Я бросила на нее косой взгляд.
– Собирали светлячков, для того, когда солнце потемнеет. Твои слова, не мои.
Она притормозила, а затем возобновила движение с твердой решимостью.
– Не хочешь чаю?
Идея поесть что-то здесь под палящим солнцем и песком была отталкивающей, но я кивнула.
– Я бы предложила что-то с большим количеством плодов шиповника, – сказала она, морщась, когда изящно садилась на стул с проводной оправой, который внезапно появился. – Они маскируют вкус песка. – Сначала возник стул, а затем появились покрытый белой тканью стол и зонтик. Трепещущая тень была облегчением, и я села, передвигая мой стул, таким образом, чтобы я видела Ала и Трента, они оба гневно уставились на меня, когда встали на ноги и отряхивались от грязи безвременья. Если единственные точки соприкосновения, которые они могли найти, были гневом на меня, то пусть так и будет.
– А теперь, – сказала Тритон чопорно, напомнив мне Кери, когда она начала разливать чай в присыпанные красным чашки. Чай в пустыне Сахара. – Настало время поговорить о птичках и пчелках. Любимая, у тебя был секс с Трентоном Алоизиусом Каламаком?
Пораженная, я потянулась за чашкой.
– Нет.
Тритон следила за мной, не делая никаких движений к чашке.
– Этот эльф был твоим фамилиаром больше года, и он не положил никакую свою искорку в твое зеркало вызова хоть раз?
Смущенная, я сделала глоток, затем выплюнула его обратно в чашку.
– Я даже не нравилась ему до недавнего времени.
– Нравилась? – Тритон взмахнула ручкой в воздухе, и ее волосы взлетели волной вокруг головы. – И когда это отсутствие симпатии мешало хорошему сексу?
– Почему все предполагают, что я занимаюсь с ним сексом? – сказала я раздраженно.
– Потому что он эльф, дорогая, а эльфы очень хороши в этом. – Тритон посмотрела на расстоянии на Ала и Трента, она сморщила лоб, когда Ал толкнул Трента, прижав того к скале и шепча в ухо угрозы. – Почему, как ты думаешь, Ал провел столько времени с этой эльфийкой? Кери, так? Это не потому что он любил ее. Ох, подожди секунду, именно потому... – Ее глаза расфокусировались, а затем снова прояснились. – Чай отвратительный. Есть печенье.
Я посмотрела на тарелку печенья, которая отсвечивала в реальности, открыв рот, я поняла, что они все еще были мягкими и почти теплыми, и что я могла ощущать слабый намек на шоколад под тяжелой вонью жженого янтаря.
Тритон взяла печенье и размахивала им, пока говорила.
– Это не секс, это магия. Ты пробовала ее. Я вижу это в тебе. И я молюсь, чтобы ты не была опьянена этим настолько, чтобы попасться.
Встревоженная, я посмотрела через разбитую землю на Трента, вызывающе стоящего под разглагольствованиями Ала.
– Эльфийская магия – сладкая, сладкая зависимость, – сказала Тритон тихим голосом, едва дыша, наблюдая за Треном с пугающим желанием. – Ты думаешь, что она не требует платы, потому что нет копоти, но она всегда требует компенсации. – Ее черные глаза посмотрели на меня. – Их Богиня – обманщица. Если хочешь привести себя к ней, можешь сразу покончить с жизнью. Не будет ничего кроме страданий и предательств за предательствами, пока не наступит мучительный конец, пока она, смеясь, не заберет твою душу, чтобы сделать себе новые глаза.
Я подумала о моем сне с тысячами фиолетовых глаз и крыльев. Я медленно откусила печенье, интересно, откуда она их взяла.
– Ты, эээ, знаешь о Богине?
– Конечно, знаю. Я была там, когда мы убили ее.
Наклонившись вперед, я отряхнулась от крошек.
– Значит, она настоящая?
– О, она настоящая. Единственная причина, по которой мы выиграли у эльфов, состояла в том, что мы убедили их, что она не была настоящей. – Она указала своим печеньем на меня. – Эльфа, который не верит в свою магию, можно перехитрить. Тот, кто верит, будет всегда выживать. Вот почему Ал расстроен, что дикая магия выходит из твоей лей-линии. Вместе с верой она сильнее, чем демонская магия, хотя никто не захочет в этом признаваться.
Я обдумывала это, когда она поместила печенье в рот и откусила кусочек. Она съежилась, как будто не хотела делать это, а затем замерла, фактически распробуя печенье. Пальцы дрожали, она съела еще кусочек.
– А это отличное печенье, – прошептала она.
– Значит, моя линия протекает дикой магией, – сказала я, глядя на нее.
– Нет. – Быстро моргнув, она трепетно откусила еще раз. – Кто-то вытянул дикую магию из межпространства, а твоя линия маленькая и отдаленная. Ей легко манипулировать. Что ты собираешься с этим делать?
Я думала о мире, где она жила, в котором шоколадное печенье было основанием для благоговейных слез. Это должно было закончиться.
– Узнаю, кто и почему, и скажу им, чтобы прекратили.
– Хорошо. – Она толкнула тарелку ко мне, не отрывая с нее жадных глаз. – Бери еще печеньку.
– У меня уже есть, – сказала я, и она улыбнулась мне.
Ее черные глаза расфокусировались, окидывая взглядом изломанное безвременье, ветер выгнал пыльных демонов из-под камней.
