Преступник не появился — ни в тот день, ни потом. Никогда. Мало того: убийства прекратились, более маньяк не выходил на свою жуткую охоту, что для полицейского начальства означало подтверждение их прежней версии: убийца — фон Гунтен, и он покончил с собой. Потому и прекратились убийства.
Изощренный, холодный, безукоризненно логичный интеллект Маттеи не мог выдержать подобного проигрыша. До предела сжатая пружина, когда сжатие внезапно прекратилось, распрямилась с такой силой, что ее разорвало. Бывший комиссар полиции сошел с ума. Он остался на своей бензоколонке — рядом с местом несработавшей ловушки. Когда несчастная Аннемари, несостоявшаяся приманка, слабоумная девочка из приюта, подросла, она устроилась на работу в кафе при той же заправке. Маттеи одержим справедливостью своих умозаключений, он одержим своей правотой — и он уверен в том, что еще поймает настоящего убийцу…
Прошло девять лет, а никаких происшествий, указывающих на то, что преступник жив, не случилось. Но для Маттеи, бывшего блестящего сыщика, а ныне опустившегося старика в грязном комбинезоне, работающего на захолустной заправке, времени больше не существует. Он живет в другом мире, где всё застыло в ожидании, где Аннемари все еще восемь лет, где убийца, даривший ей, как и другим жертвам, шоколадные трюфели-«ёжики», вот-вот появится, чтобы пустить в ход свою смертоносную бритву, где Маттеи — лучший сыщик полицейского управления, с безукоризненной логикой и потрясающей интуицией, вот-вот, в самый последний момент остановит преступную руку…
На этом месте, казалось бы, рассказ «доктора Уотсона» — доктора Х. — нуждается только в точке. Он ведь как будто подтвердил собственную мысль о невозможности применить литературную логику к реальной жизни. Доктор Х. и сам чувствует это и вдруг говорит автору (надеюсь, вы не забыли, что рассказ идет от лица самого писателя, слушающего рассказ дорожного попутчика?):
«Однако вы, надо полагать, давно уже недоумеваете, какое отношение мой рассказ имеет к той критике, которой я подверг ваш доклад, и почему я назвал Маттеи гениальным»[297].
И тут выясняется, что на самом деле свихнувшийся на логике детектив был прав. Однажды доктора Х. вызвали в приют для одиноких стариков, и там он выслушал рассказ умирающей старухи, страдающей старческим слабоумием (а может быть, и другими психическими заболеваниями). Из рассказа доктор Х. с ужасом понял, что убийцей девочек был муж старухи, настоящий маньяк, серийный убийца, которому «голос свыше» велел убивать… Все действия маньяка из рассказа старухи были именно теми, о которых говорил Маттеи. Личность преступника — тупого инфантильного малого — тоже целиком соответствовала психологическому профилю убийцы, нарисованному Маттеи. Мало того: маньяк действительно готовился убить Аннемари — он успел познакомиться с ней — в месте, указанном Маттеи.
Вмешалась случайность. В тот день, когда Маттеи безрезультатно ждал убийцу, дорога стала очень скользкой. Машина, в которой маньяк ехал на свое последнее дело, столкнулась с грузовиком…
Серийный убийца погиб в автокатастрофе:
«…Выбежал с трюфелями и с бритвой прямо к “бьюику”, а через четверть часа мне позвонили, что он налетел на грузовик и погиб…»[298]
Сыщик сошел с ума:
«…Старик сжал руки в кулаки, потряс ими и с просиявшим безграничной верой лицом отрывисто прошептал:
— Я жду, я жду, он придет, придет»[299].
«Наживка»:
«…Аннемари… пошла по материнским стопам. Возможно, толчком послужило то, что несколько организаций ретиво занялись ее спасением. Девочку помещали в приюты, а она неизменно убегала оттуда на заправочную станцию... Она пустилась во все тяжкие. Четыре месяца тому назад она отбыла годичный срок в исправительном заведении, но урока из этого не извлекла…»[300]
Рухнули несколько судеб. Из-за чего? Только ли из-за того, что пошел дождь? Из-за того, что преступнику подвернулся грузовик?
Ведь Маттеи, выходит, всё просчитал правильно. Ну да, не учел случайность, которая вторглась в его безукоризненную логику. Но ведь все произошло именно так, как предполагал Маттеи. Его безукоризненная логика осталась безукоризненной. И значит, утверждения доктора Х. как минимум спорны, а как максимум ложны.
В самом деле: отходная детективному жанру? То есть сыщик Маттеи ошибался? Но он не ошибался! Ни в одной мелочи не ошибся! Почему же отходная?
Повесть «Обещание» далеко не так проста, как это может показаться по первому прочтению. Начнем с того, что в ней не один рассказчик, а два — не названный по имени писатель, автор детективных произведений, явно автобиографический образ, и бывший начальник цюрихской полиции доктор Х. Первому принадлежит «обрамляющий рассказ», своего рода пролог. Второму — собственно детективная история комиссара Маттеи, рассказ о его крушении, — и эпилог-развязка, двусмысленность которого не сразу бросается в глаза.
