Даже не стал себе этим Джеком себе голову забивать. Не удалось удовлетворить своё любопытство, что ж, как-нибудь переживу. Жил же как-то до этого.
Носилки остановились перед парадным входом в прецепторию. Столпотворения экипажей и носилок тут не наблюдалось. Не потому, что раннее утро, а просто почти все участники конклава проживают сейчас здесь. Нас только пять или шесть, кто поселился в городе. Остальные предпочитают на дорогие столичные гостиницы и питание не тратиться.
Мои парни с Эриком остаются у входа, о них и их конях позаботятся, я же иду в нашу орденскую церковь, пристроенную изнутри пентагона у восточного крыла здания. Там уже почти все собрались на утреннюю молитву, ждут только навскидку пару-тройку припозднившихся, ну, и самого прецептора.
— Милорд, ваше преподобие, Степ, милорд. — сыпятся на меня приветствия со всех сторон.
Не заблуждаюсь, зависть — сильное чувство. Настолько, что присуще порой самым чистым душам. Наверняка его в мой адрес испытывают все — молод, родовит, богат, удачлив и, что самое важное, наделён Создателем могучим магическим даром — тут и у самого равнодушного может зубы до скрежета свести.
Но на данный момент зависть придавлена плитой благодарности за мой уход в сторону от соперничества и желанием получить поддержку такой значимой фигуры как бастард Неллерский, настоятель Готлинской обители, лицо, близкое к прецептору и лично очень могущественное. Поэтому все мне улыбаются, приветствуют и кланяются первыми. А ещё норовят протиснуться поближе, чтобы после окончания утрени раньше других присесть на мои уши.
Гордыня здесь не относится к числу смертных грехов, тем более, не считается их матерью, и всё же это последняя черта характера, которую я хотел бы в себе увидеть, так что, демонстрирую ответное дружелюбие, а своей интересной рассказчице миледи Вере, Борской настоятельнице, с которой встаю рядом, шепчу:
— Привет. Как спалось?
— После вчерашнего? Ты ещё спрашиваешь. Вообще никак. — так же тихо отвечает она и многозначительно улыбается, заметив многочисленные злые, ревнивые взгляды. — Беднягу Нору ни за что по щекам отхлестала. Настроение совсем испортилось. Этот спор с дураком Сергеем меня окончательно из себя вывел. Вот какой из него казначей?
— Никакой. — соглашаюсь, посмотрев на мордастого старика, аббата Льмежского. — Не изберут его, чего переживать-то из-за пустяков?
Мы прошли с ней к третьему ряду лавок и сели с самого края. Спинок у них не имеется, но я уже привычный. Мы тут каждый день на этой неделе отбывали вечерню.
Вера единственная женщина среди нас. Это у целителей полно женских монастырей, у нас же только один. В других-то государствах орден Молящихся имеет ещё женские аббатства, но в Кранце кроме Борского больше нет. Что ничуть не делает положение миледи Веры в нашем мужском коллективе хоть сколько легче, скорее, наоборот
Нам пришлось прервать свои шепотки, на кафедру взошёл виконт Николай Гиверский. Окинул всех острым орлиным взором, на миг задержался взглядом на мне, тут по его губам скользнула улыбка, и протянул руку к милорду Григорию, своему секретарю, а тот вложил в неё увесистую стопку листов.
Чёрт побери, кажется утреня продлится намного дольше, чем я предполагал, и кроме молитв нас ждёт обзорная лекция о сложившейся в королевстве и вокруг него обстановке.
Да, так и есть. Прокашлявшись, прецептор начал излагать проблемы, которые не дают спокойно жить Кранцу и ордену Молящихся.
Слушать мне его нет никакого смысла, я теперь и сам могу лекцию прочитать не хуже Николая Гиверского, спасибо моему алмазику с прослушивающим плетением, моей прелести.
Заклинание оказалось даже лучше, чем я думал, прочитав описания. Там ни слова не было сказано, что мне не придётся потом часами прослушивать записанные разговоры.
Оказалось же всё просто великолепно — достаточно потянуться магическим сознанием к кристаллику, как вся имеющаяся в нём информация мгновенно оказывается в моём мозге, а дальше делай что хочешь, можно выкинуть полученные сведения из головы и забыть или оставить для размышлений и анализа.
Я уже привык, что никакая бочка мёда по жизни не обходится без ложки дёгтя. Выяснил от дядюшки Андрея Торского, вице-канцлера, что на площадь выходят окна королевского кабинета, тронного зала, приёмной секретаря, а вот спальни смотрят в другую сторону. При чём здесь спальня, казалось бы? Мне же ни к чему слушать храп Эдгара и его любовные разговоры с королевой Люсиндой или маркизой Джудит. Но всё не так однозначно. Свои самые тайные беседы и разговоры король ведёт по утрам и вечерам именно в опочивальне. Она у него отдельно от супругиной.
Теперь, если я желаю узнать что-то тайное — а я очень желаю — придётся подыскать другое место для установки прослушки и постараться, чтобы мой драгоценный камешек кто-нибудь случайно не обнаружил и не присвоил.
