Сбегаю с крыльца и не отвечая на поклоны монастырской обслуги направляюсь через площадь.
Не сложно понять, что опекун переживает как бы я без него не уехал. Зря боится, осторожность не теряю. Да и лоска мне герцогские гвардейцы добавят.
Церковные иерархи давно вписаны в местную феодальную систему. Пусть даже чуть сбоку. Его высокопреосвященство кардинал Марк Праведный — почти что король, лишь немного ниже по статусу. Их преосвященства епископы и прецепторы орденов — почти что герцоги, а их преподобия настоятели монастырей, как и настоятель столичного храма — почти что графы. Так что, с Олегом Готлинским, папашей моего недруга Виталия, мы, можно сказать, на одной ступени сословия.
Мой визит к графу будет происходить на равных и тогда, когда я сочту это возможным. Затягивать со знакомством с местным правителем не собираюсь, но и спешить мне пока некуда. Вот с милордом Карлом решится, и поедем. Не в клетке же опять мне своего пациента везти.
На площади поднялось громкое карканье своры ворон, взлетевших от виселицы. Их напугал грохот разгружаемых у кузни досок.
Один из разбойников всё же не пережил допроса, и, как я подозреваю, не мои палачи довели его до смерти, а тот самый лекарь, которого я прогнал во время допроса лже-проповедника.
Так это или не так, сложно сказать, но факт налицо: мой, ну, не мой, общий, безбожник жив, а один из разбойников висит, подвешенный за ногу искривлённой фигурой, расклёванный воронами и с начинающими гнить остатками плоти.
— Ваше преподобие, попросите за меня Создателя. — завершает исповедь миледи Роунская, стоя передо мной в молельной комнате на коленях. — Пусть он простит.
— Я прощаю, а он более милостив. — киваю.
Злюсь и на неё и на себя, чувствуя возбуждение ниже пояса, после красочных описаний постельных сцен. Специально что ли она так сделала? Вполне может быть. И прервать эту высокородную шлюху во врнмя таинства исповеди не имел права.
Чёрт с ней, пусть забавляется. Создатель не Ермошка, видит немножко. Отольются ей мои томления муки.
Ладно, вызову сегодня на ночь Ангелину, ту брюнетку с крутыми бёдрами. В конце концов, я не всамделишный монах. Только рассчитывать на что-либо ещё, помимо постели, подстава брата Георга не сможет. Выдам ей с утра пару драхм и пинка под зад, последнее, естественно образно.
За этими мыслями выхожу из церкви, благословляя по пути склонившихся паломников, и иду к себе.
Батюшки, а там у нас что за петух? Ба, да это же Степик собственной персоной! Возле виселицы вырядившийся в яркие одежды обидчик моей Юльки доставал приставаниями юную рабыню. Та, понятно, не могла послать такого важного барина далеко и надолго. Хотя, какой он барин? Выглядит, как не знаю кто.
Как там в анекдоте-то было? Не вспомню. Нет, вспомнил: «Папа, почему меня мальчишки во дворе лошком дразнят?», «Да ты что, сынок, какой же ты лошок? Подойти к зеркалу, смотри. Ну, видишь? Пиджачок в брючки, брючки в носочки, носочки в сандалики — красавчик!»
— Степик, тебе заняться нечем? — спрашиваю стоявшего в десятке шагов спиной ко мне парня. — К брату Никите не хочешь вновь отправиться в гости?
При упоминании имени главного тюремщика бедолага, и так вжавший от моего окрика голову в плечи, заметно побледнел.
— В-ваше преп-подобие…
— Бегом отсюда, делом займись. — внешне смиряю свой гнев. — Быстрее, чего встал?
Тот рванул с места что тот спринтер, под смешки людей, видевших этот спектакль. Странно, но рабыня, грязноватая сутулая девушка лет восемнадцати с сальными волосами непонятного цвета, к которой Степик приставал, испугалась больше него и упала на колени. Глупая.
Разворачиваюсь и продолжаю путь, стараясь не смотреть на обвисший труп. Вороны опять там продолжали свой пир. У них-то испуг быстро проходит.
— Эй! Степ! Ваше преподобие! — слышу позади от церкви, которую только что покинул, голос своего заместителя. Подожди…те!
Вот ведь придурок. С кем решил в эти игры поиграть? Хочешь, чтобы все слышали, какие у нас панибратские отношения с лёгким пренебрежением мною с твоей стороны? Слышали и сделали выводы, что настоятель обители — глупый, управляемый тобою петрушка? И с чего бы тебе при обращении ко мне на ты срываться? Мы на брудершафт не пили. Держи ответку, козёл.
— «Эй» будешь шлюхам своим кричать, баронет. — отвечаю громко, звонко. На площади звуки стихли. Всем стало жутко интересно. Ага, концерт по заявкам телезрителей, как в пору моего настоящего детства. — Хотя можешь и эйкать, если желаешь вскоре оказаться на суде капитула ордена. Впрочем, надёжные подземелья и у епископа Рональда есть, там тоже могут с тобой разобраться. Ты же помнишь, что он приятель нашего прецептора? Полагаю, они смогут договориться.