Мнение же о том, что детективная литература не выдерживает столкновения с реальной жизнью, — мнение рассказчика № 2. Мы и его можем определить (по прочтении) как «ненадежного рассказчика». И весь сюжет повести — это якобы реальный случай, как бы подтверждающий: да, реальной жизни присуща стохастичность, то есть множественность, случайность, — а в детективной литературе искусственная логичность, оторванная от жизни, схоластика. Сферический преступник в идеальном вакууме. Стохастика versus Схоластика. Так? Ах, если бы…
Неслучайно, совсем неслучайно мы, читатели, не узнаем, что думает об этом рассказчик № 1 — Фридрих Дюрренматт. И детективный сюжет с комиссаром Маттеи, и сентенцию о разрушении сюжета при столкновении с реальностью он выслушивает молча.
И это его молчание, отстранение от сюжета и, главное, от его развязки — и есть лукавство, о котором я говорил вначале. Ведь детектив, настоящий, классический детектив вовсе не о неизбежном аресте преступника. Он — о крушении преступного замысла, о разоблачении преступника. А это в повести «Обещание» как раз и произошло: разгадка, последняя строка, повествует об успехе версии Маттеи и о гибели убийцы — крушении замысла и разоблачении убийцы. Что же здесь не так?
В ранних повестях Ф. Дюрренматта, наиболее близких к канону классического детектива, говорится именно о прямом возмездии. Не о разоблачении преступника с последующей отдачей его под суд, а о возмездии: и в «Судье и его палаче», и в «Подозрении» главный герой, комиссар Берлах, не просто находит преступника (на самом деле, искать и не нужно — нужно доказать вину), но вершит над ним расправу. В «Судье» руками Чанца, честолюбивого полицейского-убийцы, в «Подозрении» — руками бывшего узника концлагеря, еврея по кличке Гулливер. Собственно, проблема этих двух повестей схожа с проблемами романов «Убийство в Восточном экспрессе» и «Десять негритят». Как быть, если убийца уходит от правосудия и наказать его можно, только став преступником — убить своими руками, по возможности оставшись безнаказанным (как в «Экспрессе», как во втором эпилоге «Негритят») или положившись на неотвратимость Рока (как в первом эпилоге)?
Строго говоря, о том же и «Обещание». Но комиссар Маттеи не верит в Рок; его цель — лично схватить убийцу. Поскольку цель не достигнута, вмешательство Рока, с его точки зрения, не может заменить триумф сыщика или отменить ожидание этого триумфа:
«Маттеи сидел на скамье, несмотря на холод, в том же синем комбинезоне, с окурком в зубах. От него разило спиртным. Я сел рядом, сжато изложил ему все. Но это было уже ни к чему. Он даже и не слушал меня»[301].
Но таково мнение «рассказчика № 2». Это он, «рассказчик № 2», доктор Х., утверждал, что случившееся с комиссаром Маттеи — столкновение реальной жизни с детективным каноном. Разве «рассказчик № 1», писатель Дюрренматт, считает так же?
Думаю, нет. Во-первых, потому что случайное столкновение машины маньяка с грузовиком не спасло убийцу. Да, полицейская ловушка не сработала — но он больше не сможет совершать преступления. Он наказан. Покарал его Рок. Однако если бы Рок не вмешался — его покарал бы комиссар Маттеи. В тот момент, когда неутомимый сыщик взял след, убийца был обречен на проигрыш. Следовательно, если мы рассматриваем повесть целиком, а не только историю, поведанную «рассказчиком № 2», никакой «отходной детективному жанру» повесть «Обещание» не стала. Напротив, прием Дюрренматта расширил жанровые границы и добавил к палитре используемых средств несколько новых впечатляющих красок.
Но как же с «последней строкой»? Как же с «Методом Кузмина — Цветаевой»? В данном случае «строка, пришедшая первой», как я полагаю, автора не удовлетворила. И он заменил ее другой.
Привело это к тому же, к чему, в случае с «Десятью негритятами», могло бы привести отсутствие нелепого (да простит меня «королева детектива») или лукавого (как нашлось?) второго эпилога-письма. Повесть «Обещание» из криминального казуса превратилась в притчу. В чем-то даже более глубокую, чем роман Кристи. Внимательно читая рассказ о комиссаре Маттеи, мы вдруг понимаем, что его триумф, буде он состоится, окажется вовсе не триумфом справедливости — триумфом охотника. Арест маньяка уже не воскресит покончившего с собой невинного разносчика фон Гунтена. Кроме того, при внимательном чтении главным вдруг оказывается вовсе не безукоризненный сыщицкий интеллект Маттеи. Мы обращаем внимание на другие обстоятельства, которые словно бы и не важны — с точки зрения жанровой. Но они важны с точки зрения морали, этики: Маттеи одержим. Настолько, чтобы соответствовать детективному принципу «маньяка может поймать только маньяк». Но и сверх того. Одержимость Маттеи такова, что он вовсе не считается с судьбами окружающих его людей, используемых им в его охотничьей игре. Они перестают его интересовать. Несмотря на то что еще совсем недавно он был уверен, будто бы действует ради спасения детей.
Но его одержимость побеждает моральные принципы. Одержимость ломает судьбу несчастной Аннемари, которую Маттеи используе