После сытного обеда, говорили в моём настоящем детстве, по закону Архимеда требуется поспать. Только вот пятнадцатилетнему аббату Степу, великому воину, целителю и теперь ещё мыслителю, изобретателю, философу, приходится идти в кабинет, чтобы после организаторских, религиозных, управленческих работ заняться творчеством, научным и литературным. Так что, отправляюсь в кабинет, где на столе лежит множество готовых к заполнению листов бумаги и пергамента.
И снова, преданный безделью, томясь душевной пустотой, уселся он — с похвальной целью себе присвоить труд чужой. Ну, первое, где насчёт безделья, то не про меня, некогда мне предаваться праздности, а вот последнее, про приписывание своему авторству созданного другими, тут мы с Евгением нашим Онегиным, можно сказать, заодно.
Конечно, мне не нужно было валяться под яблоней и ждать пока на голову упадёт её плод как Исааку Ньютону. Три закона механики этого великого учёного я с помощью Создателя сформулировал, теперь вот нужно вспомнить закон всемирного тяготения. Знаю точно, что все тела притягиваются друг к другу с силой, пропорциональной их массам и обратно пропорционально квадрату расстояния между ними, только вот, хоть убей, не помню, нужен там коэффициент или нет, и если нужен, то как его определять. Ладно, оставлю это будущим поколениям учёных и исследователей, не должен же я всю работу за них делать?
Заниматься плагиатом тут в Паргее, как теперь понимаю, не так уж и просто. Да, нет никаких программ, которые бы отслеживали присвоение чужих мыслей, а любого, кто посмел бы сказать, что изложенные мною мысли и идеи не от Создателя в голову аббата Готлинского пришли, я сразу обвиню в святотатстве, безбожии, ереси, культизме, чернокнижии и ещё чего-нибудь придумаю, только вот это проблем с памятью это не отменяет. Приходится до многого самому доходить. Или не доходить, пускать на самотёк, вот как сейчас с законом всемирного тяготения.
Кое-как дописал и отложил перо. Опять наделал клякс, брату Сергию предстоит работа по их выведению. До чего же неудобно писать на здешней низкокачественной бумаге, чуть что — сразу же чернильное пятно размером не меньше нашего советского пятака. На пергаменте было бы проще излагать свои мысли, но этот материал слишком дорог, и хотя я могу себе позволить швыряться деньгами направо и налево, никогда мотовством не отличался. Не то чтобы я прям жадный, скорее, не расточительный. Некоторые свои привычки, и бережливость в том числе, менять в новом мире не хочу, пусть остаются со мной.
Следующий этап у меня математический, он заключается в обворовывании Рене Декарта, философа и математика, буду обосновывать необходимость и пользу прямоугольной системы координат. Но с этим позже, всё равно выпуск своего научного фолианта планирую сделать через несколько лет, а вот сейчас займусь написанием истории про Алису в Стране Чудес. И, как обещал, первый же экземпляр отправлю в Лос-Аратор, сестре своей Агнии, прекрасной маркизе, полковнику, сильной, опытной боевой магине и просто замечательному человеку и другу. Вопрос только, чем заменить карты и шахматы? А, ничем. Так и напишу, с пояснением про правила данных игр. Заодно ещё одно, точнее, два прогрессорства получится. В дополнение к пятнашке.
Два с половиной часа пролетели незаметно. Пожалуй, зря я у себя в кабинете разместил готлинские ходики. Так бы ещё работал и работал, а при взгляде на них вспоминаю о других делах. Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, нужно бежать как минимум вдвое быстрее. Этими словами Алисы на сегодня закончу. Алисы разумеется сказочной, а не Паттер, моей лейтенанта-мага, уже соблазнённой моим же вассалом. Молодец какой, ни одной юбки не пропустит. А вот и он, слышу голоса его и Сергия в приёмной.
— Степ. — не вошёл, а ворвался Карл. — Я вернулся.
— Вижу. — откидываюсь на спинку кресла. — Садись тогда, рассказывай. — показываю ему на один из стульев у стола, но милорд Монский предпочёл диван.
— Я на мягком, если позволишь. — сказал он. — Намял за сегодня задницу седлом, не слазил с него, считай.
Мои девчонки и без указаний сообразили принести два кубка с вином, разбавленном в пропорциях, которые каждый из нас предпочитал. Я так и вовсе пил почти одну воду. Хоть спиться мне и не грозило — в дополнение к местному организму, привычному к вину, мне досталась ещё и магия — но не люблю туманить мозги, когда предстоят какие-либо дела.
