Участие трудящихся коренных национальностей в отрядах рабочих, ведущих борьбу с басмачеством, имело огромное значение и для укрепления дружбы народов. От русских шахтеров трудящиеся коренных национальностей воспринимали революционные идеи, дух коллективизма и пролетарский интернационализм. Все это оказало решающее влияние не только на разгром басмачества, но и на упрочение Советской власти в Средней Азии.
В пролетарских отрядах Ферганы вместе с русскими, узбеками, таджиками, киргизами и казахами сражались и рабочие из бывших военнопленных. Одним из их организаторов на нефтепромысле «Чимион» был рабочий-венгр Эмиль Баку, вступивший здесь в ряды Коммунистической партии и избранный депутатом рабочего Совета[378].
Таким образом, становится несомненным, что большинство трудящихся коренных национальностей на всем протяжении гражданской войны не шли за басмачами, а, наоборот, активно боролись с ними. В этом была главная причина поражения басмачества и его разгрома, а также одно из основных условий победы Советской власти над объединенными силами интервентов и внутренней контрреволюции в Средней Азии.
Но вывод о том, что большинство трудящихся коренных национальностей не поддерживали басмачество, не противоречит тому, что на определенных этапах борьбы к нему примыкала часть этих масс.
В последующие годы, в период мирного социалистического строительства, трудящиеся среднеазиатских республик активно поддерживали части Красной Армии в вооруженной борьбе против басмачей. Это особенно наглядно проявилось при ликвидации банды Ибрагим-бека, вторгшейся на территорию Советского Таджикистана 30 марта 1931 г. Расчет басмачей на поддержку населения не оправдался. Претворение в жизнь национальной политики партии дало свои плоды. Социалистические преобразования укрепили авторитет Советской власти, позволили воспитать многочисленный и преданный актив. Они выбили почву из-под ног у эксплуататорских групп, укрепили социальную основу советского строя.
Население республики активно участвовало в борьбе против басмачей. Оно информировало органы Советской власти, командование Красной Армии и пограничных войск о появлении банд. Дехкане активно помогали преследованию и поимке басмачей. В некоторых местах они организовали самоохрану, отряды самообороны, «краснопалочников» и пресекли неоднократные попытки ограбления кишлаков басмачами. На массовых митингах колхозники давали клятву: «Или мы басмачей убьем, или умрем сами, но не дадим грабить колхоз».
С помощью колхозников был захвачен главарь шайки Ибрагим-бек. Впоследствии на судебном процессе он говорил: «Я походом на Рентгантау пытался вовлечь в борьбу с Советской властью всех локайцев, однако население не пошло. Я убедился, что локайцы стали безбожниками»[379].
О высокой классовой сознательности трудящихся Таджикистана, их сплоченности вокруг Коммунистической партии свидетельствовала их организованность и активность в борьбе с басмачеством. Только в течение весны 1931 г. в добровольческие отряды и отряды «краснопалочников» вступило более 50 тыс. дехкан. Десятки тысяч участвовали и в разгроме банд Джунаид— хана на территории Туркмении.
Изменения социально-классовой структуры Средней Азии: ликвидация эксплуататорских элементов в городе и деревне, экономические и культурные успехи в строительстве новой жизни в начале 30-х гг. — обусловили окончательный крах басмачества во всех среднеазиатских республиках.
С момента возникновения и по настоящее время реакционная буржуазная историография грубо искажает и фальсифицирует причины возникновения басмачества в послеоктябрьский период, его цели, социальную базу. Как уже отмечалось, для подавляющего большинства буржуазных авторов характерно наделение контрреволюционного, антисоветского выступления в Средней Азии чертами «общенационального восстания», возникшего якобы вследствие «колониалистской политики» Советской власти. Арнольд, Беннигсен, Зеньковский, Кастанье, Олкот, Парк, Пайпс, Чокаев и др. трактуют басмачество как «партизанское», «народное», «национально-освободительное движение».
Отметим, что «классическое» определение басмачества, своего рода обобщенное выражение мнения большинства буржуазных авторов, пишущих на эту тему, дают А. Беннигсен и С. Уимбуш. Басмачество, указывают они, — это «массовое, народное, антисоветское, контрреволюционное восстание мусульманского населения Средней Азии, как оседлого, так и кочевого»[380]. Понятия «контрреволюционное восстание», «антисоветское» вполне правильны. Что же касается других дефиниций вроде «народное», «массовое», то с этим, как уже отмечалось, согласиться нельзя.
