– Дварры! – Мириамель поразилась бы ничуть не меньше, если бы Йис-фидри сказал, что они ангелы. Дварры были существами из легенд, гоблинами, которые жили под землей. Тем не менее каким бы невозможным ни казалось их существование, они стояли перед ней. Более того, манеры Йис-фидри совершенно Мириамель не удивили, словно она знала его или кого-то на него похожего. – Дварры, – повторила она и почувствовала, как у нее внутри рождается смех. – Еще одна легенда оживает. – Она расправила спину, пытаясь спрятать страх. – Если вы не хотели причинять мне вред, тогда отведите меня к моему другу. Он в опасности.
Существо с глазами-блюдцами погрустнело и издало мелодичный звук, а один из дварров выступил вперед с каменной чашей в руках.
– Возьмите и выпейте. Это вода. Как вы просили.
Мириамель сначала понюхала жидкость, но подумала, что, если дварры с такой легкостью принесли ее сюда, им не нужен яд. Она сделала несколько глотков, наслаждаясь прохладной чистой водой – в горле у нее сильно пересохло.
– Вы отведете меня к нему? – снова спросила она, закончив пить.
Дварры стали с тревогой переглядываться, а их головы покачивались, точно маки на ветру.
– Пожалуйста, смертная женщина, не просите нас об этом, – сказал Йис-фидри. – Вы находились в опасном месте, вы даже не представляете, до какой степени, и принесли туда то, что приносить не следовало. Равновесие может быть очень легко нарушено. – Его слова показались Мириамель напыщенными и почти комичными, но нежелание возвращаться не вызывало сомнений.
– Опасное место?! – Ее охватило негодование. – Какое право вы имели меня похищать от моего друга? Я сама буду решать, что опасно для меня, а что – нет.
Он покачал головой.
– Не для вас – или не только для вас. Ужасные вещи находятся в равновесии, и это место… оно нехорошее. – Он выглядел сильно смущенным, остальные дварры раскачивались у него за спиной, что-то тихонько напевая себе под нос. Несмотря на раздражение, Мириамель едва не рассмеялась, таким комичным показался ей спектакль. – Мы не можем позволить вам туда вернуться. Мы глубоко сожалеем. Часть из нас пойдет, чтобы отыскать вашего друга.
– Но почему вы ему не помогли? Почему не принесли с собой, если для вас так важно, чтобы нас там не было?
– Мы очень сильно боялись. Он сражался с одним из оживших мертвецов, или нам так показалось. А равновесие там очень легко может быть нарушено, – повторил он.
– Я не понимаю! – Мириамель встала, гнев подавил страх. – Вы не можете так поступать! – Она направилась к тому месту, где, как она предполагала, начинался туннель.
Йис-фидри схватил ее за запястье. Его тонкие, твердые, как камень, пальцы покрывали мозоли. В хрупком теле дварра таилась огромная сила.
– Пожалуйста, смертная женщина. Мы расскажем вам все, что сможем. А сейчас согласитесь хотя бы на время остаться с нами. Мы будем искать вашего друга.
Она сопротивлялась, но без малейшего результата. С тем же успехом она могла бороться с притяжением земли.
– Ладно, – наконец сказала Мириамель, ею вновь овладела безнадежность. – У меня нет выбора. Расскажите, что вам известно. Но если Бинабик пострадал по вашей вине, я… найду способ вас наказать, кем бы вы ни были. Я вам обещаю.
Йис-фидри опустил голову, как пес, которого отругали.
– Обычно мы никого не заставляем поступать против их воли. Мы сами слишком много страдали в руках плохих хозяев.
– Если уж я стала вашей пленницей, хотя бы называйте меня по имени. Я Мириамель.
– Да, Мириамель. – Йис-фидри отпустил ее руку. – Простите нас, Мириамель, или судите после того, как услышите всю историю.
Мириамель взяла чашу и сделала еще глоток.
– Рассказывайте.
Дварр оглядел своих соплеменников – на него со всех сторон смотрели темные глаза – и начал говорить.
– А как Мегвин? – спросил Изорн.
Из-за повязки его голова казалась странно распухшей. Ледяной воздух забрался внутрь через распахнутый клапан палатки, и пламя маленькой жаровни затрепетало.
– Я думал, что она к нам возвращается. – Эолейр вздохнул. – Вчера вечером она начала понемногу двигаться и дышать более глубоко, даже сказала несколько слов, но шепотом. Я не смог их понять.
– Но это ведь хорошая новость! Тогда почему ты такой мрачный?
– Ее пришла осмотреть целительница ситхи. Она сказала: то, что происходит с Мегвин, подобно лихорадке – иногда больной почти приближается к поверхности, как тонущий человек в последний раз поднимается за воздухом, но это не означает… – Голос Эолейра дрогнул. Он сделал усилие и взял себя в руки. – Целительница говорит, что Мегвин все еще близка к смерти, возможно, даже ближе, чем раньше.
– И ты поверил ситхи? – спросил Изорн.
– Это не болезнь тела, Изорн, – тихо ответил Эолейр, сплетая и расплетая пальцы. – Пострадала ее душа, которая и прежде не была цельной. Ты же видел ее в последние недели. Кроме того, ситхи больше знают о таких вещах, чем мы, – то, что случилось с Мегвин, не оставило на ней следов, у нее нет сломанных костей или кровоточащих ран. Так что радуйся, что тебя можно излечить.
