здесь забыл.
Если еда настоящая.
Саймон снова протянул руку, приготовившись, что чудесное видение исчезнет, превратится в пыль… но этого не случилось. Его пальцы сжали яблоко. Оно оказалось твердым. Саймон схватил его, поднес к лицу и понюхал – а как вообще пахнет яд? – и откусил кусочек.