Рейчел переполняли страх и гнев. Несчастный старик! Неужели он недостаточно пострадал, когда потерял зрение, и его выгнали из замка? Зачем он им? Конечно, прежде он был доверенным советником короля: возможно, ему известны какие-то секреты, которые король хочет скрыть? Только нечто очень важное могло объяснить появление такого количества солдат в жутких подземельях.
Должно быть, Гутвульф. Кого еще они могут здесь искать? Конечно, не Рейчел: она знала, что не имеет никакого значения в играх могущественных мужчин. Но Гутвульф – он же поссорился с Прайратом, разве не так? Бедный Гутвульф. Она правильно сделала, когда решила его найти, ведь ему грозила ужасная опасность! Но как она его отыщет, если в туннелях полно людей короля… и еще более страшных существ, если то, что говорят стражники, правда? Ей повезет, если она сумеет незаметно вернуться в свое убежище.
Так и есть, – сказала она себе. – Они едва тебя не поймали, старая женщина. Если ты рассчитываешь, что тебя спасет святой, значит, упорствуешь в своей глупости. Вспомни, что часто повторял отец Дреосан: «Господь может сделать все, что пожелает, но Он не защищает гордых от судьбы, которую они сами на себя навлекают».
Рейчел стояла в коридоре, дожидаясь, пока ее дыхание успокоится. Сейчас она слышала только биение собственного сердца.
– Правильно, – сказала она себе. – Домой. Чтобы подумать. – Она повернула обратно, сжимая в руках мешок.
Рейчел тяжело поднималась по лестнице, часто останавливалась, чтобы отдохнуть, стояла, прислонившись к стене, и ее преследовали мысли о подступавшей дряхлости. Она знала, что в лучшем мире, где нет такого скопления греха, те, кто шествует праведным путем, не переживают столь ужасные испытания и несчастья. Но в мире, в котором она жила, все души находились под подозрением, а неприятности, о чем Дракониха Рейчел узнала уже на коленях матери, нужны Богу для того, чтобы испытывать людей. Несомненно, тяжесть, что она сейчас несет на своих плечах, позволит ей облегчить душу, когда она встанет на Великие Весы.
Эйдон Спаситель, я надеюсь, – мрачно подумала она, – если моя земная ноша станет еще тяжелее, то в Судный день я взлечу вверх, как зонтик одуванчика. – Она усмехнулась собственной дерзости. – Рейчел, старая дура, ты только послушай себя. Никогда не поздно подвергнуть душу опасности!
В этой мысли было что-то странно успокаивающее. Она расправила плечи и возобновила атаку на ступени.
Рейчел миновала альков, поднялась на один пролет и тут только вспомнила про тарелку. Там наверняка ничего не изменилось с прошлого утра… и все же она считала, что неправильно уклоняться от дел. Рейчел, Госпожа горничных, никогда не увиливала от работы. И хотя у нее болели ноги, а колени протестовали и ей больше всего на свете хотелось вернуться в свою маленькую комнату и лечь, она заставила себе развернуться и спуститься вниз.
Тарелка оказалась пустой.
Рейчел долго на нее смотрела, постепенно осознавая смысл того, что увидела.
Гутвульф вернулся.
Она с удивлением обнаружила, что прижимает тарелку к груди и плачет.
Старуха, ты едва держишься на ногах, – ругала она себя. – И чего ты ревешь? Из-за того, что мужчина, который никогда с тобой не разговаривал и даже не знает твоего имени – возможно, он и свое успел забыть, – вернулся и забрал с тарелки хлеб и луковицу?
Но даже продолжая ругать собственную глупость, Рейчел чувствовала себя как зонтик одуванчика, который представляла раньше. Он жив! Если солдаты его ищут, значит, до сих пор не нашли – и он вернулся. Словно граф Гутвульф знал, как она о нем беспокоилась. Она прекрасно понимала абсурдность своей мысли, но ее не оставляло ощущение, что произошло нечто очень важное.
Когда Рейчел пришла в себя, она быстро стерла слезы рукавом, достала из мешка сыр и высушенный фрукт и вновь наполнила тарелку. Потом проверила накрытую чашку – она опустела. Рейчел снова наполнила ее из меха с водой. Туннели были сухим и темным местом, и несчастный наверняка скоро почувствует жажду.
Закончив приятные дела, Рейчел стала спускаться вниз – и на этот раз спуск давался ей легче. Она не нашла Гутвульфа, но он был жив. Он знал, где найдет еду и воду – и придет снова. Возможно, в следующий раз он задержится и поговорит с ней.
И что она ему скажет?
Все что угодно. У тебя появится собеседник.
Тихонько напевая гимн, Рейчел возвращалась в свое тайное убежище.
Саймону казалось, что силы оставляют его стремительно быстро. Когда норны повели его через средний двор, у него подогнулись колени, но двое бессмертных, не сбавляя шага, просто подняли его и поволокли дальше.
Застывшие лица и молчание – их можно было принять за ожившие статуи из белого мрамора, лишь черные глаза, которые внимательно оглядывали темный двор, говорили о том, что они живые существа. Когда один из них негромко заговорил на шипящем, щелкавшем языке Стормспайка, Саймон так удивился, словно стены замка засмеялись.
