Нет, я вовсе не собирался и не собираюсь препарировать классические детективы. Но присмотреться к ним — к некоторым из них… — почему бы и нет?
Вот, скажем, один из моих любимейших авторов — Фридрих Дюрренматт. Уже в романах «Судья и его палач», «Правосудие», «Подозрение» за внешне традиционной детективной формой скрывается новаторская попытка изменить канон: герой пытается вершить правосудие собственными руками, не только раскрывая преступление и настигая преступника, но и наказывая преступника — смертью. В повести же «Обещание» канон не просто трещит по швам — он разбивается с оглушительным то ли грохотом, то ли звоном, так что Дюрренматт даже называет ее «Отходная детективному жанру». Но — так ли это? Справедливо ли такое утверждение? Конечно, последнее дело — спорить с автором по поводу его собственного произведения. Но иногда можно себе позволить и такое. И кстати, что там, на самом деле, с концовкой, с «последней строкой, которая приходит первой»? Что там с «Методом Кузмина — Цветаевой»?
«…Люди, естественно, надеются, что хотя бы полиция способна навести в мире порядок. <…> В детективных историях протаскивают еще и не такую ересь. Я не стану придираться к тому, что ваших преступников неизбежно настигает кара. Допустим, эта прекрасная легенда необходима с точки зрения морали. Это такая же ложь во спасение государственного порядка, как и ханжеская сентенция «преступление не окупается».
<…>
Вы строите сюжет на логической основе, будто это шахматная партия, — вот преступник, вот жертва, вот соучастник, вот подстрекатель. Сыщику достаточно знать правила игры и точно воспроизвести партию, как он уже уличил преступника и помог торжеству правосудия. <…> Одной логикой ключа к действительности не подберешь…
<…>
Именно мы, полиция, и вынуждены в своих действиях прибегать к науке и логике. Но непредвиденные помехи то и дело путают нам карты, и… чаще всего нашу победу и наше поражение решают чистая удача и случай.
<…>
Вы… всегда жертвовали истиной на потребу драматургическим канонам… Происшествие нельзя рассматривать как арифметическую задачу хотя бы потому, что в нашем распоряжении никогда не бывает всех данных, мы располагаем лишь весьма немногими, и то обычно второстепенными…»[292]
Собственно, в этих словах, сказанных в самом начале героем книги, полицейским следователем, которого Дюрренматт называет «доктор Х.», заключен весь смысл «Отходной детективному жанру». Вообще, повесть весьма лукава. Автор начинает ее как документальную:
«В марте этого года Общество имени Андреаса Дахиндена пригласило меня прочесть у них в Куре доклад об искусстве писать детективные романы»[293].
Здесь же, после доклада, он якобы знакомится с пожилым слушателем — доктором Х., бывшим начальником цюрихской кантональной полиции. Доктор Х. вызывается подвезти писателя, а по дороге рассказывает о неудачном расследовании серийных убийств. Этот рассказ и составляет основную часть повести. Суждения же, приведенные в начале этой главы, он высказывает в качестве пролога к дальнейшей истории, которая случилась за девять лет до того, как Фридрих Дюрренматт приехал в Кур с докладом.
Была зверски убита маленькая девочка. И новый полицейский следователь — комиссар[294] Маттеи, один из подчиненных доктора Х., человек в высшей степени целеустремленный и блестящий, начинает расследование преступления. Ради этого Маттеи откладывает зарубежную командировку. Он должен был ехать в Иорданию, в Амман, для оказания консультативной помощи тамошним властям в реорганизации криминальной полиции. Ясно, что такое поручение могли дать только лучшему специалисту, каким и был комиссар Маттеи. Тем более что поначалу полицейское расследование продвигается успешно — почти сразу был арестован подозреваемый. Несколько дней, казалось бы, и дело будет закончено. Убийца восьмилетней Гритли Мозер будет найден, вернее — обличен и уличен. Мало того: появится возможность закрыть еще два дела:
«Это было третье убийство такого рода. За два года до того — в кантоне Швиц, а за пять лет в кантоне
Санкт-Галлен тоже были зарезаны бритвой малолетние девочки»[295].
Подозреваемый, некто фон Гунтен, не выдержав бесконечных допросов, сознается в убийстве маленькой Гритли, а затем кончает с собой в камере. Полицейское начальство принимает официальную версию, согласно которой самоубийца и был маньяком, зарезавшим и Гритли Мозер, и еще двух девочек. Дело закрыто. Но после похорон Гритли комиссар Маттеи вдруг отказывается лететь в Иорданию и просит поручить ему доследование этого дела. Он объясняет свое поведение так:
«— За гробом шли дети, много детей.
<…>
— …А что, если убийца Гритли жив, тогда, значит, другим детям грозит такая же опасность?..
<…>
— А раз такая угроза существует, обязанность полиции защитить детей, пресечь возможность нового преступления, — с жаром закончил Маттеи»[296].
