(22) Как раз в это самое время оказалась на рынке жена философа Ксанфа. Она со своих носилок слышала крик глашатая, и когда вернулась домой, то пошла к мужу и сказала:
— Муженек, ты знаешь: рабов-мужчин у нас в доме мало, и ты все время отбираешь у меня служанок. А тут как раз продаются рабы: ступай-ка да купи нам хорошего парня для услуг.
Ксанф говорит:
— Ладно.
Сперва он пошел к своим ученикам, поздоровался с ними, побеседовал немного, а потом кончил занятия и пошел на рынок, а учеников прихватил с собою. (23) Еще издали приметил он там рабов, двух красавцев и одного урода; подивился догадливости продавца и воскликнул:
— Славно придумано, клянусь Герой! Молодец работорговец: хитер и себе на уме, настоящий философ — даже удивительно!
— О чем это ты говоришь, наставник? — спрашивают ученики. — Что же здесь удивительного? Скажи нам, не скрывай от нас, что знаешь хорошего.
Ксанф говорит:
— Господа мои ученики, не думайте, что философия состоит в одних толко рассуждениях; нет, бывает философия и в делах, и нередко философия бессловесная одолевает философию словесную. Это можно видеть хотя бы у танцоров; руки их в непрерывном движении передают самую сущность явлений и тем самым являют взгляду подлинную философию без слов. А здесь у продавца было двое рабов-красавцев и один урод, и он поставил урода между красавцев, чтобы его безобразие оттеняло их красоту: если бы он не поместил худшего рядом с лучшим, красота их была бы не так заметна.
Ученики говорят:
— Божественно, учитель! Как ты мудр и как проницателен, как постиг ты его тайную цель!
— Идемте же, — говорит Ксанф, — надо купить одного из этих рабов, потому что мне нужна прислуга.
(24) Подошел он к первому рабу и спросил:
— Ты откуда?
— Из Каппадокии, — отвечает тот.
— А как тебя зовут?
— Лигурин.
— А что ты умеешь делать? — спрашивает Ксанф.
— Все! — отвечает раб.
Тут Эзоп расхохотался; но лицо его оставалось мрачным и угрюмым, и только зубы сверкали. Ученики как посмотрели, так подумали, что это какое-то чудовище.
— Что это за грыжа с зубами? — говорит один.
— С чего это он закатился? — говорит другой.
— Да он и не смеется, а трясется, — говорит третий. — Ну-ка, что он скажет?
Подошел он поближе, потянул Эзопа сзади и спрашивает:
— Чему смеешься красавчик?
Эзоп обернулся и говорит:
— Пошел прочь, баран!
Такого отпора школяр не ждал, растерялся и отступил.
А Ксанф спрашивает продавца:
— Сколько стоит этот музыкант?
— Тысячу денариев, — отвечает тот.
Услыхав такую цену, подошел Ксанф к другому рабу и спрашивает:
— Ты откуда?
— Из Лидии, — отвечает тот.
— А как зовут тебя?
— Филокал.
— А что ты умеешь делать? — опять спрашивает Ксанф.
— Все! — отвечает раб.
Тут Эзоп опять расхохотался. А ученики видят это и толкуют:
— И чего это он на все смеется?
— Я бы его спросил, — говорит один, — да неохота барана услышать.
Ксанф спрашивает продавца:
— Сколько стоит этот учитель?
— Три тысячи денариев, — отвечает тот.
Услыхав такую цену, Ксанф ни о чем уже больше не спрашивал, а повернулся и пошел прочь. Ученики ему говорят:
— Учитель, разве рабы тебе не понравились?
— Понравились, — отвечает Ксанф, — только у меня есть такое правило: не покупать дорогих рабов, а пользоваться дешевыми.
На это один из учеников говорит:
— Ежели ты решил дорогих не покупать, то купи вон того урода: работать он будет не хуже, а деньги мы тебе соберем в складчину.
— Смешно будет, — отвечает Ксанф, — коли деньги соберете вы, а раба куплю я; да к тому же и жена у меня привередливая и не потерпит в доме раба-урода.
— Учитель, — говорят ученики, — разве не ты говорил нам много раз, что не надо слушаться женщин?
(25) — Ладно, — говолрит Ксанф, — посмотрим, что он умеет, чтобы не тратить ваши деньги на пустую забаву. — И, подойдя к Эзопу, говорит ему: — Здравствуй!
— А разве я болею?
А ученики толкуют: "Верно, клянусь Музами! Разве он болеет?" — так поражены были метким ответом.
Между тем Ксанф спрашивает:
— Кто ты такой?
— Человек из плоти и крови, — отвечает Эзоп.
— Не о том говорю, а откуда ты родом?
— Из утробы матери, — отвечает Эзоп.
— Чтоб ему пусто было! — говорит Ксанф. — Не о том я тебя спрашиваю, а в каком месте ты родился?
— Этого мне мать не говорила, — отвечает Эзоп. — Может быть, в спальне, а может быть, и в столовой.
— Из какого ты племени, я тебя спрашиваю, — допытывается Ксанф.
— Фригиец, — отвечает Эзоп.
— А что ты умеешь делать?
— Ничего! — отвечает Эзоп.
— Как так ничего? — удивляется Ксанф.
— А вот так, — говорит Эзоп, — ведь эти два парня и без меня умеют делать все!
А ученики толкуют: "Вот это ловко! Да, те два парня просчитались: нет такого человека, который умел бы делать все. Потому он и сказал, что ничего не умеет, потому и смеялся"
(26) — Хочешь, я куплю тебя? — спрашивает Ксанф.
