390. Человек, считающий волны.
Думается, что без всякого труда можно понять смысл басни, которую рассказывал Эзоп. Один человек, говорил он, сидел на берегу над прибоем и считал набегающие волны, но вдруг сбился и начал горевать и сетовать. Тут подошла к нему лисица и сказала: «Что толку, любезный, горевать о волнах, которых уже нет? Не лучше ли забыть о них и начать счет сначала?»
Так и ты: если уж ты принял такое решение, то самое лучшее для тебя — жить жизнью, общей со всеми, быть таким же гражданином, как большинство людей, и не питать никаких странных и призрачных надежд.
391. Ездок и бешеный конь.
С вами происходит то же самое, что с человеком, который сел, говорят, на бешеного коня: конь, конечно, подхватил его и помчал, а он уже не мог слезть на скаку; и когда какой-то встречный спросил: «Куда несешься?»— то ездок отвечал: «Куда ему угодно!» — и показал на коня.
Так и вас если спросить: «Куда несетесь?» — и если вы захотите сказать правду, то вы только и скажете: «Куда страстям угодно», или, уточняя: «Куда угодно наслаждению», «куда честолюбию», «куда алчности».
392. Пляшущие обезьяны.
Говорят, что один египетский царь выучил однажды обезьян военной пляске. Обезьяны — твари самые переимчивые ко всему человеческому, они быстро выучились и пустились в пляску, одетые в баграницу и с масками на мордах. Зрелище продолжалось уже долго и с большим успехом, как вдруг какой-то шутник из зрителей вынул из-за пазухи горсть орехов и бросил их плясунам. Как только обезьяны увидали орехи, забыли они о всякой пляске, вновь стали, чем были, из воинов — обезьянами, разбили маски, разорвали платья и все передрались друг с другом из-за орехов, так что строй их воинственной пляски мигом распался на великую потеху для зрителей.
393. Мом и Афродита.
Ты словно заново повторяешь старинную басню про Мома и Афродиту. Говорят, будто Афродита восседала на троне во всем своем блеске, а Мом лопался от злости, не видя, к чему в ней придраться. Наконец, ее он не тронул, а высмеял ее сандалию: и так оба остались при своем, Афродита не услышала ничего дурного, а Мом не сказал ничего хорошего.
Так и ты, восторгаясь сценой, ругаешь кулисы и, не в силах оспорить главное, отыгрываешься на оговорках.
394. Пастух и мясник.
Пастух и мясник шли однажды вместе по дороге. Вдруг они увидели жирного барана, который отбился от стада и заблудился, и оба бросились к нему. Животные тогда еще говорили по-человечески; и вот баран спросил каждого, чем тот занимается и для чего хочет забрать его и увести. А узнав, в чем дело и какое у кого ремесло, он предпочел отдаться пастуху: «Ты рад, когда нам хорошо, а тот, другой, для нас, овец, палач к убийца».
395. Обезьяны, строящие город.
Однажды обезьяны собрались на совет: не построить ли им город; и уже приняли решение, уже собрались приниматься за дело, когда одна старая обезьяна их удержала: в кольце городских стен, сказала она, всех их будет переловить гораздо легче.
396. Ослиное любопытство.
Один горшечник у себя в мастерской разводил птиц. Мимо проходил осел; погонщик за ним не уследил, и осел просунул голову к горшечнику в окошко. Птицы перепугались, стали носиться по мастерской и перебили горшечнику все горшки. Хозяин потащил погонщика в суд. Какой-то встречный спросил его, за что они судятся; горшечник ответил: «За ослиное любопытство».
397. Осел и жаждень.
