Впрочем, в канцелярии местного коменданта тоже имеется кто-то из наших родственников, пусть и дальних, у капитана с собой письмо от герцогини Марии, так что, скорее всего, неллерские гвардейцы устроятся с комфортом, не обидят.
— Ого, вот это пробка. — не могу сдержать удивления при виде огромной очереди на въезд в город. — Поди на выезд не меньше.
А чему я удивляюсь? Хотя у Рансбура аж шесть ворот, но сейчас почти середина дня, тут это, можно сказать, час пик, если пользоваться терминологией моего родного мира.
Рота и фургоны довольно далеко отстали. Со мной готлинские четыре десятка, включая лейтенанта сыска, а ещё Берта и её сопровождающие, пересаженные на коней, как и обе мои служанки. Остальные слуги остались в повозках, призову их, когда сам устроюсь и они потребуются.
На почти миледи жалко смотреть, так она растеряна и даже немного напугана окружающим нас столпотворением и громким шумом. Собственно, поэтому и взял её сейчас с собой. Передам с рук на руки, а то мало ли что.
Встретившие нас у городских рогаток стражники уже отрядили двоих из крутившихся поблизости мальчишек бежать со всех ног в прецептории Молящихся и Наказующих сообщить о прибытии гостей, так что, петлять по запутанным улицам столицы не придётся, нас скоро встретят.
Осталось лишь пробиться к воротам, что не так-то просто. Создавай пробку одни лишь простолюдины, проблем было бы меньше, но попасть в Рансбур стремятся сейчас и дворяне, вижу пару карет, кораблями среди человеческих волн медленно продвигающихся к широкому мосту через ров, наполненный водой из реки, протекающей вдоль противоположной от нас стороны города.
И всё же мы сделали это, добрались до арки надвратной башни и протиснулись — по другому никак не скажешь — внутрь столицы.
— Сержант, кто будет нас искать, мы в трактире, вон в том. — говорю помощнику начальнику караула, пожилому стражу с отвислыми седыми усами.
— В «Разрушенной башне»? — усталым тоном уточняет усач. — Хорошо, ваше преподобие, передам.
Неизвестно, как скоро нам предложат обед и предложат ли вообще, а самим, не успев приехать, набиваться к столу как-то неудобно, так что, предложение Карла и Ригера дожидаться встречающих в заведении принял без всяких раздумий.
Сразу за воротами большая площадь, почти как у нас в Неллере Ратушная, ярдов сто в длину и на лишь треть меньше шириной. От неё расходятся сразу пять улиц — две вдоль городских стен и три в разных направлениях вглубь города.
Тут множество торговых точек, лишь усугубляющих толкучку в потоках людей и транспорта, три трактира, а нет — четыре, один, оказывается, от меня спрятался за широким платаном, и — ого! — пара вертепов, из окон которых красотки демонстрируют свои прелести.
Направившись к «Разрушенной башне», замечаю, что все мои герои пялятся на девиц. Ага, понятно, оголодали без женской ласки в пути. Самые алчные взоры, смотрю, у моего дружка Ника и у Ивана Чайки. Ваня, алё, ты не на сиськи должен глаза таращить, а только и делать, что оглядываться по сторонам, как бы кто-нибудь твоего спасителя и благодетеля не погубил.
Кажется, я знаю самый надёжный план, как можно убить аббата Степа. Надо предъявить моим славным защитникам голых девиц, и пока они будут отвлечены, великого боевого мага и целителя спокойно зарубить, хоть мечом, хоть топором, как тот Раскольников старушку за рубль.
Ладно, чего я на парней-то взъелся? Можно подумать, сам не такой. И не краснею ведь уже, бросив пару заинтересованных взглядов вон на ту, светленькую, с бюстом четвёртого, как минимум, размера.
— Освободи нам четыре стола. — надменно говорит милорд Монский трактирщику, когда мы оставив своих лошадей у коновязи под наблюдением Ивана и Ника — самые молодые, а тут дедовщина тоже имеет место быть, пусть сиськами пока любуются — вваливаемся всей толпой в зал.
Там три десятка столов, не занятыми оказались только пара, но трактирщик быстро попросил освободить ещё два пожилого наёмника, в одиночестве мрачно наливавшегося элем, и молодую парочку — парню лет двадцать, его подружке едва ль за семнадцать.
Столы рассчитаны на дюжину едоков, так что особо тесниться моим парням не пришлось, а я так и вовсе расселся весьма свободно — со мной только Карл с Ригером, лейтенант Николас и Берта со своими сопровождающими. Разумеется, Сергий и служанки мои тоже рядом, на краешке лавки присели.
В трактирах господствует полная демократия, и благородные, и простолюдины могут находиться за одними столами. Нет, конечно, отдельные номера есть, но ими воспользоваться вправе любой, кто желает уединения и готов ради этого потратить лишние драхму-две-три, в зависимости от уровня заведения и выделяемого помещения.
Обслуживали здесь весьма быстро, три молоденькие рабыни буквально порхали по проходам, и, пожалуй, это единственное достоинство «Разрушенной башни», а в остальном мне тут не сильно понравилось.
В зал шёл чад из кухни и там что-то подгорело, гусь оказался жёстким, а вино кисловатым. Помнится, у нас раньше на вокзалах тоже общепит качеством еды и напитков не блистал, правда, в последние лет десять ситуация вроде как поменялась.
