Служанки мои, хоть я и сменил давно гнев на милость, всё же заметно присмирели, а с Бертой себя ведут очень почтительно. Правы американцы, иногда с помощью доброго слова и кольта можно добиться намного большего, чем с помощью одного только доброго слова. Девчонки урок получили, надеюсь, впрок он им пойдёт надолго.
Рассказывать байки мне надоело в первый же день — я им всем тут кто? Ганс Христиан Андерсен что ли? — поэтому дальше еду, читая истории о путешествиях, иногда отвлекаясь на повторение нужных плетений. О тренировках, разумеется не забываю. На привалах утром и вечером гоняю себя до седьмого пота при содействии Карла и баронета Бюлова. Капитан тоже неплох весьма в наставничестве, пару трюков показал, ранее мне не известных.
Несколько раз мои разведчики обнаруживали на нашем пути следы подозрительной активности, только, похоже, у разбойников имеются соглядатаи в поселениях, придорожных трактирах и на постоялых дворах, через которые мы проезжали, и шайки спешили убраться от нас подальше. Мой крупный отряд им не по зубам, даже реши они собраться в кучу со всей округи.
Через неделю после Масторска, обогнав очередной попутный обоз — по мере приближения к столице они попадались всё чаще и чаще — наш караван начал забираться на длинный подъём. Оповещённый капитаном, что мы близки к цели нашего долгого путешествия, я вновь забрался в седло и галопом догнал авангард, а спустя каких-то пять минут с высоты взгорка передо мной открылся Рансбур, столица королевства.
В свете яркого полуденного солнца он смотрелся великолепно. Действительно, белокаменный, как на той школьной картинке, которую Степ видел у директора. Высокие стены. Насколько? Ну, отсюда, с расстояния в пару миль сложно сказать, но точно не ниже пятиэтажного дома, а круглые башни, так и на все восемь потянут.
Городу более пятисот лет, он рос, много раз перестраивался, дважды разрушался армией врагов, однажды, восемьдесят пять лет назад, почти весь сгорел, когда войска герцогств им завладели в результате многочисленных штурмов.
Тем не менее, сейчас Рансбур выглядел как новенький. Впрочем, подъедем ближе, вполне возможно, обнаружу морщины на его облике. Заранее-то зачем делать выводы?
Оборачиваюсь к Ригеру с Эриком, спрашиваю:
— А капитан-то наш чего отстал?
Отвечает Карл:
— Уже распределяет, кому в запасные казармы пригорода, а кому с нами ехать. Вон он, уже спешит сюда.
— Ваше преподобие, — подскакал баронет Леон рысью. — Вам, наверное, не нужно нас ждать. Я имею в виду мою роту. Здесь-то теперь уже не нападут крупными силами. — улыбнулся. — А мне ещё надо решить вопрос с начальником гарнизона, где разместиться. Как устроимся, я вас найду и доложу. Вы же в прецептории устроитесь?
— Как примут. — жму плечами. — Должны пригласить, но я бы, честно говоря, подыскал себе отдельное жильё. Хотя первое время, да, наверное там. Карл, действительно, давай не будем ждать фургонов, поехали пока без них. Только сначала… Ник, позови миледи Берту.
— Это была чудовищная смерть. — рассказывал поднимавшийся за ним брат Алекс, мастер-дознаватель, один из лучших в своём деле. — Любая пытка лучше того, что ему пришлось испытать. Вы же видели сами, во что превратилось его тело. Брат просто сгнил заживо.
— Почему мне не сообщали? — он говорил тихо и не оборачивался, привык, что его все слушали очень напряжённо и внимательно, не пропуская ни одного слова. — Почему я узнал о странной и страшной болезни Леопольда только вчера, если его муки длились уже три недели?
За толстяка убедительно попросили и главный инквизитор поручил провести не слишком глубокое расследование. Вина бывшего готлинского монаха была ясна и с его наказанием — ссылкой в горный монастырь — решили всё заранее. А тут вдруг такая незнакомая и страшная болезнь, превратившая цветущего здорового мужчину в обезображенный язвами почерневший труп с вытекшими глазами и сгнившим лицом, на котором не осталось ни носа, ни губ. Так и умер брат Леопольд в изоляционном колодце среди собственных нечистот.
— Брат Кирилл сказал, что нужно сначала разобраться, что за болезнь, прежде чем вам докладывать. — брат Алекс отвёл вину от себя на старшего тюремщика.
— Разобрались? — усмехнулся виконт Филипп.
Они дошли уже до середины винтовой лестницы из глубокого подземелья и инквизитор почувствовал, что ему нужно немного передохнуть. Он остановился. Поднимавшийся впереди с горящим факелом монах сделал тоже самое.
— Нет, ваше преосвященство. Все наши лекари и целители оказались бессильны перед этой неведомой болезнью. Попросили посмотреть декана лекарского факультета, он-то и сказал, что это может быть результатом заклинания отложенной смерти. Тогда и поспешили доложить вам.
