То, что казалось бесконечной перспективой во время ослепительной вспышки, теперь сомкнулось над ним, лестница вывела Саймона на широкую площадку и закончилась. Он увидел потолок из грубо сложенного кирпича, словно кто-то хотел закупорить винтовую лестницу, как горлышко бутылки, – но с одной стороны сквозь него проникал свет. Саймон брел в его сторону, наклонившись вперед, чтобы не удариться головой, и вскоре обнаружил место, где часть кирпичей отвалилась, оставив щель, достаточно широкую, чтобы в нее мог пролезть человек. Он подпрыгнул, но его пальцы лишь задели нижнюю часть грубого кирпича вдоль края; до верхней он не достал. Саймон подпрыгнул еще несколько раз, но у него ничего не получилось.
Саймон смотрел на щель, и им овладела тупая усталость. Он сел на ступеньку и опустил голову на руки. Он проделал такой долгий путь!
Он доел остатки хлеба и подержал в руке луковицу, решая, стоит ли съесть ее прямо сейчас, но спрятал в карман. Нет, время сдаваться еще не пришло. Он подполз к груде кирпичей, упавших с потолка, и принялся укладывать их один на другой, стараясь построить относительно устойчивое сооружение. После того как у него получилось нечто более-менее надежное, Саймон на него взобрался. Теперь его руки входили внутрь пустого пространства, но он все равно не доставал до своей цели. Тогда он напряг мышцы и подпрыгнул, пальцы на миг коснулись верхнего края, но соскользнули, и он вновь больно ударил лодыжку. Прикусив губу, чтобы не застонать от боли, Саймон снова построил кирпичи, забрался на них, присел и прыгнул.
На этот раз он был готов, и ему удалось повиснуть на руках. Сделав несколько глубоких вдохов, он подтянулся вверх, хотя все тело у него дрожало от напряжения.
Дальше, дальше, еще совсем чуть-чуть…
Саймон уже миновал битый кирпич. Когда ему удалось подтянуться еще выше, его локти зацепились за кладку, и на мгновение ему показалось, что он застрял в ловушке и будет вечно тут висеть, словно пернатая дичь. Он сделал еще один вдох, стиснул зубы, заставляя себя забыть о боли в руках и плечах, и снова потянулся вверх. Дрожа, дюйм за дюймом он продвигался вперед. Наконец его глаза оказались выше верхнего края дыры, затем нос и подбородок. Вскоре он сумел коснуться рукой поверхности, ухватиться за нее, прижимаясь спиной к кирпичам, и поднять вторую руку. Используя локти как рычаги, Саймон продолжал лезть наверх, не обращая внимания на то, что обломки камней царапали грудь, спину и бока. И вот после мощного толчка ногами он растянулся во весь рост на влажном камне. Теперь наконец он был в безопасности.
Саймон долго лежал, восстанавливая дыхание и пытаясь понять, насколько сильно у него болят руки и плечи, потом перевернулся на спину и стал смотреть на другой каменный потолок, лишь немногим выше предыдущего. По его щекам текли слезы. Неужели впереди новые мучения и ему придется, используя силу, вечно подниматься вверх? Он проклят?
Саймон вытащил рубашку из штанов и попытался выдавить из нее в рот несколько капель, потом сел и огляделся по сторонам. У него широко раскрылись глаза, и показалось, что сердце увеличилось в груди. Он оказался совершенно в другом месте.
Саймон сидел на полу кладовой – все здесь было сделано человеческими руками, вокруг лежало множество разных инструментов – впрочем, ими явно никто не пользовался. В одном углу он заметил колесо от фургона с двумя отсутствовавшими спицами. Несколько бочек стояли в ряд у стены, около них лежали чем-то плотно набитые мешки. Сначала Саймон решил, что там должна быть еда, потом увидел лестницу, стоявшую у дальней стены, и понял, откуда падал свет.
Верхняя часть лестницы исчезала в открытом люке – в квадрате, заполненном светом. Саймон смотрел на него, разинув рот. Очевидно, кто-то услышал его мольбы и привел сюда.
Он встал, медленно пересек помещение, затем ухватился за ступеньки лестницы и посмотрел вверх. Оттуда падал свет, и Саймону показалось, что это чистое сияние дня. Неужели после стольких мучений такое возможно?
Комната наверху оказалась еще одной кладовой, но на стене, у потолка, имелось небольшое окно – и сквозь него Саймон наконец увидел серое небо.
Небо!
Он думал, что уже выплакал все слезы, но, глядя на прямоугольник из туч, разрыдался от облегчения, как потерявшийся ребенок, который нашел родителей. Он опустился на колени и вознес благодарственную молитву. Ему вернули мир. Нет, не так: он снова нашел мир.
Немного отдохнув, Саймон поднялся по лестнице. В новой комнате он обнаружил инструменты каменотесов, кувшины с известковым раствором и кисти. А еще обычную дверь и обычные оштукатуренные стены. Саймон невероятно обрадовался. Все было благословенно обычным! Он аккуратно приоткрыл дверь, внезапно сообразив, что находится в таком месте, где живут люди, и, хотя ему ужасно хотелось увидеть человеческое лицо и услышать человеческий голос после шепота пустых теней, он знал, что должен соблюдать осторожность.
