– Я на них посмотрю! – Изгримнур принялся отодвигать одеяло.
– Только не сейчас! – Джошуа пришел в ужас. – Ты не встанешь из кровати. Твои ребра…
– Все еще находятся там, где им положено. Их всего лишь слегка задела упавшая лошадь. Бывало, я чувствовал себя и хуже. Больше всего досталось моей голове, ну, а там ведь сплошная кость.
Джошуа обнял широкие плечи Изгримнура, казалось, он собрался уложить герцога обратно в постель, но неохотно его отпустил.
– Ты поступаешь глупо, – сказал принц. – Они никуда не уезжают.
– Как и я, если останусь лежать в кровати. – Постанывая от боли, Изгримнур опустил босые ноги на холодный каменный пол. – Я видел, что случилось с моим отцом Изборном, когда его сбросила лошадь, он пролежал в постели всю зиму и с тех пор больше не мог ходить.
– О господи. Что он… что делает? – Отец Стрэнгъярд появился в дверном проеме и с ужасом уставился на герцога.
– Он идет посмотреть на детей, – безнадежно ответил Джошуа.
– Но… но…
– Проваливай, Стрэнгъярд, ты рассуждаешь как цыпленок, – прорычал Изгримнур. – Займись чем-нибудь полезным. Я не такой глупец и не буду стоять и строить рожи наследникам Джошуа.
Встревоженный священник повернулся и ушел.
– А теперь помоги мне, Джошуа. Жаль, что у нас нет упряжи из Наббана, при помощи которой рыцаря в доспехах сажают в седло.
Принц уперся в край кровати, Изгримнур схватился за пояс Джошуа и встал на ноги. К этому моменту герцог уже тяжело дышал.
– Ты в порядке? – с тревогой спросил Джошуа.
– Нет. У меня все дьявольски болит. Но я стою на собственных ногах, а это уже что-то. – Казалось, он не хотел двигаться дальше. – Как далеко нужно идти?
– Только немного по коридору. – Джошуа подставил плечо под руку герцога. – Мы не будем спешить.
Они вышли в длинный холодный коридор. Сделав несколько дюжин шагов, Изгримнур остановился, чтобы передохнуть.
– Я еще несколько дней не смогу сесть на лошадь, Джошуа, – извиняющимся тоном сообщил он.
– Несколько дней! – Джошуа рассмеялся. – Ты смелый старый глупец. Я не позволю тебе садиться на лошадь еще по меньшей мере месяц.
– Проклятье, я здесь не останусь!
– Никто не собирается тебя оставлять, Изгримнур. В ближайшее время ты понадобишься мне больше, чем всегда, и не важно, сможешь ты сражаться или нет. Моя жена также не сядет на лошадь. Мы найдем способ доставить вас в Наббан и туда, куда мы отправимся дальше.
– Путешествовать вместе с женщинами и детьми. – Отвращение в голосе Изгримнура не могло замаскировать страх.
– Только до тех пор, пока ты не поправишься, – постарался утешить его Джошуа. – И не лги мне, Изгримнур. Не говори, что готов, когда это не так. Я действительно в тебе нуждаюсь и не позволю, чтобы ты сам стал причиной того, что твои раны будут слишком медленно исцеляться. – Джошуа покачал головой. – Меня следовало повесить за то, что я позволил тебе встать с постели.
Теперь герцог выглядел немного бодрее.
– А тебе известно, что молодой отец не может отказать в просьбе? Это древний обычай риммеров.
– Конечно, – проворчал Джошуа.
– Кроме того, и со сломанными ребрами я справлюсь с тобой в поединке – даже в лучший день твоей жизни.
– Тогда пойдем, старый боевой конь. – Принц вздохнул. – Ты мне все расскажешь, когда мы усадим тебя на скамейку.
Герцогиня Гутрун отошла от постели Воршевы, чтобы обругать Изгримнура за то, что тот покинул постель. Она постоянно бегала из одной кельи монастыря в другую и сейчас выглядела ужасно уставшей. Герцог не стал с ней спорить, но опустился на скамейку, принесенную Стрэнгъярдом, который с укором на него поглядывал.
Воршева лежала на кровати в ворохе одеял, с ребенком в каждой руке. Как и Гутрун, она была бледной и измученной, но исходившая от нее гордая безмятежность озаряла лицо, точно свет лампы. Оба ребенка были туго спеленаты так, что торчали лишь черноволосые головки. Адиту сидела на корточках справа от Воршевы, глядя на ближайшего к ней малыша с огромным интересом.
Когда Изгримнур немного пришел в себя, он наклонился вперед, чтобы посмотреть на женщину ситхи. В ее глазах горел какой-то странный голод, и герцог вдруг вспомнил старые истории о том, как ситхи воровали детей смертных. Он отогнал прочь неприятную мысль.
– Они прекрасны, – сказал Изгримнур. – Кто из них кто?
– Мальчик в правой руке, – ответила Воршева. – А это девочка.
– И как вы решили их назвать?
Джошуа шагнул ближе, глядя на жену и детей с нескрываемой гордостью.
– Мальчика мы назовем Деорнот в память о моем друге. Если он вырастет хотя бы наполовину таким же благородным, я буду им гордиться. – Он перевел взгляд на другое маленькое спящее лицо. – А девочка – Дерра.
– На языке тритингов это звезда. – Воршева улыбнулась. – Она будет гореть ярко. Она не будет жить как моя мать и сестры – пленницей фургона.