– Ты знаешь, почему Ал держал Кери так долго? Учил ее всему, что знал? – сказала она, когда ее глаза остановились на Тренте и Але.
– Она была рекламой его талантов, как производителя прекрасных фамильяров,– сказала я, зная, что это была ложь, даже если однажды он сам сказал мне это.
– Он пытался найти способ дать ей детей, – сказала она, потерявшись в воспоминаниях. – Сейчас он этого никогда не признает. Убьет тебя, даже за упоминание. Он был в бреду, когда сказал мне это, умирал от сожженной Ку’Соксом ауры. Безумец искал большую часть тысячелетия при помощи магии и науки, зная, что это может быть единственный способ, чтобы она принадлежала ему не просто как рабыня. Подозреваю, если бы ему это удалось, он скорее бы сбросил нас всех в могилу, чем отпустил ее, но когда у него не получилось, он просто... ушел. Потребовалось много времени, чтобы убить его надежды. Мы упрямый народ.
Я отвернулась, не в состоянии выдержать ее пристальный взгляд. Я любила Кистена, зная, что у нас никогда не будет детей. Это, казалось, не имело большого значения, но, предполагаю, когда твой вид бесплоден, дети имеют большую важность. Достаточную, чтобы закончить войну, пожалуй.
– Эльфы опасны, Рейчел, – сказала Тритон, я убрала из мыслей улыбку Кистена. – Чертовски умные. Сильные. Притягательные. И в момент слабости, доверие приводит к нездоровой неосторожности. Когда они практикуют, их магия проникает в каждый уголок твоей души, способная поднять тебя выше, чем ты могла вообразить. Ты уверена, что не спала со своим эльфом и просто забыла?
Загрустив, я покачала головой.
– Он собирается жениться в конце года. – И потом, это не имело бы никакого значения.
– На тебе? – спросила она, шокируя меня.
– Нет, на еще одной эльфийке.
Тритон откинулась на спинку, притянув тарелку с печеньем поближе к себе.
– Много эльфов. Я не понимаю этого. Ты освободила нас от Ку’Сокса, только для того, чтобы поработить нас снова.
Я покачала головой, представив, как это могло бы быть: Трент на моих простынях, его руки на моей коже, ощущение его мышц под моими пальцами. Вздохнув, я стряхнула с себя эту картину, надеясь, что Тритон не смогла увидеть мурашки на коже.
– Он знает, как освободить вас от проклятья.
– И он все еще этого не сделал, – мягко сказала она. – Это не имеет значения. Я не думаю, что теперь мы могли бы оставить нашу тюрьму, даже если бы разорвали стены пространства. Мы как светлячки в банке. Наклонив голову, она взяла стоящую рядом банку и стала ее разглядывать. – В любом случае, что ты делаешь со всеми этими банками?
Обеспокоенная, я посмотрела на Трента и Ала, а она постучала по столу.
– Я присматриваю за ними, – резко сказала она. – Что ты делаешь с банками?
Испытывая жалость, я сказала:
– Это ты была занята теми банками. Пыталась поймать светлячков.
Разочарованная, она откинулась на кресле, отстранившись.
– Я не помню, – выдохнула она, протягивая мне банку. Стекло, казалось, подрагивало в моих пальцах, а она взяла себя в руки, когда отдала ее. – Я так рада нашей беседе.
Я вздохнула с облегчением и каплей беспокойства. Я узнала все и ничего.
– Я тоже, – сказала я, когда вставала, все еще держа банку в руках. Где-то между тем, как мы сели и настоящим моментом, она оделась в длинное ниспадающее белое платье, которое хорошо бы смотрелось рядом с Алом в костюме британского лорда.
– Иди, забери своего эльфа у Ала, прежде чем глупый демон убьет его. Ты сама этим насладишься, – сказала она. – И, милая, убедись, что переспишь с ним до того, как сделаешь это. Эльфы знают, для чего хороша магия.
– Н-но ты сказала... – пробормотала я, потрясенная, когда почувствовала, как кто-то потянул линию через меня, и она исчезла, оставив пляжный зонтик и испортившийся чай гнить. Впрочем, печенье она взяла.
Вздохнув, я посмотрела на Ала и Трента, они оба молчали, ожидая меня.
– Это так запутано, – прошептала я, когда начала путь к ним, засунув пустую банку под мышку.
Испарина смешалась с красной пылью, Трент попытался ухватить меня за локоть, и я дернулась от него.
– Если ты еще когда-нибудь нападешь на Ала, я не буду с тобой разговаривать, – произнесла я.
Удовлетворенно пыхтя, Ал подкрался ближе, его запах жженого янтаря стал подавляющим.
– Это касается и тебя, тоже, – добавила я, отпихивая его назад, приставив палец к его груди. – Честно говоря, вы оба, катающиеся в пыли, и пытающиеся понять, у кого самая большая волшебная палочка – сплошное недоразумение.
Нахмурившись, Ал отступил.
– Что сумасшедшая мать гнойных ведер сказала?
Озабоченность их обоих была очевидна, и я посмотрела на сожженную землю, пытаясь представить ее зеленой и влажной. Что ты любил Кери настолько, что сделал ее рабыней на тысячу лет, потому что это был единственный способ сделать ее твоей. Что богиня была реальна, и вы убили ее. Не спать с Трентом.