— Гиверские? — вскинулись и чуть ли не хором произнесли братья Георг с Алексом и подьячий Виктор.
А я вот не сразу сообразил, что их так возбудило. Видимо от своих бедолаг-рекрутов заразился тугодумием.
— Да, они. — подтвердил лекарь. — Племянник и невестка нашего орденского прецептора.
Действительно, моим непосредственным церковным начальником является его преосвященство Николай Гиверский. В аристократических родах случайных неродственных однофамильцев не бывает. Почему я сразу не сообразил? Потому что голова забита всякой всячиной. Перегружаю мозг всем подряд. Ну, а куда деваться?
Родственникам прецептора отказать в исцелении одержимости будет глупо, а вот какую плату с них можно содрать?
Наше совещание прервалось приходом старшего сержанта Ригера, отчего-то радостного. Доложивший о его прибытии Сергий уходить из кабинета не торопится, любопытный у меня секретарь. Ладно, любопытство не порок или такой порок, который присущ всем. Серёге по должности положено быть в курсе всех событий и отношении к ним его босса, то бишь, меня.
— Милорд, прибыл отряд из Неллера. — опекун торжествующе оглядел всех собравшихся, будто бы это он отряд привёл, а руководство монастырской братией видеть посланцев герцогини сильно не хотело. — Лейтенант сыска Николас и с ним ещё десять солдат кавалерийского полка. Говорят, им предписано оставаться в вашем распоряжении. Доставили письма, только мне их не доверили вам передать. Командир просит о встрече с вами.
Вот это правильно, просит, а не требует. Правильный подход. Одобряю. Вопроса — что же случилось? — задавать нет смысла. И так понятно, бастард рода — это одно, а одарённый бастард — совсем другое. Мага сильнее беречь надо. Дорожить таким родственником. Быстро мачеха позаботилась. Честно говоря, ожидал, что где-нибудь через месяц мою охрану усилят. От кого, интересно, письма? Ну, одно, понятно, от Маши — иногда позволяю себе в мыслях так называть правящую герцогиню — а остальные? От кузины моей Юлианы привезли весточку? Самоанализом причину не выявил, но почему-то в самом деле привязался к этой девчонке. Хорошо бы, если б её личная жизнь сложилась удачно.
— Братья, мы с вами ещё договорим. — обращаюсь к помощникам. — А сейчас прошу меня покинуть.
Готлинская обитель. Поздний вечер этого же дня. Покои нового заместителя настоятеля. Люсильда.
Иногда в свои двадцать лет она чувствовала себя старухой, столько ей пришлось пережить. А уж мужчин, которых ей пришлось ублажать, даже не всех могла вспомнить. Особенно тех, первых, кого прельстили белые кудри и симпатичное личико беззащитной девчонки.
Люсильда мастерски научилась изображать страсть, её искренне считали похотливой и любвеобильной. На самом же деле мужчин она ненавидела, всех, а жирного борова Леопольда больше других.
Управляющему монастырским подворьем она многим обязана. Именно он первым сумел оценить не только тело и лицо белокурой красавицы, а и её ум, хватку, готовность ради своей выгоды идти на любую подлость и даже убийство, если конечно ей за это не грозило возмездие.
Леопольд сделал Люсильду своим орудием во всех мутных делах, от сбора сплетен или их распространения, от наговоров и злословия до отравления неугодных. С ним она перестала испытывать голод, побои, острую нужду в деньгах, даже смогла скопить больше двухсот пятидесяти драхм, хватит на домик, пусть и не в центре Готлина, зато с небольшим садиком и своим колодцем.
Бывая в городе, красотка, спрятав свои волосы под платок, чтобы не привлекать внимание, часами бродила по городу, рассматривая небольшие дома с участками и мечтая, как однажды приобретёт себе такой же, наймёт служанку или купит рабыню, вложит достаточно денег в торговую гильдию и станет спокойно жить сама по себе, посещая развлекательные мероприятия — гладиаторские схватки, кулачные бои, скачки, выступления циркачей или скоморохов. И эти её мечты могли осуществиться лишь при помощи того, кого она боялась, презирала и кому желала медленной мучительной смерти.
Почему? Не потому что Леопольд иногда её колотил, был груб с ней в общении или в постели — встречались ей и более жестокие мужчины. Не из-за того, что его тело было всегда сальным, потным и липким — Люсильде в ранней юности приходилось делить ложе даже с грязным отребьем городского дна. Нет, причиной тому крепкая цепь, на которой монах её держал, лишая свободы и воли, о чём часто напоминал. Вот как сейчас.
— Бестолковая шлюха! — прошипел он пиная в бок сжавшуюся в комок, стоящую на коленях у его ног красотку. — Забыла, что по тебе верёвка, кол или костёр давно плачут? И почему я ещё не передал тебя дознавателям?
Наверное потому, подумала Люсильда, что я кроме признаний в ереси, могу много и о тебе рассказать. Пусть слова потаскухи и еретички в отношении святого брата ничем иным как богохульством и клеветой считаться не смогут, но подробности серьёзно попортят твою репутацию, боров.
— Простите меня, господин. — заскулила она с нотками страха. На самом деле Люсильда ничуть не боялась угроз. Побоев — да, угроз — нет. Не в первый раз Леопольд ею недоволен и устраивает выволочку. — Да, мне не удалось подобраться к аббату, но я знаю, как всё устроить и без этого.