Пока же стал обладателем большого количества информации государственного значения. К примеру, теперь я знаю, что император Флавий Неустрашимый самый настоящий козёл. Это ведь он втянул нашего Эдгара в войну с Виталием Вторым, а когда на стороне габарийского короля выступило большинство ахорских герцогов, поддержал Кранц лишь добрыми пожеланиями и двумя обозами дрянных доспехов и оружия.
Разумеется, я не испытываю к Эдгару никаких тёплых чувств, но то как с ним поступил правитель Юстиниана ничем иным чем подлостью не является. Или политикой. С этим видом человеческой деятельности мне надо знакомиться как можно быстрей.
Узнал и про беды со сбором податей, и о запустении королевского домена, и о многом-многом другом. Скоро буду писать подробное письмо мачехе, надо будет с ней поделиться сведениями, не указывая источник. Хотя Мария и так в курсе происходящего, кузен её умершего супруга Андрей весьма сведущ в делах и время от времени доносит до неё наиболее важную информацию.
— Ты уснул что ли? — толкает меня в бок Вера.
— Нет, ты что⁈ — возмущаюсь, поднимаясь следом за остальными.
Прецептор завершил проповедь, теперь мы все вместе молимся. Четвёртая и пятая молитвы.
Начальство попыталось было меня задержать после завершения мероприятия — ага, старик расчувствовался из-за исцеления племянников, всё никак не наговорится — но я сослался на неотложные дела и попрощался. Успеет он в сотый раз выслушать от меня, что опасаться возвращения безумия к виконтам Ивану и Виктору совсем не следует. Такое чувство, что прецептор до сих пор не может поверить своему счастью спасения рода Гиверских.
— Они и сегодня ждут тебя, Степ. — говорит он мне на прощание.
— Ваше преосвященство, мы ведь с ними каждое утро виделись. Я им надоел поди как овсяный пудинг.
— О чём ты говоришь! Надоел! Ты всегда желанный гость и у меня, и в замке Гивер. Они завтра уезжают обрадовать матушку, ты уж с ними повидайся, очень ждут.
— Обязательно. — обещаю. — Завтра, также утром, перед началом конклава.
Наконец-то отделался от всех, быстрым шагом пересёк внутренний плац и через арку вышел к портшезу.
— Обратный путь не забыли? — посчитал я нужным пошутить с носильщиками, усаживаясь. — Тогда давайте живее, только не уроните. Останусь доволен, получите по двадцать зольдов.
Для рабов это целое состояние, можно эля в выходной попить, ещё и на закуску хватит. Парни постарались, и быстро, и не тряско донесли, за что получили обещанное.
Сергий у меня умница. Сообразил, что то заклинание невидимости, которое он мне нашёл, имеет два существенных недостатка — долго накладывать и мало, менее получаса, действует. Перерисовав его мне в тетрадь, на этом не успокоился, продолжил поиски в этом направлении и нашёл плетение отвода глаз.
Оно, увы, тоже не без недостатков. Тот, на кого наложен отвод глаз, не станет полностью невидим, просто не будут замечать, если не станут целенаправленно высматривать именно его. А ещё, человека, находящегося под действием этого заклинания, увидит любой, с кем он столкнётся.
Зато имеются и преимущества по сравнению с полной невидимостью. Плетение можно создать за треть часа, а действует оно почти полтора часа.
Теперь у меня имеются два варианта магического обмана моих опекунов и охранников, сегодня думаю воспользоваться вторым.
Глава 20
Кажется, я начинаю в чём-то хорошо понимать женщин. Даша, помнится, тоже вот так вот стояла перед шкафом, набитым её одеждой, и не знала, что на себя надеть.
В моей спальне апартаментов «Золота Кранца» шкаф поменьше раза в два, зато часть облачений сложена ещё и в сундуке.
— Вам помочь, ваше преподобие?
Это Юлька вошла и отвлекла от размышлений, в чём мне отправиться в самовольную отлучку, если можно так выразиться.
— Обойдусь. — отказываюсь от услуг девчонки и вижу в руке у неё свёрток из дорогой ткани. — Что это у тебя?
— Раб прелата Курта передал. — докладывает она, с любопытством посмотрев на кучу выложенных мною поверх одеяла вещей. — Тут книга.
— Оставь на столе и иди делом займись. — изображаю дурное настроение. — Серебро с Ангелиной когда уже начистите? И, да, меня ни для кого нет. Я займусь амулетами и оружием. Скажешь, чтобы не отвлекали.
— А если милорд Карл вернётся? Или кто-то из офицеров придёт?
— Видела миледи, с которой он познакомился? Сегодня милорд точно не придёт, а лейтенантам сообщишь то, что я тебе сейчас велел.
Она оставила подарок ещё одного моего троюродного дяди и выскочила за дверь.
Прелат главного столичного храма, в церковной иерархии весьма большая шишка, подчиняющийся напрямую кардиналу ввиду отсутствия в Рансбуре епископства, так и не дождавшись с визитом своего прославившегося племянника Степа — ещё бы, я целыми днями задницу в прецептории просиживал, слушал, как переливают из пустого в порожнее — сам позавчера меня навестил.
Пятидесятидвухлетний милорд Неллерский довольно сильно походил на моего здешнего отца, только был заметно толще. Одарённый магией он всё же вынужденно избрал карьеру служителя богу, а не офицера. Так решил мой дед, на тот момент глава рода.