Инквизитор сам являлся одарённым, его источник имел девять оттенков магической энергии и ещё месяц назад он бы не поверил, что столь могущественное плетение, как отложенная смерть, могло быть кем-то применено, тем более, в отношении обычного плутоватого и вороватого монаха. Однако, теперь, после известий об удивительной силе, проснувшейся при инициации у готлинского настоятеля, виконту Бианскому всё стало ясно, едва ему описали происходящее с братом Леопольдом.
Чуть отдышавшись, он продолжил восхождение. Пятьдесят лет для мага не возраст, но Филипп не очень заботился о своём здоровье, любил проводить время в компании весёлых девиц, снимая напряжение от постоянных участий в допросах, пытках, казнях, интриги же сами находили его.
В последнее время слишком часто и много стал пить, пристрастившись к креплёным торнейским винам. Спасибо племяннику и его целительской магии, иначе допросные подвалы пришлось бы посещать на руках рабов.
Что же делать с выявленным обстоятельством? Следует ли придавать огласке факт самочинной расправы аббата Степа над братом по ордену? Не имел право готлинский настоятель вершить суд и расправу.
Инквизитор решил пока оставить эту информацию при себе, к тому же, она в данный момент не могла принести никому ни вреда, ни пользы. Слишком уж важен для ордена стал бастард Неллеров. И не только для ордена, но и лично для виконта Николая Гиверского, прецептора Молящихся.
В свои шестьдесят с лишним лет наставник, начальник и друг королевского инквизитора заслуженно пользовался репутацией истово верующего, неподкупного и несгибаемого верного слуги Создателя и его церкви. Однако, виконту ли Филиппу не знать, что и у такого сильного человека имеются свои слабости.
Кроме служения богу и жажды власти прецептора одолевало неистовое стремление возродить угасающий графский род Гиверов. Старший брат виконта Николая погиб более десяти лет назад от подлого удара отравленным кинжалом, нанесённым прямо в парке королевского дворца. Невестка, правящая ныне графиня, тяжело больна, и магия целителей всё меньше и меньше на неё действуют. Оба племянника при инициации впали в одержимость и сейчас живут взаперти в своём замке. Остальные родственники, либо ни на что не годные беспутники, либо перешли в другие рода.
Казалось бы, старинная аристократическая семья Гиверов вскоре прекратит своё существование, а их владения, титул, да и само имя достанется кому-то другому, но тут летом у прецептора появилась надежда.
Казавшийся поначалу нелепым и глупым слух об исцелении одного из дворян Неллерской провинции от одержимости нашёл подтверждение в послании самого аббата Степа, сотворившего это чудо, а затем и в лице многочисленных свидетелей, паломников, вернувшихся из готлинской обители.
У инквизитора имелись весьма обоснованные подозрения, что преждевременный сбор конклава для выбора казначея — лишь предлог, чтобы как можно скорее добиться приезда в столицу бастарда Неллеров.
Так что, попытки сейчас в чём-то обвинить готлинского аббата будут восприняты наставником как попытка нанесение ему лично огромного вреда. Да и обвинение в незаконной расправе над слугой церкви, весьма тяжёлое для кого-то другого, в отношении представителя сильного герцогского рода не так уж и весомо.
За этими мыслями виконт Филипп не заметил, как уже поднялся наверх, и очнулся от своих дум, когда вышел во внутренний двор прецептории, где царила обычная повседневная суета.
— Ты куда собрался, Григорий? — спросил инквизитор личного секретаря прецептора, молодого черноволосого милорда, которому в этот момент раб подводил коня. — Давно не видел тебя в седле. — усмехнулся. — Неужели его преосвященство всё же назначил тебе приход?
Григорий был из обедневших дворян и принял монашество в надежде когда-нибудь выслужить себе должность прелата одного из орденских храмов, желательно в крупном городе.
— Если бы. — усмехнулся секретарь. — Слава Создателю, все наши главы приходов живы и здоровы. Нет. От северных ворот прислали гонца, что прибыл настоятель готлинской обители. Вот, его преосвященство отправил встретить и сопроводить сюда.
Глава 7
А вот столичные предместья подкачали. В том смысле, что ничуть не лучше неллерских или у других городов, что я успел уже увидеть.
Нет, понятно, размерами побольше, но всё те же жалкие хибары, склады, конюшни, рабские бараки, загоны для скота, виселицы с трупами на верёвках или в клетях, уличные грязь и месиво под ногами и копытами, оживлённое движение людских толп, скота, повозок, кое-где попадаются и носилки, а среди всего этого бедлама островки относительного благополучия и комфорта — постоялые дворы, трактиры и казармы, к одной из которых капитан Леон и повернул свою роту, сам с лейтенантом и тройкой солдат ускакав вперёд для встречи с начальником гарнизона.
Без разрешения канцелярии главного военного начальника столицы никого в запасные казармы ночевать не пустят. Ну, я так понял. И ещё не факт, что моим гвардейцам выделят именно это, присмотренное виконтом Бюловым и понравившееся ему двухэтажное здание, совсем новое, с ярко-красной черепичной крышей и королевским стягом в центре конька. Собственно по этому флагу и понятно назначение постройки. Могут направить и в другое предместье.