Пытаясь обосновать истоки и закономерности басмачества в советское время, «советологи» 20-х гг. обращались к истории дореволюционной России, в частности к восстанию народов Средней Азии в 1916 г. Кастанье, например, считал главной причиной этого восстания прибытие в Туркестан большой массы немецких и австрийских военнопленных, контакт которых «с туземным населением означал интенсификацию антирусской пропаганды. Эта пропаганда и мобилизация туземцев на тыловые работы европейского фронта привели к Джизакскому восстанию 14/VII — 1916 г.»[381]. При этом совершенно игнорировались его классовые, социальные, национальные корни.
Что же в действительности произошло в 1916 г. в Средней Азии?
Известно, что непосредственным поводом выступления народных масс явился царский указ от 25 июня 1916 г. о наборе на работу в тылу действующей армии 400 тыс. человек из коренного населения Туркестана, Казахстана, Сибири и Кавказа, представителям которого царизм не доверял оружия, и поэтому они не служили в действующей армии. В их числе из Туркестана должно было быть направлено на тыловые работы до 200 тыс. узбеков, таджиков, туркмен, киргизов, казахов, каракалпаков и др.[382]
Царский указ, изданный в условиях роста забастовочной борьбы 1915–1916 гг. в городах Центральной России, волнений в армии, преимущественно среди солдат запасных частей, а также в обстановке бедственного положения дехкан и ремесленников, усугубившегося войной и угнетением, вызвал повсеместное возмущение. Негодование возросло и в связи с тем, что феодально-байская верхушка и купцы получили возможность откупиться от набора, а духовенство и их дети были вовсе освобождены от призыва.
Во многих городах и селах Туркестана проходили митинги и собрания, где звучал протест против указа, а в ряде населённых пунктов Ферганской, Семиреченской и Сырдарышской областей вспыхнули народные волнения и восстания, в которых участвовали десятки тысяч дехкан и ремесленников. Основу участников восстания составляли дехкане, городская беднота, выступавшие не только против национально-колониального гнета, но и против полуфеодальной, хищнической эксплуатации со стороны местных баев, манапов и ростовщиков.
Выступления народных масс были направлены против царского самодержавия и отчасти против местных феодалов и эксплуататоров. В силу этого восстание 1916 г. по своему политическому содержанию и движущим силам было антивоенным, антиимпериалистическим, а в некоторых районах и антифеодальным[383].
Вместе с тем в наиболее отсталых районах Средней Азии, где жили преимущественно скотоводы-кочевники, а также в ряде населенных пунктов с особенно отсталым населением феодалам и духовенству удалось разжечь национальную вражду, религиозный фанатизм и подвернуть выступления на реакционный путь. Именно здесь выдвигались лозунги, призывавшие к истреблению всего русского населения края, отделению Туркестана от России и восстановлению ханской и эмирской власти. Но это направление не приобрело массового характера, и восстание 1916 г. осталось по своему содержанию народным и справедливым.
Хотя восстание было жестоко подавлено царским правительством, оно в конечном итоге способствовало свержению царизма, укрепило в совместной борьбе с самодержавием союз трудящихся Средней Азии с русским народом.
Антикоммунистические версии Чокаева и других авторов 20–30-х гг. о восстании 1916 г. были подхвачены в 50-е гг. Р. Пайпсом, А. Парком, Б. Хаитом, в 60-е — С. Зеньковским, А. Беннигсеном, Э. Беккером, Э. Каррер д’Анкосс, а в 70–80-е гг. — С. Уимбушем, Э. Арнольдом, М. Олкот и другими «советологами».
Б. Хаит видел в басмачестве «продолжение освободительной борьбы» 1916 г. Он писал, что басмачество является «борьбой против русского господства и коммунизма»[384].
Хаит также заявлял, что, «так как Советы не проявили симпатии к борцам за свободу Туркестана при царском режиме, нельзя было ожидать, что они смогут оценить природу национального движения при советском правлении»[385]. В связи с этим он отмечал, что «неверно рассматривать басмаческое движение как гражданскую войну», ибо последнее понятие характерно для войны внутри одной нации, а «туркестанцы сражались с русскими войсками»[386]. В этом положении четко прослеживается методологическая несостоятельность буржуазной историографии — отождествление форм классовой борьбы (а гражданская война — одна из ее наиболее высших и острых форм[387]) с существованием одной определенной нации. Более того, Б. Хаит даже провел аналогию между басмачеством и борьбой алжирских патриотов с колониальной Францией в начале 60-х гг. XX в.[388]
Немаловажна и еще одна черта «советологии»: басмачество отрывается от хода всей гражданской войны в Средней Азии и изображается как самостоятельное национально-освободительное движение. Наделяя реакционное, антисоветское, антисоциалистическое басмачество в Средней Азии «народным характером», буржуазная историография исходит из клеветнической концепции «колониалистской политики», проводимой якобы Советской властью по отношению к народам Туркестана. Это утверждение подкрепляется версией буржуазных историков о «безучастном» и даже «враждебном» отношении коренного населения региона к Октябрьской революции.