он… выковал его сам в кузнице Асу’а.
Дварр вздохнул:
– На самом деле так и есть. В Асу’а мы были кузнецами – во всяком случае, часть нашего народа… те, кто не бежал от своих хозяев зида’я, но остались Детьми Навигатора, и все же для нас это все равно что два куска руды из одной жилы. Они погибли, когда пал замок. – Йис-фидри прочитал краткую молитву на языке дварров; его жена Йис-хадра эхом ее повторила. – Он использовал Молот, что Придает Форму, чтобы выковать меч – наш Молот, – и Слова Творения, которым мы его научили. С тем же успехом его могли создать руки нашего Верховного Кузнеца. В то ужасное мгновение, где бы мы ни находились, разбросанные по всему миру… мы ощутили появление Скорби. Та боль по-прежнему с нами.
Он надолго замолчал.
– То, что зида’я это допустили, – наконец продолжил Йис-фидри, – явилось одной из причин, заставившей нас от них отвернуться. Нас стало настолько меньше в результате всего одного деяния, что с тех пор наш народ стал ущербным.
– А Шип?
Йис-фидри кивнул тяжелой головой:
– Смертные кузнецы Наббана пытались работать со звездным камнем. У них не получилось. Они разыскали определенных представителей нашего народа и тайно доставили в императорский дворец. Тех наших соплеменников считали странными существами, способными лишь наблюдать за океанами и оберегать от неприятностей корабли, но кое-кто знал, что умение Создавать и Придавать Форму остается тайной способностью тинукеда’я даже среди тех, кто решил поселиться рядом с морем.
– Тинукеда’я? – Мириамель потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что сказал дварр. – Но так говорила Ган Итаи… это же ниски!
– Мы все Дети Океана, – серьезно сказал дварр. – Одни из нас решили остаться рядом с морем, которое навечно отделило нас от Сада, где мы все родились. Другие выбрали тайные, невидимые пути, темные глубины земли и работу с камнями. Таким образом, в отличие от наших кузенов зида’я и хикеда’я, мы, Дети Навигатора, способны изменять себя в точности так же, как придавать форму вещам.
Слова Йис-фидри ошеломили Мириамель.
– Значит, вы… и ниски принадлежите к одному народу? – Теперь она поняла, что ее беспокоило с того самого момента, как она впервые увидели Йис-фидри, он показался ей смутно знакомым.
В его костях, в манере двигаться было нечто, напомнившее ей Ган Итаи. Но они выглядели совсем по-разному!
– Мы изменились. Работа над собственным телом занимает поколения, и перемены происходят не только снаружи. Но многое остается прежним. Дети Рассвета и Дети Облаков – наши кузены, но смотрящие-за-морем – сестры и братья.
Мириамель попыталась понять то, что услышала от Йис-фидри.
– Получается, вы и ниски очень близки. А Шип выковали ниски. – Она покачала головой. – Ты сказал, что вы способны чувствовать все Три Великих меча так же, как уловили присутствие Белой Стрелы? – Внезапно ей в голову пришла новая мысль. – Тогда вы должны знать, где находится Сияющий Коготь – меч по имени Миннеяр!
Йис-фидри печально улыбнулся:
– Да, хотя король Джон носил меч с множеством молитв, реликвий и других магических амулетов смертных – возможно, надеялся скрыть его истинную сущность. Но вы ведь хорошо знаете свои руки и пальцы, принцесса Мириамель, не так ли? Стали бы вы знать их хуже, если бы надели куртку и перчатки смертных?
Ей было странно думать о своем великом деде, который так старался скрыть происхождение Сияющего Когтя. Неужели он стыдился того, что владел этим оружием? Почему?
– Если вы так хорошо знаете Три меча, вы можете мне сказать, где сейчас находится Сияющий Коготь? – спросила Мириамель.
– Я не могу назвать определенное место, нет. Но он где-то рядом. Не более чем в нескольких тысячах шагов.
Значит, меч либо в замке, либо под ним, решила Мириамель. Не слишком полезные сведения, но теперь она хотя бы знает, что ее отец не выбросил меч в океан и не отвез в Наскаду.
– Вы пришли сюда из-за того, что мечи находятся здесь? – спросила принцесса.
– Нет. Мы бежали от других вещей по дороге, которая вела сюда из нашего города на севере. Мы уже знали, что два меча находятся здесь, но в тот момент у нас были иные заботы: наши туннели привели нас в пещеры, где мы поселились. И только после того, как мы оказались рядом с Асу’а, мы поняли, что здесь тоже действуют силы, заставившие нас спасаться бегством.
– И теперь вы оказались между ними и не знаете, что делать. – Мириамель произнесла это с очевидным неодобрением, но она понимала, что сама оказалась в похожем положении. Она также спасалась от могучих сил. Сбежала от отца, пытаясь сделать так, чтобы их разделил целый мир. Она рискнула собственной жизнью и жизнью друзей, чтобы найти отца, но боялась того, что может произойти, если она добьется своего. Мириамель прогнала бесполезные мысли. – Прости меня, Йис-фидри. Просто я устала от сидения на одном месте.
В первый день она с удовольствием отдыхала, несмотря на гнев из-за своего плена, но сейчас ей хотелось уйти отсюда, двигаться, делать что-то, заняться чем-то полезным. В противном случае она оказывалась наедине со своими мыслями. А они были далеко не лучшей компанией.