– Я так и поступаю, можешь не сомневаться. – Молодой риммер нахмурился. – О, милосердный Усирис, Эолейр, значит, есть и другие плохие новости. Я могу что-нибудь сделать?
Граф пожал плечами:
– Целительница сказала, что она не в силах помочь, лишь может создать для Мегвин комфортные условия.
– Какая жестокая судьба у этой достойной женщины. Семью Ллута преследуют несчастья.
– Никто бы этого не сказал до нынешнего года. – Эолейр прикусил губу, прежде чем продолжить. Его боль была такой невероятно сильной, и ему уже казалось, что, если она не уйдет, он умрет. – Однако клянусь щитом Мурхага, Изорн, не стоит удивляться, что Мегвин искала богов! Она не могла не думать, что они нас покинули. Ее отца убили, брата мучили, потом разрубили на части, а ее народ оказался в изгнании. – Он с трудом перевел дух. – Мой народ! И теперь бедная Мегвин сошла с ума и умирает в снегах Наглимунда. И это больше, чем отсутствие богов – складывается впечатление, что они решили нас наказать.
Изорн сотворил знак Дерева.
– Нам не дано знать планов Небес, Эолейр. Быть может, у них имеются великие замыслы для Мегвин – и нам их не понять.
– Может быть. – Эолейр заставил себя прогнать гнев. Не Изорн виноват в том, что Мегвин уходила, и то, что говорил его друг, было добрым и разумным. Ему хотелось завыть, как волку из Фростмарша. – Пусть меня укусит Куам, Изорн, ты бы на нее посмотрел! Когда она не застывает в неподвижности смерти, ее лицо искажает ужас, и она сжимает руки, – он поднял собственные руки с переплетенными пальцами, – словно ждет, чтобы кто-то ее спас. – Эолейр в отчаянии ударил себя ладонями по коленям. – Ей что-то необходимо, но я не могу ей это дать. Мегвин заблудилась, а я не в силах ее вернуть! – Он хрипло вздохнул.
Изорн посмотрел на друга, и в его глазах появилось понимание.
– О Эолейр. Ты ее любишь?
– Я не знаю! – Граф поднес руки к лицу и продолжал: – Когда-то я думал, что все к этому шло, но потом она стала вести себя со мной невероятно холодно и отталкивала всякий раз, когда у нее появлялась возможность. Но после того как Мегвин овладело безумие, она призналась, что любит меня с самого детства. Она была уверена, что я стану ее презирать, ей не нравилось, когда ее жалели, поэтому старалась держать меня на расстоянии, чтобы я не узнал правды.
– Мать милосердия, – выдохнул Изорн, протянул покрытую веснушками руку и сжал плечо Эолейра.
Граф почувствовал поддержку, а Изорн долго не убирал руку.
– Жизнь и без войн между бессмертными и тому подобными вещами стала приводящим в замешательство лабиринтом, – устало сказал Эолейр. – О боги, Изорн, будет ли у нас когда-нибудь мир?
– Однажды, – ответил Изорн. – Однажды мы его добьемся.
Эолейр перед уходом пожал другу руку.
– Джирики сказал, что ситхи планируют уйти через два дня. Ты пойдешь с ними или вернешься со мной в Эрнистир?
– Я не уверен. Пока у меня так болит голова, что я не могу скакать на лошади.
– Тогда возвращайся со мной, – сказал граф, вставая. – Теперь мы никуда не торопимся.
– Удачи тебе, Эолейр.
– И тебе. Если хочешь, позднее я вернусь с вином ситхи. Оно поможет, в любом случае боль отступит.
– Оно унесет не только боль. – Изорн рассмеялся. – Меня покинет еще и разум. Но мне все равно. Я никуда не собираюсь уезжать, и у меня нет никаких дел. Принеси мне вина, когда сможешь.
Эолейр похлопал Изорна по плечу и вышел из палатки на пронизывающий ветер.
Когда он оказался возле того места, где лежала Мегвин, его снова поразило мастерство ситхи. Маленькая палатка Изорна была надежной и удобной, но внутрь со всех сторон пробирался холодный воздух, а снизу просачивался таявший снег. Мегвин устроили в такой же, в каких жили сами ситхи, – Джирики хотел создать для нее максимальные удобства, и, хотя блестящая ткань была такой тонкой, что казалась прозрачной, стоило переступить порог, как возникало ощущение, будто ты попал в тщательно выстроенный дом, а буря бушует в нескольких лигах от Наглимунда.
Интересно, почему так, – подумал Эолейр, – ведь сами ситхи практически не замечают ни холода, ни сырости?
Кира’ату подняла голову, когда вошел Эолейр. Мегвин, лежавшая на кровати под тонким одеялом, постоянно шевелилась, но ее глаза оставались закрытыми, а лицо по-прежнему было мертвенно-бледным.
– Есть какие-то изменения? – спросил Эолейр, который прекрасно понимал, какой услышит ответ.
Ситхи едва заметно пожала плечами:
– Она борется, но я не думаю, что у нее хватит сил победить в схватке с тем, с кем она сражается. – Ситхи казалась бесстрастной, и в ее желтых глазах Эолейр не смог ничего прочитать – как у кошки, но граф видел, сколько времени она проводила рядом с Мегвин. Просто бессмертные другие, и не имело смысла пытаться их понять по выражению лиц или даже голосам. – Она произносила какие-то слова? – неожиданно спросила Кира’ату.