Я не стал спешить с переправой верхом через реку, а вначале посмотрел на слаженную работу старого паромщика, двоих его быковатого вида сыновей, крепких мужиков под сорок, внука, примерно моих лет, и хромого раба, белобрысого парня.
Когда платформа в очередной, шестой уже, раз вернулась на наш берег, и на неё стали загонять последнюю повозку, зову за собой спутников и направляю коня в реку.
Оказалось достаточно мелко, даже на середине течения вода мне до сапог не достала. Капитан не ошибся, дно было не вязким, и никаких проблем с преодолением реки верхом ни у кого из нас не возникло, даже у Берты. Правда, её очень внимательно подстраховали Тимофей с одного бока и Ник с другого.
На том берегу остались догорающие костры, на которых мы готовили себе завтраки. Само собой, не я кашеварил, хотя, если б захотел, то мог показать настоящий мастер-класс. Конечно, мне ведь вкупе только славы великого повара не хватает. Нет, если без шуток, меня Ашот в своё время научил такой шашлык готовить, что пальчики оближешь и язык проглотишь.
Утро уже с час как вступило в свои права. Ветер подул с юга и принёс запах старой гари.
— Эй, дед. — спрашиваю у старика-паромщика, когда его плот с нашим последним фургоном и опасливо фыркающими лошадьми причалил. — Что там у вас горело? — машу рукой в сторону скрывающегося на повороте за лесом тракта.
— Так ить, ваше преподобие, — опасливо смотрит дедок на меня. — Третьего дня тут это того, наказующие поганца Джея с семьёй и рабами казнили, а его хутор сожгли. — он осеняет себя жестом Создателя, рукой сверху вниз, от лба до пупа. — Еретиком он был. Не верил в единосущность нашего небесного покровителя. А жёнка Джея и вовсе под видом знахарства колдовала. Чёрные книги у неё нашли, говорят. Да вы скоро сами всё увидите. Это в миле отсюда всего.
— Да, встречается ещё скверна. — говорю и бросаю взгляд на навострившую ушки Берту.
Ну, девочка, желаешь посмотреть на свою будущую работу? Твою-твою, ага, если не прислушаешься к намёкам аббата Степа.
Удачно, что нам встретились на пути результаты очищения мира от богохульства, пусть протеже Наказующих своими глазами увидит, чем её добрые опекуны обычно занимаются, и какими методами пользуются. Берта по своей сути девочка добрая, это я уже понял, и скотское отношение отца, братьев и соседей её не озлобило, что вполне наверняка однажды бы случилось, пройди она через инициацию парой лет позднее.
Мы с милордом, почти миледи и десятком Ригера переместились в голову колонны к капитану Леону, впереди лишь разведка, маячившая в сотне-полутора ярдов.
Сожжённого хутора достигли весьма быстро. Да, тут спалили всё, и сам дом, и все постройки, и даже въездную часть ограды. Интересно, чем? Магией или какое-нибудь топливо использовали?
Тут, кстати, известна перегонка нефти. Не у нас в Кранце, мы на нефть не богаты, а в королевстве Ладунза. Оттуда наши или, в основном, торговцы из республики Верция везут жидкости для осветительных ламп — бензин, керосин, масла.
— Смотри, девятерых казнили. — сообщает Карл.
Спасибо, милорд, сам-то без твоей помощи я бы и не сосчитал.
— А детей-то зачем? — охает Берта и зажимает рот ладошкой.
В отличие от той же Юльки, насмотревшейся на огромное количество казней, Берта с таким видом смертей сталкивалась редко. От голода или жестокой порки при ней много кто умер, включая мать, а вот казни увидела только недавно, детей же повешенных и вовсе впервые. Их на столбе с перекладиной, вкопанном посреди пепелища, сразу четверо в петлях болтаются. Младшему, точнее, младшей, не больше четырёх-пяти лет было.
Смотрю на Берту с наигранным удивлением.
— Разве твои добрые наставники тебе не объяснили, что скверну нужно выкорчёвывать с корнем? — спрашиваю. — Подъедем поближе? — предлагаю.
Чтобы не мешать проезду нашей колонны, мы и так съехали с дороги, почти упёршись в сгоревший и развалившийся частокол.
— З-зачем? — помотала головой почти миледи.
— Как зачем? — удивляюсь. — Посмотришь, как правильно петли вязать, чтобы враги рода человеческого подольше мучились и у них осталось бы перед смертью немного времени для раскаяния. Главное, Берта, — поднимаю наставительно указательный палец вверх. — чтобы это раскаяние было искренним.
Я ведь ничего не выдумываю. Захотел бы, мог сочинить что-нибудь покрасивее. Нет, так действительно написано в святых книгах, которыми меня дьякон Михаил, дядюшкин ближайший сподвижник, потчевал.
Наказующие сожгли, судя по количеству, только взрослых членов семьи, а детей и рабов удавили в петлях.
— К-какие же он-ни враги р-рода ч-человеческого. — пролепетала кандидат в сёстры ордена наказующих. — Это же д-дети.
Сволочь я. Девчонка сейчас вот-вот расплачется. Понятно, этот урок ей может оказаться очень полезен, отвратить от ошибочного пути, но совесть-то мне тоже нужно иметь.
— Ладно, поехали. — позвал я её. — А ты кем думала стать в таком грозном ордене?
— Целительницей. — она поехала рядом. — Я думала, буду там братьев и сестёр лечить.