Что бы ни сказал норн, его товарищ с ним согласился. Они свернули и потащили пленника к главной цитадели, в которой находились основные здания Хейхолта.
Саймон вяло пытался понять, куда его ведут. Сейчас это не имело особого значения. От него оказалось мало толку в роли шпиона – сначала он попался королю, а потом практически сам нырнул в руки этих существ – и теперь будет наказан за беспечность.
Но что они со мной сделают? – Усталость сражалась со страхом. – Я ничего не скажу, не предам друзей. Не предам!
Даже в состоянии оцепенения Саймон знал, что у него мало шансов хранить молчание, когда вернется Прайрат. Бинабик прав, он жалкий бездарный болван.
Я найду способ покончить с собой, если потребуется.
Но сумеет ли он? В книге Эйдона говорилось, что это грех… а он боялся смерти, боялся по собственному выбору отправиться в темное путешествие. В любом случае ему едва ли выпадет такой путь к спасению. Норны отобрали у него костяной нож кануков и с легкостью справлялись со всеми его попытками к сопротивлению.
Внутренние стены цитадели украшали изображения мифических животных и лишь немногим более известных святых, которые едва проступали в темноте. Дверь была наполовину распахнута; за ней царил мрак. Саймон попытался вырваться, но белые пальцы держали его слишком крепко, и тогда он в отчаянии вытянул шею, пытаясь в последний раз увидеть небо.
В темной северной ночи между твердыней Прайрата и Башней Зеленого Ангела он увидел гневную алую звезду.
Его тащили все дальше по бесконечным, плохо освещенным коридорам. Хейхолт всегда считался величайшим замком, но Саймона все равно удивили его огромные размеры, даже создалось впечатление, что за каждой дверью появлялись новые туннели. Хотя ночь снаружи выдалась спокойной, в коридорах гулял холодный ветер; Саймону удалось заметить всего несколько быстро исчезнувших теней в их дальних концах, но они оживали вместе со странными голосами и звуками.
Продолжая крепко его держать, норны втащили Саймона на узкую крутую лестницу. После долгого спуска, во время которого его сильно стиснули двое молчавших бессмертных, ему показалось, будто он чувствует их холодную кожу, отнимавшую тепло у его тела. Наконец они вышли в новый коридор, свернули и стали спускаться по следующей лестнице.
Они ведут меня к нижним туннелям, – в отчаянии подумал Саймон. – Снова в темные туннели. О господи, снова в темноту!
Они остановились перед громадной дверью из окованного железом дуба. Один из норнов достал большой примитивный ключ, вставил его в замок, повернул и быстрым движением белой руки ее распахнул. Наружу вырвался поток горячего дымного воздуха, который обжег Саймону глаза и нос.
Он тупо стоял, ожидая, что будет дальше. Наконец он поднял взгляд и обнаружил, что на него смотрят равнодушные черные глаза норнов. Его привели в темницу? Или они сбрасывают сюда тела своих жертв?
Саймон нашел в себе силы заговорить:
– Если вы хотите отвести меня туда, то можете попытаться заставить. – Он напрягся, готовясь к сопротивлению.
Один из норнов его толкнул. Саймон схватился за дверь и некоторое время сохранял равновесие, а потом упал в пустоту.
Пола не было.
Однако через мгновение он обнаружил, что пол есть, но он находился на расстоянии в несколько локтей от порога двери. Он упал на неровный камень и покатился с криком удивления и боли. Некоторое время Саймон лежал, тяжело дыша, и смотрел на отблески огня на удивительно высоком потолке. Воздух наполняли странные шипящие звуки. Он услышал, как щелкнул ключ, поворачиваясь в замке.
Саймон перевернулся на спину и обнаружил, что он здесь не один. Неподалеку находилось еще полдюжины странно одетых людей – если они были людьми, их лица почти полностью скрывали грязные тряпки, – которые просто стояли и смотрели на него. Никто не делал попытки подойти. Если они палачи, – подумал Саймон, – то заметно устали от своей работы.
За их спинами он разглядел пещеру, которая больше подходила животным, чем людям. У стен, точно пустые гнезда, лежало несколько рваных одеял; рядом протекал ручей, в котором отражалось алое сияние, и вода походила на расплавленный металл. В конце пещеры, на месте предполагаемой стены, открывалось какое-то огромное пространство, освещенное ярким мерцавшим светом. Откуда-то доносились крики боли.
Саймон ошеломленно оглядывался по сторонам. Неужели он оказался у самых адских костров? Или норны построили собственную версию ада, чтобы пытать пленников-эйдонитов?
Между тем существа, стоявшие перед ним, точно животные на выпасе, внезапно отбежали к стенам пещеры, и Саймон увидел ужасающе знакомый силуэт, который появился в открытом пространстве между двумя пещерами. Не раздумывая, он бросился в сторону, в тень, и натянул вонючее одеяло до самых глаз.
Прайрат все еще стоял спиной к малой пещере и Саймону, он что-то кричал тем, кого Саймон не видел, а на лысой голове алхимика играли отсветы пламени. Бросив последние несколько слов, он повернулся и пошел вперед, его сапоги со скрежетом ступали по битому камню. Он пересек пещеру, поднялся по каменным ступеням на узкий карниз и толкнул дверь ладонью. Она распахнулась наружу и тут же закрылась за священником.