– Хорошие имена, – кивнул Изгримнур. – Когда будет Первое Благословение?
– Мы уйдем отсюда через три дня, – сказал Джошуа, не сводя глаз со своей семьи. – Я думаю, тогда Стрэнгъярд и проведет церемонию.
– Я? – Архивариус огляделся по сторонам так, словно рассчитывал, что в комнате есть другой человек с таким же именем. – Но мы в Наббане, принц Джошуа. Здесь церкви на каждом холме. А я никогда не проводил Первое Благословение.
– Ты поженил нас с Воршевой, и нам не нужен никто другой, – твердо сказал Джошуа. – Если только ты не захочешь.
– Хочу ли я? Для меня это честь, конечно. Конечно! Благодарю вас, принц Джошуа, леди Воршева. – Стрэнгъярд попятился к двери. – Мне нужно найти описание церемонии и выучить ее.
– Мы в монастыре, друг, – сказал Изгримнур. – Тебе не придется долго искать.
Но Стрэнгъярд уже вышел. Герцог решил, что он не выдержал такого внимания к своей особе. Гутрун откашлялась.
– Да. Если вы закончили разговоры, я думаю, Воршеве и малышам пора отдохнуть. – Она повернулась к мужу. – А ты, упрямый старый медведь, возвращайся в постель. У меня едва не остановилось сердце, когда я увидела, как тебя несли на носилках, и это было почти столь же ужасно, как твое появление здесь сегодня. У тебя совсем пропал разум, Изгримнур?
– Я ухожу, Гутрун, – смущенно пробормотал он. – Не ругай меня.
Адиту говорила негромко, но все прекрасно расслышали ее мелодичный голос.
– Воршева, могу я немного их подержать?
– Она нуждается в отдыхе. – Возражение Гутрун получилось резким; Изгримнур подумал, что в ее глазах он увидел необычную твердость, возможно, даже страх. Неужели у нее возникли те же мысли, что и у него? – Как и дети.
– Совсем недолго, – сказала Адиту.
– Конечно, – сказала Воршева, хотя она выглядела удивленной. – Тебе нужно только попросить.
Адиту наклонилась вперед и осторожно взяла детей, сначала одного, потом другого, несколько долгих мгновений смотрела по очереди на обоих, потом закрыла глаза. Изгримнур ощутил панику, словно испугался, что сейчас произойдет нечто ужасное.
– Они будут близкими, насколько это возможно для брата и сестры, – заговорила Адиту, и ее голос стал торжественным и сильным, – хотя им предстоит много лет прожить далеко друг от друга. Дерра отправится в земли, куда никогда не ступала нога смертной женщины, и потеряет то, что полюбит больше всего на свете, но найдет счастье, которое прежде презирала. Деорнот получит другое имя. Он никогда не займет трон, но королевства будут возникать и разрушаться по мановению его руки. – Глаза ситхи широко раскрылись, но они были устремлены далеко за пределы комнаты. – Их шаги унесут их в тайну.
Затем ее глаза снова закрылись; а когда Адиту их открыла, она выглядела как обычно – если такое вообще возможно для ситхи среди смертных.
– Это какое-то проклятие? – Гутрун была напугана, но одновременно испытывала гнев. – Какое право ты имеешь использовать магию ситхи на детях эйдонитов?
– Успокойся, жена, – сказал Изгримнур, хотя то, что он услышал, тоже его потрясло.
Адиту вернула детей Воршеве, которая не сводила завороженного взгляда с ситхи.
Джошуа также выглядел огорченным, но постарался, чтобы его голос прозвучал спокойно:
– Возможно, это нечто вроде дара. И все же, Адиту, наши обычаи отличаются…
– Обычно ситхи так не поступают. – Адиту выглядела немного удивленной. – О, иногда возникают пророчества, связанные с некоторыми нашими рождениями, но они не стали постоянным обычаем. Нет, просто… оно пришло ко мне… я услышала голос, как иногда бывает на Дороге Снов. Почему-то мне показалось, что он принадлежал… юной Лелет.
– Но она лежит дальше по коридору, в соседней со мной комнате, – сказал Изгримнур. – Она спит уже несколько недель и ничего не говорила, когда бодрствовала. Что за ерунда?
– Я не знаю. – Золотые глаза Адиту ярко блестели. Ее удивление исчезло, и казалось, она получала удовольствие из-за того, что сумела всех смутить. – Сожалею, если я кого-то напугала.
– Достаточно, – сказала Гутрун. – Ты расстроила Воршеву.
– Я не расстроена, – кротко сказала молодая мать. Она также успела прийти в себя. Интересно, – подумал Изгримнур, – встречаются ли подобные вещи среди обитателей фургонов? – Но я устала.
– Давай отведем тебя обратно в постель, Изгримнур. – Джошуа бросил последний быстрый взгляд в сторону жены. – Мы подумаем о том, что сказала Адиту, позднее. Я полагаю, ее слова… слова… их следует записать – хотя, даже если они истинны, я не знаю, хочу ли я знать будущее. Быть может, их лучше забыть.
– Пожалуйста, простите меня, – сказала Адиту. – Кто-то захотел, чтобы эти слова прозвучали. И я не думаю, что в них содержится зло. Получается, что ваших детей ждет замечательное будущее.
– Я не думаю, что подобные пророчества могут принести пользу, – сказал Джошуа. – А мне вполне достаточно великих вещей, случившихся со мной. – Он подошел к Изгримнуру и помог герцогу подняться.
Когда они снова оказались в коридоре, Изгримнур спросил: