– Интересно, – пробормотала Зайка, – телик работает?
Она щелкнула пультом. На экране возникло лицо журналиста.
– Еще одно убийство в центре Москвы, – донеслось до меня. – Вчера поздно вечером у подъезда дома номер 12 на Верхней Алабьевской улице был смертельно ранен выстрелом из револьвера 57-летний Григорий Яковлевич Сруль. Покойный работал нотариусом и являлся владельцем небольшой конторы. Дознаватели сейчас активно проверяют связи убитого, но похоже, что убийца не был профессионалом. Револьвер, из которого вылетела пуля, он унес с собой, а не бросил возле тела, как обычно поступают в подобных случаях…
– Просто Чикаго, а не Москва, – резюмировал Кеша, – скоро надо будет бронированные автомобили покупать…
В моей голове зашевелились смутные воспоминания. Где и от кого слышала я более чем неблагозвучную фамилию несчастного Григория Яковлевича? Кто-то совсем недавно упоминал ее… Но после вчерашнего происшествия память отшибло начисто.
Поднявшись в спальню, я услышала, что из сумки раздается деликатное попискивание мобильного.
– Где пропадаешь? Не могу дозвониться, – раздался приятный баритон Виталия Орлова.
– Да в Вермь ездила на пару деньков, – необдуманно ляпнула я и тут же пожалела о сказанном.
– В Вермь? – изумился Виталий. – Зачем? Это где-то в Сибири? Небось день лету.
– Всего четыре часа, – возразила я и добавила: – У меня там родственница живет, Афанасия Воротникова, хотела навестить ее, давно не встречались.
– Родственные чувства – прекрасная вещь, – ухмыльнулся Орлов, – а я соскучился, давай встретимся. Хочешь, зайдем в твой любимый «Макдоналдс»?
– Конечно, – обрадовалась я.
– Вот и чудно, – отозвался Орлов, – жду через час у входа.
В зале было полно народа, но мы уютно устроились в самом углу и принялись болтать о пустяках. Виталий начал расспрашивать о родственниках, и я рассказала ему про бабушку, Стюру и ее дочь художницу Афанасию. О Люке говорить не хотелось, что-то удержало от сообщения про безумно похожую на меня «сестрицу».
Около пяти кавалер глянул на часы и вздохнул:
– Увы, я существо подневольное, обязан бежать на редколлегию. Хочешь еще томатного соку?
– Давай по глоточку, – согласилась я.
Виталий отошел к кассе и вернулся, держа в руках поднос с большими картонными стаканами. Возле самого столика он запнулся о мою сумку, руки у него дрогнули, сок выплеснулся на пол, часть попала на мои брюки и свитер.
– Боже, как неприятно! – расстроился Виталий, рассматривая красные пятна. – Беги скорей в туалет и замой, свежий сок сразу отойдет.
Делать нечего, пришлось идти на второй этаж. Кое-как смыв основную красноту, я вернулась вниз.
– Извини, пожалуйста, – угрызался кавалер, – давай поедем завтра куда скажешь и купим тебе новый свитер.
Я оглядела испорченный наряд от Готье. Знал бы ты, дружок, сколько такой стоит, никогда бы не предложил возместить брючки с пуловером…
– Ну что ты, право, ерунда какая, – забормотала я, – сама виновата, бросила сумку на пол, надо на стул класть. Придется домой ехать, холодно в мокром.
– Конечно, конечно, – засуетился Орлов, – не прощу себе, если заболеешь, пойдем скорей.
Он посадил меня в «Вольво» и пошел к «Жигулям». Я включила печку и поехала по Тверской. Теплый ветерок наполнил салон, свитер и брюки в момент высохли, правда, на светлой ткани остались блекло-розовые разводы, но мне плевать на них. Сейчас вернусь в Ложкино, и день пойдет псу под хвост. Сразу налетят домашние со своими проблемами, заставят что-нибудь делать… Я развернулась и порулила в проезд Сомова.
В холле красивого многоэтажного дома из светлого кирпича восседала лифтерша – довольно молодая прилично одетая женщина, за ее спиной ветвились искусственные фикусы.
– Вы к кому? – спросила она серьезно, но вежливо.
Скрывать не имело смысла.
– К Иветте Воротниковой.
– К кому? – изумилась дама.
– К Воротниковой, в двенадцатую квартиру.
– Вы ошиблись, – протянула лифтерша, – там живут другие люди.
Тут с визгом раздвинулись двери лифта, и из него вышел довольно полный мужчина с лысой болонкой.
– Здравствуйте, Леночка, – царственно кивнул он дежурной, потом увидел меня, дернул плечом и процедил: – Добрый день, Люка.
– Подождите, – попросила я.
Мужик, не обратив на меня внимания, двинулся на улицу.
– Кто это? – поинтересовалась я.
Леночка в изумлении уставилась на меня.
– В кино не ходите?
Я отрицательно покачала головой. Некогда, целыми днями занята, а вечером лучше детектив почитать.
– Петр Михайлович Пронин, – с придыханием сообщила Леночка, – очень, очень, очень известный актер, настоящий…
Но я, недослушав, выскочила наружу и закричала:
– Петр Михайлович!
Артист соблаговолил повернуть голову.
– Что угодно?
– Я не Люка.
Пронин вздернул брови, вытащил из кармана куртки очки и принялся внимательно изучать мое лицо, потом спокойно признал:
– Верно, удивительное сходство.
– Хорошо знаете Люку?
