Ничего себе. Да тут отслеживают, смотрю, генеалогию. Может ещё знают, как я её младшего сыночка, милого кузена Виталия в грубой форме послал по нехорошему адресу? Не, вряд ли такие подробности дворцовой жизни проникают сквозь монастырские стены далеко расположенной от Неллера обители.
— И поговорю, чего уж. Только, договоримся, текст послания с тебя, я лишь прочитаю своё обращение. Более не задерживаю, брат Георг.
Управляющий поднялся очень медленно, будто бы не хотел уходить. Понравилось со мной беседовать? А что, такое вполне может быть. Юный настоятель очень вежлив и задаёт несложные вопросы. Многим нравится поучать, тем более, своё начальство.
Взгляд Георга задерживается на стопе книг. Ждёт, что и про магию начну его спрашивать? Начну, он очень хорошие обереги от стрел делает, значит, имеет у источника жгутики оттенков синего и голубого цветов. Да и сами методы изготовления амулетов хотелось бы послушать. Но всё это будет позже. Прежде чем задавать вопросы, хочу подготовиться.
Спокойно уйти ему не дали. Сначала заглянул Сергий, доложивший, что прибежал слуга, надзиравший за карцерными комнатами, а следом и сам мужчина, доложивший об очередном приступе бешенства у милорда Монского.
— В этот раз он того это, ваше преподобие, совсем уж в буйство впал. Прямо головой на дверь и стены кидался. Разбил сильно.
Надзирающий слуга замолчал, переминался с ноги на ногу и не знал, куда подевать свои руки.
— Что разбил-то? — опять невнятный доклад. Ох, доберусь я до вас. — Стены, дверь или голову?
— Так голову, господин ваше преподобие милорд. Даже лицо. Он когда успокоился, упал без чувств, мы с Нюрой еле кровь ему из носа и рассечённой брови остановили. К нему бы лекаря вызвать.
— Осёл! — вырвалось помимо моей воли.
— Пощадите, ваше преподобие. — бухнулся на колени мужичок.
— Да при чём здесь ты? — досадливо морщусь. Отругал-то я сам себя. Умный сильно потому что. Громадьё планов строю, а об элементарном не подумал. — Сергий, лети в лечебницу, скажи, чтобы поторопились. Брат Георг, найди нужное количество соломенных тюфяков, пусть карцер, где милорд содержится, ими изнутри выложат — пол, дверь и стены на высоту его роста. Как закрепить к прибитым брусьям сообразят?
— Разберутся, думаю.
— Замечательно. Только попрошу не затягивать, мало ли когда у него следующий приступ будет.
За дверью — когда открылась для выхода моих посетителей, увидел — маячит Юлька. Уши греет любопытнвя особа. При её виде какая-то мысль занозой свербит в мозгу, и мысль-то не новая, только, гадство, неуловимая. Что не так? Мелочь непонятная, но не вписывающаяся в сложившуюся в моей голове картину мира Паргеи. Что за чёрт?
В прошлой жизни такая же ерунда случалась и здесь достала — не могу успокоиться, пока не разберусь, в чём дело. Эврика! Понял наконец, в чём дело.
— Юль, зайди-ка сюда. — говорю громко. Та тут же оказывается прямо передо мной и изображает поклон как умеет, старается соответствовать занимаемой должности. — Слушай, только сейчас вдруг дошло. Этот, тот, который к тебе приставал…
— Степик.
— Да, точно, почти тёзка, помню. Как вообще сей наглый раб осмелился пялиться на тебя, вольную девицу, да ещё и драться с гвардейцем, славным новиком Николасом?
— Кто раб? Степик? Он не раб.
— Как? Ты же говорила, он на кухне служит. А там…
Не договариваю. Может я не так понял управителя и там есть и свободные? Хотя, нет, никого без ошейников не наблюдал за оба своих посещения.
— Его туда в качестве наказания господин казначей сослал, помогать истопникам. На неделю. — пояснила девчонка, чем-то очень довольная. — Провинился. А так-то он писарем при брате Алексе. Только никакого толка от него на поварской нет, девчонки рассказывали. Вы его руки бы видели, как у благородной госпожи белые и мягкие. Его там трогать все боялись. Вернётся к казначею, наушничать станет. А здорово его Ник поколотил! А нечего обзываться. Милорд, а отправьте его после порки в подземелье к крысам.
— У нас что, много крыс?
Я понимаю, что эти мерзкие грызуны тут часто встречаются, но надеялся, что хотя бы не в главных зданиях. Свинарники или хлев, понятно, но не у меня же под боком?
— Жирные! Сама видела парочку, когда в кладовую за вином для вас в подвал спускалась. Так посадите?
— А ты злопамятная, Юлька, да?
— Так чего он Ника мелким хорьком обзывал? И мне грозился, что отомстит.
— Посмотрим. Ладно, узнала про ту девицу-то? Да? Тогда по дороге расскажешь. Переоденусь только.
— На одержимого смотреть⁈ — пришла в восторг Юлька.
— Он тебе что, зверь в цирке или скоморох? Ты не забывайся, подруга, милорд Карл благородный дворянин, будь к нему почтительна. Нет, мы не к нему. Обойдём мастерские.