Далее мы оказываемся уже в рамках не полицейского, а классического детектива. Начальство (рассказчик — доктор Х.) отказало Маттеи в новом открытии закрытого дела, тем более что перед отъездом в Иорданию он был уволен — в связи с переходом на новую службу. И теперь опытный полицейский детектив начинает действовать как частное лицо, сыщик-виртуоз, гениальный дилетант классического детектива. Даже не как частный сыщик — а просто на свой страх и риск, одновременно и азартно, и осторожно. Дюрренматт — мастер, сюжет в повести раскручивается просто виртуозно. Маттеи скрупулезно и быстро собирает улики, делает выводы, складывает одну мелочь с другой, получая полноценную картину преступления, словом — повествование летит к концу так, что у читателя ветер свистит в ушах. Возмездие, арест настоящего убийцы уже кажутся неотвратимыми. Сыщик вычисляет и примерный «охотничий ареал» убийцы, и тип его жертв, и, если можно так выразиться, ритм нападений. Наконец Маттеи подстраивает ловушку: берет в приюте девочку по имени Аннемари, похожую на предыдущих жертв, и начинает ловить убийцу «на живца», исходя из собственных умозаключений. Умозаключений, которые кажутся безукоризненными не только нам [кто такие «мы»? тоже читатели], но и полицейскому начальству (доктору Х.), и — главное, читателю. Отметим: читателю специфическому, искушенному — любителю детективных логических загадок. Ловушка получилась — не хуже тех, которые подстраивали преступникам Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро. Мышеловка, с лакомым кусочком — восьмилетней Аннемари, с охотником — Маттеи-Холмсом (или Маттеи-Пуаро, не важно), и с «Уотсоном» — доктором Х., которого Маттеи убедил в своей правоте и заразил своим охотничьим азартом. Место установлено, день — тоже. Все готово, в наступившей настороженной тишине — тикают часы, отсчитывая последние минуты перед триумфом…
И ничего. После динамичного действия, после ровного и быстрого стука шестеренок и поршней сыскной машины, после тиканья часов — тишина. Полная тишина.
Я опускаю детали — желающие найдут их в тексте. Главное: план Маттеи, гениальный план гениального сыщика не сработал. Холмс-Пуаро-Маттеи потерпел сокрушительное поражение. Не просто поражение — случилась настоящая катастрофа. Сыщик поставил на карту всё: отказался от новой службы за границей, от полицейской карьеры вообще (он купил бензоколонку — рядом с местом предполагаемого преступления), от прежней жизни — всё ради торжества над преступником.
Преступник не появился — ни в тот день, ни потом. Никогда. Мало того: убийства прекратились, более маньяк не выходил на свою жуткую охоту, что для полицейского начальства означало подтверждение их прежней версии: убийца — фон Гунтен, и он покончил с собой. Потому и прекратились убийства.
Изощренный, холодный, безукоризненно логичный интеллект Маттеи не мог выдержать подобного проигрыша. До предела сжатая пружина, когда сжатие внезапно прекратилось, распрямилась с такой силой, что ее разорвало. Бывший комиссар полиции сошел с ума. Он остался на своей бензоколонке — рядом с местом несработавшей ловушки. Когда несчастная Аннемари, несостоявшаяся приманка, слабоумная девочка из приюта, подросла, она устроилась на работу в кафе при той же заправке. Маттеи одержим справедливостью своих умозаключений, он одержим своей правотой — и он уверен в том, что еще поймает настоящего убийцу…
Прошло девять лет, а никаких происшествий, указывающих на то, что преступник жив, не случилось. Но для Маттеи, бывшего блестящего сыщика, а ныне опустившегося старика в грязном комбинезоне, работающего на захолустной заправке, времени больше не существует. Он живет в другом мире, где всё застыло в ожидании, где Аннемари все еще восемь лет, где убийца, даривший ей, как и другим жертвам, шоколадные трюфели-«ёжики», вот-вот появится, чтобы пустить в ход свою смертоносную бритву, где Маттеи — лучший сыщик полицейского управления, с безукоризненной логикой и потрясающей интуицией, вот-вот, в самый последний момент остановит преступную руку…
На этом месте, казалось бы, рассказ «доктора Уотсона» — доктора Х. — нуждается только в точке. Он ведь как будто подтвердил собственную мысль о невозможности применить литературную логику к реальной жизни. Доктор Х. и сам чувствует это и вдруг говорит автору (надеюсь, вы не забыли, что рассказ идет от лица самого писателя, слушающего рассказ дорожного попутчика?):
«Однако вы, надо полагать, давно уже недоумеваете, какое отношение мой рассказ имеет к той критике, которой я подверг ваш доклад, и почему я назвал Маттеи гениальным»[297].
И тут выясняется, что на самом деле свихнувшийся на логике детектив был прав. Однажды доктора Х. вызвали в приют для одиноких стариков, и там он выслушал рассказ умирающей старухи, страдающей старческим слабоумием (а может быть, и други