Я и басню вам должен поведать об этом животном, как я ее слышал, дабы никто не подумал, что я ее не знаю. Когда Прометей похитил огонь, — гласит предание, — тогда, говорит басня, Зевс пришел в великий гнев, и тем, кто донес ему о преступлении, дал в награду дар долголетия. Подарок этот, как я слышал, положили на осла, и осел с такой поклажей пустился в путь. Время было летнее, ослу захотелось пить, и вот он подошел к источнику напиться. Но источник охраняла змея, и она приказала ему остановиться и удалиться. Тогда измученный осел пообещал ей за дружескую услугу дать того снадобья, которое он вез. Так и состоялся обмен: осел получил питье, а змея — долголетие, но вдобавок к нему — уверяет басня — еще и жажду, которая была у осла.
«Неужели?» — скажете вы. Но разве я сам сочинил эту басню? Я не стал бы ее и рассказывать, если бы до меня она не прозвучала в стихах у трагика Софокла, у того Динарха, который был соперником Эпихарма, у Ивика Регийского и у комических поэтов Аристия и Аполлофана.
398. Крестьянин и вши.
Крестьянин пахал землю, но его кусали вши. Два раза снимал он рубашку и обирал их; а когда они онова стали его кусать, тогда, чтобы не отрываться все время от работы, он свою рубаху бросил в огонь.
Так и я советую: кого я уже дважды победил, лучше пусть на третий раз не добивается такого костра.
399. Дурак и решето.
Такое определение кажется мне до того полно ошибок, что я вспоминаю дурака, который при взгляде на решето сказал: «Не знаю, есть ли гам что или нет ничего».
400. Аполлон, музы и дриады.
Снова призову я себе в спутники Эзопа; ибо та басня, которую хочу я вам поведать, — не какая-нибудь ливийская или египетская, а прямо из самой Фригии, где и весь басенный род берет начало, где и эту отыскал я среди эзоповых безделок.
Когда Аполлон приспособил свою лиру для песенного лада, [...] тогда собрались отовсюду к нему Музы, стали вокруг и повели хоровод под звуки его лиры. А там и новая толпа пришла послушать его пение — нимфы, дриады и гамадриады, горные божества и великие проказники. И когда они попросились в хоровод вместе с Музами, то казалось, что это тоже богини, подобные Музам; когда же петь они начали по-простецки и плясать под лиру дикую пляску, тогда разгневался Аполлон [..] Но не сразу хватается он за стрелы и колчан — не дерзает Эзоп изобразить его в басне так, как Гомер в Илиаде, а мы здесь будем следовать прежде всего Эзопу. [...] Так вот, Аполлон, по его словам, перестраивает свои струны с нежного лада на грубый, ударяет по ним не пальцами, а смычком; а вслед за ним начинают негодовать на нимф и горы, и рощи, и реки, и птицы, и наконец, сам Геликон от избытка страсти оборачивается человеком, говорит человеческим голосом и произносит настоящую обвинительную речь против нимф [...]: «Куда несет вас, нимфы? Какое безумие обуревает вас? Почему с Геликона, с этого поприща Муз, спешите вы на Киферон? Там — бедствия и страдания, там — начало трагедии, и этим славен Киферон! Я пастухов превращаю в певцов, а он разумных делает безумными: мать неистовствует там против сына, и род встает на род. А здесь — сады Мнемосины, здесь были рождены Музы, здесь были они вскормлены; здесь они теперь игрой и пляской вторят Аполлону, вечно внимая сладкому его напеву. Ваше исступление страшит меня: не сцена ли перед нами, не зачин ли мрачной трагедии? Но полно! нимфы, кажется, сами уже упредили конец моей речи: вот одна из них уже возле бога, другая сейчас подойдет, а третья вот-вот закружится в хороводе. Да, безмерны чары аполлоновой лиры, и разве не сильней они чар пояса Афродиты?» Так говорит Геликон в рассказе Эзопа.
401. Эрот среди людей.
Послушай басню. Когда Зевс сотворил людей, он украсил их всем тем, что и сейчас при них. Только Эрот еще не поселился в обители человеческой души: крылатый, он витал под небесами и поражал своими стрелами одних лишь богов. Испугался Зевс, что прекраснейшее из его творений исчезнет с лица земли, и посылает Эрота сохранить человеческий род. Однако Эрот, хоть и принял это повеление Зевса, однако не пожелал равно обитать во всех душах и равно посещать древние и новопосвященные храмы; нет, души многие и заурядные отдал он пасти низшим Эротам, рожденным от нимф, сам же вселился в души божественные и небесные, обуревая их любовным безумием на вящее благо роду человеческому. И вот, если встретится тебе человек, от природы вялый и к дружеству равнодушный, то знай, что высший Эрот не удостоил его своей близости; если же найдешь в нем ум острый и живой, а сердце — пламенное в любовной приязни, то знай, что в нем обитает высший Эрот.
402. Изготовление человека.
И вот что еще рассказывает Эзоп: ту глину, из которой Прометей вылепил человека, он замешал не на воде, а на слезах. Потому и не следует воздействовать на человека силой — это бесполезно; а если нужно, то лучше укрощать его и смягчать, успокаивать и урезонивать по мере возможности. И к такому отношению он отзывчив и чуток.
Византийские басни
Басни из сборника Синтипы
403(4). Реки и море.
Собрались реки вместе и стали обвинять море: «Почему мы в тебя несем воду пресную и вкусную, а как только впадут наши воды в твои, так сразу становятся солеными и негодными для питья?» Услыхало море, как его порочат, и говорит в ответ: «Не впадайте в меня, и не будете солеными».
Эта басня относится к тем, кто незаслуженно обвиняет ближних, а сам пользуется их же щедротами.
404(6). Охотник и волк.
Охотник увидел, как волк набросился на стадо и стал терзать овец изо всех сил; замышляет тогда охотник волка затравить и выпускает на него своих собак, промолвив при этом: «Эх ты, трус! есть ли зверь тебя трусливее? Где же твоя хваленая сила, если даже против собак ты не можешь выстоять?»
Басня показывает, что из людей каждый искусен в своем собственном деле.
405(11). Бык, львица и кабан.
Бык набрел на спящего льва, ударил его рогами и убил насмерть. Пришла его мать-львица и стала его горько оплакивать. Кабан увидел, как она убивается, встал поодаль и сказал: «Эх, а сколько людей, у которых вы сами погубили детей, теперь проливает по ним слезы?»
Басня показывает: кто какою мерою других мерит, того и самого ею будут мерить.
406 (17). Лисица и лев.
Лисица увидала льва в клетке, подошла к нему и стала над ним дерзко издеваться. Сказал ей лев: «Это не ты надо мной издеваешься, а мое несчастье».
Басня показывает, что многие достойные люди, попав в беду, терпят поношение от ничтожных.
407(19). Собаки и лисица.
Собаки нашли львиную шкуру и стали ее терзать. Лисица, посмотрев на них, сказала: «Будь этот лев живой, вы быстро убедились бы, насколько его когти сильнее ваших зубов!»
Басня показывает тех, кто унижает достойных людей, когда они утратят свою славу.
408 (20). Больной олень.
Олень занемог и прилег где-то на лугу. Животные, навещая его, щипали траву вокруг него и выщипали ее всю. И олень, оправившись от болезни, все же погиб, изнуренный, от недостатка корма.
Басня показывает: кто заводит друзей бесполезных и никчемных, тот вместо выгоды потерпит только убыток.
409 (21). Человек и собака.
Один вор, видя проходившую собаку, всякий раз бросал ей куски. Наконец, говорит собака человеку: «Ступай-ка прочь, любезный: такая твоя доброта лишь предупреждает меня кой о чем поважнее».
Басня показывает: если кто осыпает другого подарками — значит, он затеял что-то явно неправедное.
410 (30). Дикий осел и домашний осел.
Дикий осел увидел домашнего осла, навьюченного тяжелым грузом, и стал попрекать его рабской долей: «Вот я поистине счастлив: живу на воле, трудов не знаю, ни о чем не забочусь и пасусь себе в горах. А ты кормишься из чужих рук, томишься в рабстве и терпишь вечные побои». Но в этот самый миг показался лев; к домашнему ослу он и приближаться не стал, потому что при нем был погонщик, а на дикого, одинокого, он бросился со всею свирепостью и сожрал его.