А Эзоп ему:
— Ты что, уже купил меня в советники? На что тебе мои советы? Хочешь купить — покупай, не хочешь — проваливай: мне до этого никакого дела нет. Продавец мой покупателей крючьями к себе не тащит, никто тебя не неволит покупать меня: как сам решишь, так и поступай. Хочешь иметь меня — раскошеливайся и плати сколько надо, не хочешь — так нечего зубоскалить.
— Ты всегда такой разговорчивый? — спрашивает Ксанф.
— За говорящих птиц дороже платят, — отвечает Эзоп.
А ученики меж собою: "Клянусь Герой, славно этот Эзоп отчитал учителя!"
— Я готов тебя купить, — говорит Ксанф, — только не удерешь ли ты?
— Захочу удрать, так не спрошу тебя, как ты меня спрашиваешь, — говорит Эзоп. — Да и от кого зависит, убегу я или нет: от тебя или от меня?
— Понятно, от тебя! — говорит Ксанф.
— Нет, — говорит Эзоп, — от тебя.
— Как так от меня? — спрашивает Ксанф.
Эзоп говорит:
— Если ты с рабами хорош, то никто от тебя и не убежит: кому охота от добра искать худа, плутать, голодать и всего бояться? Если же ты с рабами жесток, то я у тебя ни часа не останусь, ни минуты даже.
"Да, — думает Ксанф, — этот парень рисковать собой не хочет". И говорит:
— Все, что ты говоришь, хорошо для человека, но ты-то ведь урод!
А Эзоп ему:
— Ты не смотри на мое обличье, а приглядись лучше, какая под ним душа!
— Что же такое, по-твоему, обличье? — спрашивает Ксанф.
— А вот бываешь ты частенько в винных лавках, — говорит Эзоп, — и покупаешь вино: так разве винные бочки не безобразны, между тем как вино в них отменное?
(27) Похвалил Ксанф, что у него на все готов ответ, а потом подошел к торговцу и спрашивает:
— Сколько у тебя стоит вот этот?
— Ты что, — говорит работорговец, — смеешься, что ли, над моим товаром?
— Как так? — спрашивает Ксанф.
— Мимо таких отличных парней проходишь, а этого плюгавого берешь? Да купи ты одного из этих двоих и получай этого в придачу хоть даром!
— И все-таки, — говорит Ксанф, — сколько ты за него хочешь?
Говорит работорговец:
— Я за него заплатил шестьдесят денариев, да на прокорм пошло пятнадцать, а больше мне за него ничего не надо.
Сборщики податей услышали, что сделка сделана, подошли, спрашивают, кто продавец, кто покупатель. А Ксанф не решался признаться, что купил раба за каких-то семьдесят пять денариев, да и продавцу было стыдно. Мялись они, мялись, пока Эзоп сам не крикнул:
— Продан здесь я, продавец — вот, покупатель — вот, а коли они молчат, то, стало быть, я — свободный человек.
Тут уж и Ксанф сказал:
— Покупаю этого раба за семьдесят пять денариев!
Посмеялись сборщики, взяли с Ксанфа и его учеников пошлину за Эзопа, попрощались и пошли себе прочь.
VII
(28) Пошел Эзоп за Ксанфом. Время было жаркое, солнце стояло прямо над головой, на дороге из-за жары никого не было; и вот Ксанф, приподняв подол, стал прямо на ходу мочиться. Эзоп это увидел и рассердился. Ухватил он Ксанфа за откинутый плащ, дернул и сказал:
— Продай меня лучше, не то убегу, и ты меня не удержишь.
— Что с тобой, Эзоп? — спрашивает Ксанф.
— Продай меня, — говорит Эзоп, — не могу я у тебя служить.
Ксанф говорит:
— Верно, меня очернил кто-нибудь из тех, кто всегда клевещет на порядочных людей? Подошел небось и стал тебе наговаривать, что и с рабами я жесток, и пьяница, и драчун, и сварлив, и самодур? Не верь напраслине! Послушать ее приятно, но переживать из-за нее не стоит, вот тебе мое поучение.
А Эзоп в ответ:
— Моча твоя тебя очернила, Ксанф! Ты хозяин, ты сам себе господин, тебе нечего бояться, что за малое опоздание ждут тебя палки, колодки или что-нибудь еще похуже, — и все-таки ты даже по малой нужде не хочешь на минуту остановиться и мочишься на ходу. Что же прикажешь делать мне, рабу, когда я у тебя буду на посылках? Видно, мне придется даже испоражниваться на лету!
— Так вот чего ты боишься! — говорит Ксанф.
— Как же не бояться? — говорит Эзоп.
— Оттого я мочусь на ходу, — говорит Ксанф, — что хочу избежать трех неприятностей.
— Каких же трех? — спрашивает Эзоп.
— Раскаленной земли, вонючей мочи и палящего солнца, — говорит Ксанф.
— Как это так? — спрашивает Эзоп.
— Ты видишь, — говорит Ксанф, — солнце стоит прямо над головой, земля от жары вся раскалилась; так вот, если бы я мочился стоя, то земля бы мне палила ноги, а моча воняла бы в ноздри, а солнце пекло бы голову. Вот от этих-то трех неприятностей я и хотел избавиться, когда мочился на ходу.
— Вот теперь все ясно, — говорит Эзоп, — больше не спорю: ступай себе дальше.
— Ого! — говорит Ксанф, — видно, я купил себе не раба, а хозяина.
VIII
(29) Добрались они до дома. Тут Ксанф говорит:
— Эзоп, жена у меня — привереда. Поэтому ты подожди здесь, у ворот, пока я ее предупрежу, а не то как увидит она вдруг твою рожу, так сразу заберет