Поначалу действительно хотел побежать к карцерам, да вовремя остановился. Чем я сейчас могу там помочь, помимо того, что сделает брат Симон? Ничем. Да, исцеляющих возможностей у меня несопоставимо больше, чем у монастырского мага-целителя, но пока опыт и умения у него несравнимо выше. Просто так смотреть, как захотелось моей девчонке? А самому мне было бы приятно бездельное разглядывание? Нет. Вот и не стану Карла Монского смущать. Парню и так плохо по жизни.
В средневековых ремёслах мне ещё только предстоит разобраться, но проявлять к ним внимание необходимо сразу. Пусть братия видит, что новый аббат готов за всем следить лично и спуску никому не даст. Прилежных станет поощрять, нерадивых наказывать.
Обитель по сути являлась государством в государстве, обеспечивая всем необходимым себя сама, в смысле, трудом своих монахов, работников — вольных или невольников — и прикреплённых крестьян. Практически всё необходимое производилось в монастырском хозяйстве, за исключением, из значимого, соли, но и ту добывали совсем рядом, в Готлинском графстве на юге, черпая её из солёных озёр вблизи Солегорска, небольшого городка, подвластного напрямую герцогу, минуя здешнего графа Антона, мужа моей троюродной тётки и отца несостоявшегося настоятеля монастыря виконта Виталия. Да-да, того самого.
Моя Юлька особо загружена работой не была, хотя бегать ей приходилось много и часто. На приготовление мне пищи, стирку, глажку, мытьё полов, доставку воды для помывки и прочее имелась прислуга в избытке. Девчонке требовалось лишь следить, чтобы всё необходимое её господин получал вовремя.
Ригер поначалу попытался выставить у дверей в мои покои одиночный пост, чтобы круглосуточно кто-то из гвардейцев меня охранял или сопровождал, но я посчитал, что буду выглядеть параноиком, если стану разгуливать по своему собственному монастырю под охраной. Для передачи каких-либо поручений хватит и служанки. Той самой интересно ходить со мной.
До начала тренировки с наставником Максом почти полтора часа, так что, можно не торопиться. Из-за предстоящих занятий, надел на себя не сутану, а повседневный костюм из лёгких летних штанов, рубахи и камзола. На ноги — полусапоги из телячьей кожи, на голову — берет, скрывший почти полностью мои коротко постриженные волосы.
— Ну как? — спросил у Юльки, смотря на своё отражение в зеркале.
В отличие от дворцовых зеркал, здешние больше напоминали то, которое висело в доме у нас с опекуном, мутные и кривые. Даже для аббата нормального не нашлось. Сергий, правда, донёс, что у преднастоятеля имеется хорошее, но, во-первых, это ещё надо проверить, а, во-вторых, баронет Михаил получил его не от управителя монастыря, а привёз с собой из родительского замка. Не поленился ведь добрый человек.
— Вы очень красивый. — закивала служанка. — Вы и раньше всем нашим девчонкам на районе нравились. Только нос задирали, вот вас и сторонились. Мне кажется, вы сейчас даже проще стали, чем прежде. Ой, простите, милорд.
— Да ничего. Кстати, когда что-то кажется, надо Создателю молиться.
— Я, я не знала об этом. — растерялась бывшая маленькая рабыня. — Мне никто не говорил о таком.
— Ладно, пошли.
Обход мы начали с кузни, там — вчера уже видел — доделывали латный доспех. Очень, скажу, долгий и сложный процесс. Понятно, почему полный комплект лат так нечасто встречается у вояк и так дорого стоит.
— Эта Люсильда. — Юлька начала свой доклад, едва мы вышли в коридор. Говорила негромко, пристроившись чуть сзади меня, чтобы встречавшиеся братья, работники и слуги ничего не могли из её слов разобрать. — Она родилась рабыней, её мать была рабыней. Зато отцом местный брат-ключарь. Он и выпросил у тогдашнего настоятеля для неё вольную сразу при рождении. Потом она была, ну, этой, стелила постель позапрошлому аббату. А когда тот умер, её к себе господин Леопольд на подворье в Готлин забрал. Но она часто тут появляется. Ни с кем из слуг не ссорится, но её все побаиваются. Хитрая очень. Люська, говорят, многим из ваших помощников свою ласку дарит. А баронету Михаилу очень-очень часто. Каждый свой приезд. А своего парня у неё нет. Может в городе имеется, только никто про это не слышал.
— Занятная особа. — делаю вывод. — И всё же узнай, кто её покровитель. Точно ли преднастоятель?
— Говорят, брат Леопольд. Не зря ведь она в Готлине в основном проживает. Я ещё поспрашиваю аккуратно.
Сердце мне вещает, что с девицей Люсильдой что-то совсем не так. Своему чутью привык доверять, дважды мне жизнь спасало, а уж от неприятностей уберегало столько — не сосчитать.
В кузнице стоял такой грохот, что уши закладывало. Долго я там не выдержал, хотя неожиданно зрелище работы молотобойцев и кузнеца увлекло. Следующим пунктом моей программы являлось посещение портняжной мастерской, путь туда лежал через тренировочный плац, на котором в этот момент два десятка братьев, свободных от работ, усиленно махали тупыми тяжёлыми тренировочными мечами. Причём делали это с таким усердием, что ненароком могли и синяков себе понаставить, а то и вовсе кости сломать. Молодцы, прям рад за них. Тяжело в учении — легко в бою. А это у нас что за статуя с краю площадки? Да это же наш герой Николас. Потеет в полном доспехе и при вооружении под ярким солнцем. Поставить его в тенёк, чтоб никто не уволок, дядька Ригер не озаботился. Надо подойти, поддержать парнишку.