— О чём ты говоришь, идиотка? — прошипел толстый монах. — Собралась потравить половину монастыря?
— Нет, что вы, зачем? Сладости, медовые сладости.
— Какие ещё сладости, сука. — воняющий потом и ненавистью Леопольд отошёл и упал задницей в кресло, едва его не сломав. — Ошибся я в щенке. Тварь хитрая. Ничего, он своё получит. Так о каких ты сладостях говоришь?
Красотка смотрела в пол, почти уткнувшись в него лбом. Не хотела, чтобы боров по глазам прочитал её мысли. Она сейчас думала о том яде отложенной смерти, который ей выдал год назад сам монах для убийства одного антарского торговца. Люсильда сохранила часть содержимого пузырька для собственных нужд. Ещё год-два и Леопольд отведает собственного угощения.
— Каждое утро настоятелю готовят на кухне много сладостей. — пояснила девица. — У меня нет проблем приходить туда в любое время. Понемногу добавлю отвара безумия в медовые пирожные раз, два — сколько нужно? Три? — и всё, господин, ваш враг не поймёт, как больше не сможет сделать вам ничего плохого. Ошибиться с целью невозможно, никому другому из братии пирожных не пекут.
Брат Леопольд долго молчал, потом хмыкнул.
— Раздевайся и становись лягушкой. Ты достойна награды и помимо денег. Деньги ты ещё должна заработать.
Сдержав дрожь отвращения, она поднялась и стала скидывать с себя платье.
Глава 24
Бегающий вокруг стен обители аббат вызвал бы полное недоумение у всех. Это я ещё мягко выразился. В мыслях. Как ни хочется устраивать себе утренние пробежки, а приходится ограничиваться силовой разминкой в своих покоях — приседания, отжимания, армейские комплексы физических упражнений — помню два из трёх — прыжки и прочее. Не кросс конечно, но ничего, на тренировках с братом Максом и милордом Карлом — теперь мы занимаемся втроём — догоню остальное.
А ещё последнюю неделю занялся верховой ездой, куда деваться? Не уметь хорошо держаться в седле здесь всё равно, что на Земле двадцать первого века не иметь водительских прав. В принципе прожить можно, даже вполне хорошо и достойно, однако лучше всё же уметь уверенно управлять транспортным средством.
— Ваше преподобие. — Юлька заглянула в дверь спальни, едва я восстановил дыхание, прислушивалась. — Там эта, раб воды вам натаскал. Помочь помыться или сразу за завтраком сбегать?
Ответ она уже знает, не первое утро одно и то же спрашивает. На гигиенических процедурах обхожусь без её участия.
— Тащи еду. — приказываю. Мы научились понимать друг друга с полуслова, но субординация диктует нам обоим правила общения. — Что-то ещё, Юль?
— Ага. Там Сергий в приёмную чуть свет явился. Что-то хочет вам сообщить.
— Скажи ему, сейчас приду.
Выглянул в окно, монастырская жизнь начинается рано, и наблюдаю становящуюся уже привычной рассветную суету во дворе, возле мастерских и прочих хозяйственных сооружений. Позавтракать не успели, а уже вкалывают. Понятно, многие питаются остатками еды других, так что, им своих порций ещё надо дождаться и заслужить. Не палками едиными тут наказывают обслугу, но и лишением пайки. Сурово.
Перед тем, как пройти в комнатку, оборудованную под ванную, цепляюсь взглядом за свиток, лежащий на прикроватном столике. Письмо от кузины, полученное шесть дней назад вместе с мачехиным. Лейтенант Николас Арден тогда с собой привёз.
Вчера опять перечитывал, продумывая ответное послание Юлиане, никак не могу подобрать слов. Вроде взрослый дядя, а иногда теряюсь. Как утешить, чем порадовать юную девушку, лишившуюся предмета своих мечтаний, да ещё когда сей предмет оказался козлом? Ну, насчёт последнего я давно знал, просто язык не поворачивался сказать об этом кузине.
Гвардейский лейтенант Филипп Морт, мало того, что демонстративно в присутствии придворных дам и девиц пренебрежительно отзывался о дочери епископа, так ещё зачем-то нагрубил милорду Ричарду Ванскому. Мой первый наставник оказался настолько сильно оскорблён Мортом, что отказался принимать извинения и был вынужден убить лейтенанта Филиппа на дуэли. Тому даже зачарованный заклинанием разрыва меч не помог, у милорда Ричарда оказался не хуже.
Мне вот нисколько не жалко придурка, меньше надо было злословить. Не сомневаюсь, что за устранением Морта маячит тень мачехи. Милорд Ричард вообще так по жизни мужчина с ленцой. Без прямого указания герцогини он бы даже не почесался. Естественно, это наставник мой сам спровоцировал лейтенанта.
И ладно. Мария женщина мстительная и жестокая, гвардейскому офицеру следовало бы это знать. Пусть теперь там на небесах благодарит Создателя, что погиб на дуэли, а не закончил свои дни в пыточном подвале, обвинённым в измене. Или ереси. У епископа Рональда свои методы имеются. Насколько же надо быть бестолковым, чтобы морочить голову девушке из правящего дома?