Басня показывает, что людей строптивых и упрямых, желающих жить по-своему и без чужой помощи, настигает скорая гибель.
411 (38). Собака и волчица.
Собака гнала волчицу, похваляясь, какая она быстроногая да сильная: ей казалось, что волчица убегает оттого, что она слабее. Но обернулась волчица и сказала собаке: «Не тебя я боюсь, а твоего хозяина, что бежит следом».
Басня показывает, что не следует чваниться чужою доблестью.
412(45). Человек, конь и жеребенок.
Один человек скакал на кобылице, которая была уже на сносях; и среди пути кобыла родила жеребенка. Жеребенок тотчас побежал за матерью следом, но быстро утомился и крикнул человеку, скакавшему на ней: «Разве ты не видишь, что я еще мал и к дальней дороге неспособен? Подумай, если ты меня здесь бросишь, я тут же погибну; а если заберешь, да отведешь до места, да будешь потом кормить, то я подрасту, и ты сам сможешь на мне ездить».
Басня показывает, что нужно делать добро тем, от кого ожидаешь ответной услуги.
413 (48). Человек и киклоп.
Жил-был один человек, честный во всех делах и благочестивый. Долгое время жил он с детьми в довольстве, а потом вдруг постигла его крайняя бедность. Было ему так горько, что стал он клясть провидение и решил покончить с жизнью. И вот взял он широкий меч и пошел в уединенное место, сочтя за лучшее умереть, нежели мучиться в такой беде. Но по пути попалась ему глубокая яма, а в яме лежала немалая куча золота, которое запас там один великан по имени Киклоп. Увидел человек это золото, и наполнилась его душа сразу и страхом и радостью: бросает он свой меч, вытаскивает из ямы золото и скорее уходит с ним домой, к своим детям. А Киклоп пришел потом к своей яме, увидел, что золота нет, а вместо него на земле лежит меч, и тотчас выхватил его и закололся.
Басня показывает, что людей грубых непременно постигает несчастье, а людям добрым и благочестивым достается все самое хорошее.
414 (49). Охотник и всадник.
Один охотник изловил зайца, забрал его с собой и пошел своей дорогой. По пути ему встретился всадник и попросил у него зайца, обещая заплатить. Но как только взял он у охотника зайца, тотчас галопом бросился прочь. Охотник побежал следом, надеясь вот-вот его настичь; а когда всадник уже далеко от него отскакал, охотник, скрепя сердце, крикнул ему вслед: «Ступай себе! дарю тебе этого зайца».
Басня показывает, что многие люди, против воли лишаясь своего добра, притворяются потом, что отдали его сами.
415 (54). Юноша и старуха.
Шел один юноша по дороге в жаркий день, и повстречалась ему пожилая женщина, которая держала путь в ту же сторону, что и он. Видя, что от жары да от дорожной усталости она совсем измучилась, он ее пожалел, слабосильную, и, пока она вконец не выбилась из сил, подхватил ее, посадил себе на плечи и понес. Но между тем, как он ее нес, стало смущать ему мысли дурное желание, и от бесстыдного вожделения распалилась в нем похоть: повалил он вдруг старуху на землю и сошелся с нею бесстыдным образом. А она его спросту спрашивает: «Что это такое ты со мною делаешь?» Ответил он так: «Тяжела ты больно, и поэтому решил я состругать с тебя немного мяса». С такими словами, доведя свое дело до конца, поднял он ее опять с земли и взвалил на плечи. Мало ли, много ли еще он прошел, говорит ему старуха: «Бели тебе нести меня все еще в труд да в тягость, ты опять сними меня да еще постругай!»
Басня показывает, что иные люди, достигнув цели своих желаний, делают вид, что они этого вовсе не хотели, и притворяются, будто и делали-то они не это, а совсем другое.