— Наверное, часы-то, наши готлинские ходики, те, что для прецептора, мне надо было с сразу с собой взять? — спрашиваю у Карла, с трудом дожевав кусок мяса и сделав глоток из глиняной кружки. — Может послать за ними кого-нибудь из парней?
— Думаешь, не успеешь представиться, как сразу же обратно пошлют? — насмешничает мой вассал. — Да ладно тебе, не спеши. Завтра все наши остальные вещи подвезут, как только определимся с жильём. Я предлагаю найти приличную гостиницу. Подозреваю, в прецептории всё слишком строго.
— Тебе лишь бы девок без помех к себе водить. — досадую.
Но по сути озвученного вопроса, он прав. Успею я ещё со своими подарками разобраться.
— С чего ты взял, что я ради девок? — лицемерно возмущается приятель.
— Потому что хорошо успел тебя узнать. — жму плечами, отодвигаю от себя мерзкого гуся и придвигаю блюдо с колбасами. — Берта, — смотрю на сидящую слева от меня почти миледи. — Не стесняйся, ешь. А то и так худая, ветром унесёт.
Девчонка сидит какая-то напуганная, сжавшаяся будто воробышек на морозе, не столько из-за трактирного многолюдства, сколько явно увидев насмешливые взгляды сидящей от нас сбоку за соседним рядом компании молодых дворян — троих парней и двоих девушек, тоже путешествующих, если судить по одеждам.
Мой наряд грустного клоуна у них вызвал уважение, а вот пошитое из дорогой ткани, но не по росту платье Берты вызвало весёлые перешёптывания и насмешки.
Впрочем, их отношение к ней тут же изменилось на растерянное, а потом опасливое. В трактир вошли двое братьев наказующих в кроваво-красных сутанах своего сеющего страх ордена, оглядели зал, быстро нашли глазами мою соседку, вычислив в ней ту, кого им нужно встретить, и приблизились к нашему столу.
— Миледи Берта? — спросил один из них.
Оба походили друг на друга словно близнецы и чем-то напоминают мне наших братков из девяностых — крупные бритые головы, плечи как у борцов, кулаки размером с мою голову, нахмуренные брови. По моторике движений — обратил внимание, когда они шли — чувствуется, что опытные бойцы.
— Да, господа, это она. — вскочила Альбина. — А я её сопровождающая. А это Тимофей, её охранник. — тот тоже встал. — А с нами…
— А я аббат Степ, милорд Неллерский. — отвечаю на вопросительные взгляды братьев-наказующих, разумеется, не отрывая задницы от лавки. — Это мои люди. С кем имею дело?
Те представились, учтиво склонив голову. Затем тот, кто назвался Владом, обратился к Берте:
— Вы можете не торопиться, миледи. Мы вас подождём на улице.
Посмотрев им вслед в их широкие спины, когда они направились к выходу, подумал, что я сильно недооцениваю ценность одарённых для любой организации, будь то королевская служба, церковь, ордена, армия или рода. Вон как суетятся наказующие, голубя не пожалели отправить с весточкой о новой магине и встретили с почётом.
Хотя, да, Берта же рассказывала, как при первой же встрече с настоятелем Фадорской обители демонстрировала тому все свои энергетические жгутики поочерёдно. А четырнадцать штук — это не шутка, это очень серьёзно.
— Господин, я пойду? — робко спросила одарённая девчонка.
В глазах прямо читаю: не отпускай меня от себя, не отпускай, возьми с собой, полюбила я тебя и не только за твои удивительные истории. Я бы взял и обязательно возьму, только не сейчас.
Зачем так нагло вырывать тебя из лап наказующих, если тебя тут же возьмут в оборот мои братья молящиеся? А ведь они тоже на тебя глаз положат, к гадалке не ходи. Сам не желаю тебя отпускать, но не всё в жизни происходит только так, как нам бы хотелось.
— Опять господин? Берта. — укоряю. — Для тебя просто милорд Степ, и давай уже на ты. Пара-тройка дней, и ты будешь с грамотой на руках. Согласна, чтобы мы стали друзьями?
— Согласна. — робко улыбается.
Ну, вот. Так, глядишь, вскоре характер и манеры крепостной девчонки из тебя выветрятся. Будешь орать: карету мне, карету!
Она так толком и не поела, хотя в дороге, заметил, на отсутствие аппетита не жаловалась. Столица совсем выбила деревенскую девчонку из колеи. Ничего, привыкнет.
Мой провожающий появился, когда уже Берта нас покинула. В своё оправдание столкнувшийся на улице с наказующими милорд Григорий, так звали брата-молящегося, сообщил, что наша прецептория расположена намного дальше отсюда, у южных ворот, а мы-то прибыли через северные.
Секретарь прецептора не стал отказываться и присоединился к нашей трапезе. Я заметил, что в этом мире дармовщину тоже любят. Люди везде люди.
Мы с ним перешли на ты. Оба дворяне, в подчинённом относительно друг друга состоянии никто из нас не состоит, по возрасту он на пять-шесть лет старше, так чего чиниться? Я и вовсе простой, никогда не любил щёки надувать. Если бы не требования моего здешнего статуса, был бы рубахой-парнем.