– Любезнейшая, – пробасил Петр Михайлович, – по какой причине я обязан удовлетворять ваше любопытство?
Я ткнула пальцем в облезлую, дрожащую собачку.
– Не жаль псинку? Молодая совсем, а облысела.
– Да уж лечил, – отмахнулся Пронин. – Говорят, аллергия такая, вроде в Москве воздух ядовитый.
Я хмыкнула. Последнее время у врачей стало модно валить все на плохую экологию, скрывая тем самым собственную необразованность и глупость.
– Предлагаю бартерную сделку: вы рассказываете мне о Люке, а я даю телефон ветеринара, который абсолютно точно вылечит это несчастное создание от облысения.
– Что? – не понял Пронин.
– Опытные врачи знают, как вылечить собаку от этого недуга. Соглашайтесь.
Петр Михайлович крякнул:
– Уговорили.
Мы вернулись в подъезд и поднялись на пятый этаж.
Холл и кухня в квартире артиста были оклеены старыми афишами.
– Я бы вам посоветовал не слишком долго маячить в нашем доме, – усмехнулся Пронин, усаживаясь за стол. – Побить могут. Есть тут парочка особо нервных…
– За что?
Петр Михайлович вздохнул.
– За дело. Ваша родственница – натуральная мошенница. Как мы ей первое время сочувствовали, жалели, в члены кооператива приняли. Старик Греков всех уламывал: помогите девочке квартиру получить, Вадим ей пай оставил. Уж как Иван Александрович девицу нахваливал: и умная она, и порядочная, и талантливая… Вот последнее прилагательное верно – необычайно талантливая обманщица, просто гений. Столько людей вокруг пальца обвела!
Поселившись в доме, Люка вела себя тише воды, ниже травы, общаясь только с соседкой по этажу, местной главой сплетниц Варварой. Варя однажды поинтересовалась, отчего Греков не ходит в гости к «дочке». Люка поморщилась и сообщила:
– Мы поссорились.
– Почему? – оживилась почуявшая дух скандала Варвара.
– Представляешь, – грустно вздохнула Иветта, – начал ко мне приставать. То в ванную дверь ненароком распахнет, то в спальню. А затем прямым текстом заявил: «Я тебе квартирку сделал, теперь благодари».
– А ты? – замирающим от восторга голосом поинтересовалась сплетница.
Люка пожала плечами.
– Деньги оставил Вадя, если бы он не убил Зину, мы стали бы мужем и женой, причем тут Иван Александрович? Не спорю, он помог выбить московскую прописку и в кооперативе поговорил. Но отдаваться старику за квартиру? Нет, я не проститутка!
Варвара согласно закивала, и новость вмиг разлетелась по двору.
Зимой та же Варя без звонка зашла к Люке. Девушка считала на кухне доллары.
– Надо же, сколько денег! – вздохнула соседка.
Иветта покосилась на нее и тихонько сказала:
– Могу устроить так, что и ты разбогатеешь.
– Ну? – изумилась Варвара. – Как?
– Очень просто, – объявила Люка. – Есть знакомый, который занимается финансовыми операциями. Даешь ему сто долларов, через две недели получаешь назад сто пятьдесят. Видишь, сколько я огребла…
Варя дала Иветте зеленую бумажку и двадцатого числа получила взамен две. Новость вновь разнеслась по двору, и финансовая пирамида заработала. Пару месяцев жильцы исправно получали огромные дивиденды, но настал момент, когда Иветта объявила новые условия: сдаешь не меньше тысячи долларов, а через полгода на руках – пять кусков. Желание получить побольше денег, не ударив при этом пальцем о палец, оказалось велико, и почти весь дом понес Воротниковой баксы. Собрав огромные средства, Люка пообещала вернуть их с лихвой ровно через шесть месяцев. Но за неделю до назначенного срока в квартиру Воротниковой въехала семья с двумя детьми. Иветта продала ее вместе с мебелью и исчезла в неизвестном направлении.
Обманутые «вкладчики» кинулись в фирму, осуществившую продажу. Но там ничего не удалось узнать. Хитрая Иветта велела передать ей деньги, вырученные за квартиру, наличными и испарилась. Жильцы обратились в милицию. Но здесь их ждало горькое разочарование. Никаких расписок с милой девушки они не брали, полагаясь на честное слово, поэтому в милиции дело заводить не стали.
– Сами виноваты, – попенял им серьезный лейтенант, – кто же такие деньжищи просто так дает, без всяких бумажек? Даже если, предположим, найдем мы вашу Воротникову, вменить ей нечего.
– А мы скажем, что она у нас деньги отняла! – принялась кричать Варвара.
– Как отняла? – уточнил следователь. – Напала с пистолетом в руках и бритвой по глазам?
– Нет, – растерялась женщина, – сами отдали, тихо-мирно, на кухне.
– Свидетели есть? – продолжил лейтенант.
«Вкладчики» примолкли. Ушлая Люка «работала» с каждым поодиночке.
– Так вот, граждане, – резюмировал сотрудник правоохранительных органов, – ваши заявления ничем не подтверждены.
– Но мы скажем, – упорствовала Варвара.
– А она отопрется и заявит в ответ, что вы клевещете на нее, – пояснил лейтенант. – Ступайте по домам и впредь не делайте подобных глупостей.
Я спустилась на лифте и вышла из дома, на всякий случай прикрывая лицо рукой. Еще двинет по носу какой-нибудь особо озлобленный «клиент». Но двор пустовал, и я, благополучно сев в «Вол