Высказался будто выплюнул в него. Вот так, знай наших. Перед тобой, свинья, бастард Неллеров, пасынок нынешней правительницы нашей провинции, брат будущего герцога и маркизы Агнии, племянник самого епископа и родственник многим высшим аристократам Кранца, вроде бы даже нынешней королеве я, то ли пятиюродный брат, то ли семиюродный племянник, короче, ты с кем тягаться решил? Или не решил ещё, лишь пробуешь?
Смотрю на него в упор. Ну же, попробуй, рискни, выскажи что-нибудь дерзкое, и мы посмотрим, чья возьмёт. Никому не позволю умалять моё достоинство.
Краем глаза вижу, как от ткацкой мастерской торопится ко мне управляющий, хочет погасить конфликт между первыми лицами обители. Нет, так не правильно. Правильно: между первым и всего лишь вторым должностными лицами монастыря.
Зря спешишь, брат Георг, конфликт уже исчерпан, во всяком случае, его публичная часть. Наблюдаю, что мой оппонент сдулся. Да, баронет, ты в полтора раза старше меня нынешнего по возрасту, создал себе в обители репутацию важного руководителя, без которого лучше не решать никаких вопросов, имеешь связи с графским замком и городской ратушей, но пойти против милорда Степа, означает бросить вызов одному из самых могущественных родов королевства. Понимаешь, что в случае нашего открытого столкновения от тебя мокрого места не останется.
— Простите, ваше преподобие. — выбросил преднастоятель белый флаг полной и безоговорочной капитуляции. Он приблизился, учтиво наклонив голову. — Я лишь хотел спросить, не желаете ли вы после обеда поохотиться в окрестностях обители? Брат Кирилл, наш егерь, обнаружил, что в камышовые заросли у озера забежало семейство кабанов.
— Он бы лучше разбойников отслеживал. — строю надменную мину на лице. — Чувствуют на наших землях себя как дома. А свинины нам и своей хватает. Так что, нет, брат Михаил, у меня других дел полно. Ты же подумай на досуге, как дальше в моей, — выделяю это слово. — обители жить и работать собираешься. Очень тебе советую. — презрительно улыбаюсь, кишка у тебя тонка оказалась, баронет, и поворачиваю голову к подошедшему управляющему. — Что-то срочное, брат Георг?
Наш управляющий буквально на ходу принялся вытаскивать на свет существующие проблемы, вот только моего участия в их разрешении не требовалось. Понятно, уводит разговор в сторону повседневных дел. Наверное, он прав со своей стороны. Паны дерутся — у холопов чубы трещат. Не хочется Георгу участвовать в выборе стороны, а ведь придётся. Надеюсь, он примет правильное решение. Не хотелось бы потерять толкового управленца и способного мага. Да и как человек он вроде бы не совсем пропащий, а то, что молоденьких служанок к себе таскает каждую ночь, так кто без греха?
— Потом обсудим. — останавливаю поток его слов. — Меня подьячий ждёт.
На баронета перестал обращать внимание. Время подумать я ему дал, пусть шевелит мозгами. Уверен, на открытый конфликт он больше не пойдёт, а вот исподтишка гадить станет. Я тоже покумекаю. Вариантов много — от подставы в ненадлежащем служении Создателю, до организации несчастного случая. Второй вариант пока мало реализуем ввиду отсутствия у меня соратников соответствующей квалификации, но ведь ещё не вечер, всё будет. А дороги в королевстве очень опасны в последние годы, каждого может на них неприятность поджидать.
У крыльца меня ждёт кузнец, муж банщицы Вали, и вручает ключ от всех дверей чёрных проходов. Врезные замки, как раз то, за что на него ополчился цех. По моему приказу он сделал для всех них единый ключ, нет у меня желания таскать с собой связку.
— А второй, навесной, замок в моей комнате повесил? — уточняю на всякий случай.
— Так и есть, милорд, сделал и под этот же ключ. — кивает он. — Я про врезные эта того, как бы того этого в Готлине не прознали.
— И что они нам сделают? — приобщаю словом «нам» кузнеца-новатора к своей компании. — Власть гильдий и цехов сюда не распространяется. Здесь я закон. Если ещё что-нибудь интересное придумаешь, обращайся.
— Так это того у меня уже много…
— В другой раз. Позже.
Осматриваю выданное произведение кузнечного искусства и с трудом сдерживаю насмешку. В моём родном мире даже начинающий взломщик взломает замок, запирающийся таким ключом, что называется, на раз-два. Пожалуй, надо себе опять напомнить, что мой родной мир — Паргея. Степан, напоминаю, да. А насмехаться над стараниями мастера несправедливо. Для здешних, то есть, наших реалий это вполне себе годный продукт. Медвежатники у нас тоже не асы.
Пытаюсь положить железку в карман и не сразу соображаю, что кармана-то и нет. Не предусмотрен он на сутане, тем более, парадной, надетой для принятия исповеди благородной миледи.
Встретившаяся на пороге моих покоев Юлька даже не грустна, а скорбная лицом. С Николасом поссорилась? Когда уж успела? Нет, причиной оказалось столкновение с суровым миром учёбы. Буквы и цифры девушке давались с трудом.
— Я у бывшей хозяйки в мастерской за весь день так не уставала, как у господина Виталия за час. — вздохнула она, чуть не плача. — Милорд, может ну её, эту учёбу, а?
— Даже не думай. Ученье — свет, а не ученье — тьма. Будешь заниматься, я сказал. Подьячий не приходил?
— Пришёл. У вас в столовой сидит, дожидается. Обед нести?