– Мы искренне сожалеем, Мириамель, – сказал Йис-фидри. – Вы можете гулять здесь, сколько пожелаете. Мы пытались дать вам все, в чем вы нуждались.
Им повезло, что у меня остались сумки с остатками еды, – подумала она. Если бы ей пришлось перейти на пищу дварров – грибы и маленьких, мерзких на вид подземных существ, она стала бы гораздо менее приятной пленницей.
– Вы не сможете дать мне то, в чем я нуждаюсь, до тех пор пока не позволите уйти, – заявила она. – И никакие твои слова ничего не изменят.
– Слишком опасно, – сказал Йис-фидри.
Мириамель оставила при себе резкий ответ. Такой подход уже не принес ей успеха. Ей требовалось подумать.
Йис-хадра скребла стену пещеры изогнутым инструментом с плоским концом. Мириамель не понимала, что именно делала жена Йис-фидри. Йис-хадра тихонько что-то напевала, и у Мириамель сложилось впечатление, что она получала удовольствие от того, чем занималась. И чем дольше Мириамель ее слушала, тем сильнее ее завораживали диковинные звуки, которые были чуть громче шепота, но в них присутствовало что-то от мощи и сложности песни Ган Итаи. Йис-хадра пела, ритмично двигая длинными изящными руками. Мириамель некоторое время сидела рядом, чувствуя, что мелодия ее заворожила.
– Ты что-то строишь? – спросила Мириамель, когда Йис-хадра на мгновение замолчала.
Та подняла голову, и на ее странном лице появилась улыбка.
– Это с’хроса – кусок камня, проходящий через другой… – Она указала на темную полосу, едва заметную в сиянии розового кристалла. – Он хочет… выйти, чтобы его увидели.
Мириамель тряхнула головой:
– Он хочет, чтобы его увидели?
Йис-хадра задумчиво пожевала губами широкого рта.
– Я не так хорошо знаю ваш язык. Он… нуждается? Нуждается выйти?
Они ухаживают за камнем, как садовники, – удивленно подумала Мириамель.
– Вы вырезаете из камня разные предметы и все такое? – вслух спросила она. – Руны в Асу’а, которые я видела, украшены великолепной резьбой. Это работа дварров?
Йис-хадра сделала непонятный жест рукой со сжатыми пальцами:
– Мы готовили некоторые стены, а потом зида’я создавали на них картины. Но в других местах мы сами заботились о камне, помогали ему… стать. Когда был построен Асу’а, зида’я и тинукеда’я все еще работали бок о бок. – Ее голос стал печальным. – Вместе мы делали замечательные вещи.
– Да, я видела некоторые из них. – Мириамель огляделась по сторонам. – А где Йис-фидри? Мне нужно с ним поговорить.
Казалось, Йис-хадра смутилась:
– Я сказала что-нибудь плохое? Я не могу говорить на вашем языке так, как на языке смертных из Эрнистира. У Йис-фидри получается лучше, чем у меня.
– Нет. – Мириамель улыбнулась. – Ты ничего плохого не сказала. Но мы говорили с ним о некоторых вещах, и я бы хотела продолжить разговор.
– О, он скоро придет. Он ушел из этого места, – ответила Йис-хадра.
– Тогда я просто посмотрю на твою работу, если ты не против.
Йис-хадра улыбнулась в ответ.
– Нет. И я расскажу вам об этом камне, если вы захотите. У камней есть истории. И мы их знаем. Иногда мне кажется, что даже лучше, чем свои.
Мириамель села и прислонилась спиной к стене. Йис-хадра продолжила работу, и одновременно она говорила. Прежде Мириамель никогда особо не думала о скалах и камнях, но, когда слушала низкий музыкальный голос Йис-хадры, впервые увидела, что в определенном смысле они являлись живыми существами, как растения и животные, – во всяком случае, для дварров. Камни двигались, но на это уходили тысячелетия. Они менялись, однако никто, даже ситхи, не прожил достаточно долго, чтобы увидеть изменения. Народ дварров изучал, обрабатывал и любил камни – кости земли. Они восхищались красотой ослепительно сверкавших самоцветов и блеском металлов, а также ценили бесконечное терпение песчаника и дерзость вулканического стекла. Каждый из них обладал собственной историей, но требовались специальное видение и мудрость, чтобы понимать, что рассказывали камни. Жена Йис-фидри с огромными глазами и чуткими пальцами хорошо их знала. Мириамель тронуло это необычное существо, и, слушая ее неспешную радостную речь, она на время забыла о собственных печалях.
Тиамак почувствовал, как кто-то сжал его плечо.
– Это ты? – прозвучал ворчливый голос отца Стрэнгъярда.
– Это я.
– Нам обоим не следует выходить на палубу, – сказал архивариус. – Слудиг рассердится.
– И будет прав, – ответил Тиамак. – Кругом полно килпа.
Однако он остался на месте. Замкнутые пространства кают мешали ему думать, а идеи, которые бродили на границах сознания, выглядели слишком важными, чтобы потерять их из страха перед морскими чудовищами – хотя Тиамак не знал, насколько ценными окажутся его размышления.