За дверью находилось большое помещение с отполированным каменным полом, на который падал свет из узких высоких окон. На стенах висели тяжелые гобелены. Справа виднелась лестница, круто уходившая вверх, напротив он разглядел еще один лестничный пролет и площадку с закрытой дверью. Саймон огляделся по сторонам и прислушался, но вокруг царила тишина, и он шагнул внутрь.
Несмотря на многочисленные метлы в кладовой, в большом помещении со спертым воздухом оказалось довольно грязно, Саймон даже разглядел бледные пятна плесени на гобеленах – такое впечатление, что сюда редко заходили люди.
Саймон все еще испытывал радостное удивление после спасения из подземелий, поэтому далеко не сразу сообразил, что находится в месте, которое ему хорошо известно. Что-то в форме и расположении окон и детали рисунков на одном из потускневших гобеленов показались ему странно знакомыми.
Башня Зеленого Ангела! Воспоминания вернулись, как сон, – знакомое стало странным, странное – знакомым. Я в вестибюле. В Башне Зеленого Ангела.
За удивившим его открытием последовали куда менее приятные.
Я в Хейхолте. В замке Верховного короля. Здесь Элиас и его солдаты. И Прайрат.
Он отступил к стене, в тень, словно сюда, через главный вход, могли в любой момент ворваться эркингарды и схватить его. Что теперь делать?
Конечно, было заманчиво подняться по высокой лестнице в звонницу, в то место, что с детства служило ему убежищем. Он сможет смотреть оттуда вниз и видеть всех, кто приходит в Хейхолт, отдохнет и попытается решить, что делать. Но распухшая лодыжка пульсировала от боли, и при мысли о новых ступеньках на него накатила страшная слабость.
Сначала он решил съесть луковицу, которую сберег, сказав себе, что заслужил маленький праздник. А потом подумает, как быть дальше.
Саймон вернулся в кладовую, но подумал, что и здесь могут часто бывать люди. Возможно, ему только показалось, что в вестибюль башни редко кто-то заходит. Он спустился по лестнице на склад, тихонько постанывая от боли в руках и лодыжке, достал из кармана луковицу и с жадностью ее съел. Затем выдавил в рот остатки влаги из рубашки – в любом случае дождь струился по окнам замка, и очень скоро у него будет сколько угодно воды – а затем прилег, опираясь на один из мешков, чтобы собраться с мыслями.
И сразу заснул.
– Мы лжем, когда испытываем страх, – сказал Моргенес.
Старик вытащил из кармана камень и бросил его в ров. Солнечный свет блеснул на пошедшей по воде ряби, а камень исчез.
– Страх перед неизвестным, страх из-за того, что могут подумать или узнать про нас другие. Но всякий раз, когда мы лжем, страх становится сильнее.
Саймон огляделся по сторонам. Солнце исчезло за западной стеной замка, и Башня Зеленого Ангела оставалась дерзким черным силуэтом на фоне неба. Саймон знал, что ему снится сон. Моргенес сказал ему об этом давно, но тогда они стояли в кабинете доктора и смотрели в покрытую пылью книгу, а не под открытым небом, когда день начал клониться к вечеру. В любом случае Моргенес мертв. Это всего лишь сон, ничего больше.
– На самом деле это сродни магии – быть может, самой могущественной из всех возможных, – продолжал Моргенес. – Изучай ее, если хочешь понять силу, молодой Саймон. Не забивай голову заклинаниями и магическими формулами. Пойми, как нас формирует ложь, как она воздействует на королевства.
– Какая же это магия? – запротестовал Саймон, вовлеченный в спор вопреки собственному желанию. – Такое знание ничего не делает. Настоящая магия позволяет… ну, я не знаю… Летать. Превращать кучи репы в мешки золота. Ну, так говорят легенды.
– Сами легенды очень часто оказываются лживыми, Саймон. Во всяком случае, плохие. – Доктор протер очки широким рукавом. – Хорошие легенды рассказывают о том, что самое страшное – это столкновение с ложью. И никакой талисман или волшебный меч не является столь же могучим оружием, как правда.
Саймон повернулся, чтобы посмотреть, как медленно расходятся круги по воде рва. Было так замечательно стоять и снова разговаривать с Моргенесом, пусть и во сне.
– Вы имеете в виду, что сказать огромному дракону вроде того, которого убил король Джон: «Ты уродливый дракон», – лучше, чем отрубить ему голову мечом?
Голос Моргенеса стал тише:
– Если ты делал вид, что перед тобой не дракон, то да, таков лучший вариант. Но это еще далеко не все, Саймон. Ты должен глубже проникать в суть вещей.
– Глубже? – Саймон повернулся к Моргенесу, чувствуя, как его охватывает гнев. – Я побывал под землей, доктор. Я провел там много времени и сумел подняться наверх. Что вы имеете в виду?
Моргенес… менялся. Его кожа стала тонкой, в белых волосах появились листья. На глазах у Саймона пальцы старика начали удлиняться, превращаясь в тонкие ветви, которых становилось все больше.
– Да, ты научился, – сказал доктор, и пок