Напряжена, и явно боится оглянуться. Ничего, в столице к виду казнённых детей вскоре привыкнет, но первые впечатления и эмоции не забываются. Пусть жестоко, и всё же своего я явно добился.
Целительницей? Ещё чего не хватало. Не успел её оттащить от одного ордена, как она вот-вот сама додумается до вступления в другой. Не допущу. Нечего ей ни в одной церковной организации делать. Я и своему начальству про неё ни слова не скажу, а то, знаю, наверняка вцепятся — клещами не оторвёшь. Каждый маг на счету.
— Берта, прости. — сокрушённо улыбаюсь. — Ну, какая из тебя целительница, а? У тебя же всего один оттенок зелёного, да и тот самый светлый.
Навожу тень на плетень. Разумеется, она по примеру моего приятеля Карла для лечения может использовать большое количество плетений и без зелёных оттенков совсем. Но для её же пользы, пока она ничего в магии не соображает, можно девочку немного и обмануть.
— Так что же мне делать? Я ведь одна совсем. Тимофей с Альбиной, они сразу же…
— Что значит одна? А я? — напускаю обиженный вид.
— Вы⁈ А вы согласитесь взять меня к себе⁈
Она так обрадовалась, искренне и прям светло, что мне даже как-то не по себе от своих меркантильных взрослых расчётов. Хотя, почему меркантильных? Снова принялся себе врать? Никогда такого не было и вот опять? Нет, не одним только голым расчётом я ведом. Всё гораздо лучше. Или хуже.
— Конечно соглашусь. — подмигиваю. — И, уверен, весь наш род тебе будет только рад. — ещё бы, получить сильную магиню в вассалы, от такого никто не откажется. — Ты не устала? — проявляю заботу. — А то давай в фургон. Я тут ещё одну историю вспомнил. «Принц и нищий» называется. Не слышала?
— Нет! — вскрикнула.
Мои сказки пользуются уже успехом. В искажённом виде они поползли уже и среди гвардейцев. Взрослые люди повелись на простенькие истории будто ребятня. Пожалуй, в Паргее вскоре появятся народные сказки.
Нет такого народа, которого нельзя было бы посадить в Бастилию. Господи, Бастилия, это-то здесь причём? Да ни при чём. Просто вспомнил кардинала Ришелье из фильма про трёх мушкетёров и д’Артаньяна.
После полудня нам навстречу попался большой караван, длинный, как те электрички в Москву за колбасой в советские времена. Мои воины заставили его сползти на обочину, освобождая нам путь. Кому-то из возниц, оказавшихся не сильно расторопными, перепало плетьми или древками копий. Нравы-то здесь строгие, не забалуешь.
Отложив на время пересказ повести Марка Твена, вновь забрался в седло и накоротке переговорил со старшиной каравана. Интересно же, что в мире происходит.
Впереди — ну, тут ничего удивительного — идут боевые действия между баронскими группировками, поддерживающих разных претендентов на графство, и шалят разбойники. Мне ничего не грозит со стороны вторых из-за внушительной охраны и со стороны первых по причине моего духовного сана. Всё же бароны здесь не временщики-иноземцы, а местные. Ссориться с церковными орденами для них, что называется, себе дороже.
— А там что у тебя за рвань в хвосте обоза? — спросил старосту милорд Монский, высмотрев, глазастый он у меня, что позади каравана тянутся полтора десятка телег.
— Это барона Кронта бывшие крепостные крестьяне. Он их продал. Переезжают в вымершую прошлой осенью деревню барона Амстата. — устало объяснил караванщик.
— Даже так? — удивился я. — Надо же, как тут всё устроено, милорд. — обращаюсь к вассалу. — В королевском домене королевские же законы не исполняются. Счастливого пути. — благословляю старосту и его начальника охраны, капитана наёмников.
Наглядное подтверждение, что дела в Кранце идут скверно. Нет, когда в каком-то аристократическом роду происходит раскол, а такое, увы, порой случается, то канцелярия монарха старается в эти внутренние разборки не вмешиваться, Агния рассказывала, пусть члены герцогского или графского родов сами между собой выясняют, кому носить обручь владетеля, король или герцог вмешаются, только если законных наследников не останется.
И всё же, мне почему-то кажется, что моя мачеха, Снежная Королева Мария, не допустила бы междоусобицы в любом из своих графств, как не позволила бы и продавать крестьян без земли, что, на минуточку, запрещено законами ещё четырёхсотлетней давности. Но раз уж и их нарушают, значит в королевском домене дела и в самом деле плачевны.
Трястись в седле мне надоело, хотя погода как по заказу исправилась. И состояние тракта всё лучше и лучше. Только не из-за того, что при приближении к столице за дорогами усердней приглядывают, а просто просохло, и новых дождей вроде не намечается.
Так что, забравшись в фургон, завершив рассказ Берте и греющим уши служанкам о принце и нищем, я следующие четыре дня пути покидал свой дом на колёсах только чтобы поесть, проветриться или справить нужду.
Следующий крупный город, за который сейчас и боролись двое претендентов — на постоялом дворе, где мы заночевали, объяснили, что воюют между собой брат со старшей сестрой — показался всего через три часа, как мы начали движение. Так что, несмотря на умоляющие взгляды моих девчонок, я распорядился в Масторск не заезжать, свернув на объездную дорогу. Отправил только интенданта с десятком солдат и одной повозкой закупиться необходимым для дальнейшего пути.