— Рассказывай уже. — тороплю вассала, отдувающегося после полностью опустошённой посуды и протянувшего кубок Ангелине за добавкой. — Чего тянешь? Мне уже уходить скоро.
— Там всё намного лучше, чем мы с тобой предполагали. — Корманс конечно пострадал, но не так уж и сильно. Одну стену замка из пяти маги наказующих снесли почти полностью, от башни до башни, но сами башни ни одна не пострадали, ну, кроме донжона, где барон бился до последнего, прикрывая уход семьи. Но и там только верхние два этажа пострадали. В общем, баронесса, думаю, за полгода всё восстановит, если ты выдашь обещанную ссуду.
— Я выполняю свои обещания.
— Знаю, Степ. В остальном, как вы с баронетом и договаривались, он подписал отречение от права наследования баронства после матери в пользу сестры. Кстати, красотка, я тебе скажу, всё у неё на месте. — Карл показал на себе размеры груди и бёдер баронеты. Разумеется переборщил, таких больших в природе даже магического мира не существует. — За неделю поможет семье разобраться с уцелевшим хозяйством и уедет в Лижон к милорду Иоанну Неллерскому. С тебя письмо к полковнику о протекции.
— Сделаю. — киваю. Письмо своему молодому троюродному дяде я уже написал, осталось только передать. — Наказующие конечно от него не отстанут, память у них не очень добрая, зато очень долгая, но на королевской службе тронуть его не решатся. Иначе всё дворянство против себя настроят. Скажи, а есть в твоём представлении вообще девицы, которые бы не были красотками? — шучу и тут же задаю серьёзный вопрос: — Изольде-то будешь что-нибудь отвечать? Если что, я готов помочь в этом деле.
Милорд Монский тоже стал серьёзен. Немного задумался, затем качнул головой.
— Нет. — ответил. — Ни письма, ни встречи не будет. А вот к родителям я бы съездил зимой. Тут недалеко. Если разрешишь конечно.
— Разрешу, куда я денусь? — поднимаюсь с кресла. — Пойдём в поселение, по дороге расскажешь во всех подробностях о баронете Георге. Эх, как бы он нам самим или моему роду пригодился, да не стоит ещё и с красным орденом отношения портить. Хватит короля и герцога Альфонса на первое время.
— Скоро так по всему континенту будут люди лично тебе обязанные. — усмехнулся друг, поднимаясь вслед за мною. — Много должников — это хорошо.
Как же ты молод, Карл. Не всё так однозначно. Кредиторов не любят. Впрочем, люди по настоящему благородные знают, что такое долг. Надеюсь, те, кому я помог и буду помогать относятся к таким. Лишних иллюзий не испытываю, наверняка найдутся и поросята, которых обязательства передо мной станут тяготить, но всё же, полагаю, такие окажутся в меньшинстве.
В поселение мы направились пешком. У меня есть и портшез, и паланкин, и карета, но вызывать их и тратить время на ожидание подачи было бы и барством, и глупостью. Идти-то до гостиницы всего ничего, четыре-пять сотен шагов. К нам присоединилась пятёрка моих вояк. Охраняют. Даже в моём собственном монастыре приходится почти постоянно ходить с эскортом, соратники настояли. Да я особо и не возражаю уже, и привык, и понимаю, что лишним не будет, мало ли что.
В арку как раз гонят полтора десятка крепостных из Гутово. Завтра суд, мне предстоит выносить решения о судьбе этих людей. Там всё, и взыскание недоимок, и разбор споров, и проступки. Не судите, да судимы не будете. Наверное, так и есть. Только таковы мои обязанности, от которых никак не отвертеться. Не бывает так, чтобы жизнь состояла из одних только удовольствий и приятных дел. Вчера я выносил наказания и разрешал споры в отношении крестьян Монастырки, сегодня вот очередь этих бедолаг. Пока даже не знаю, в чём они провинились или чего не поделили. Ничего, разберусь с самого утра. А пока их проводят мимо меня в хозяйство брата Никиты, нашего тюремщика. Тот уже приготовил камеры на верхнем ярусе.
До гостиницы я дошёл уже с большим шлейфом увязавшихся за мной паломников, которым мало оказалось полученного от меня благословения, а хотели ещё добиться исповеди или напроситься на аудиенцию, но мои вояки во главе со штаб-капралом Николасом, впервые заступившего в наряд в качестве помощника начальника караула, никому не позволили близко ко мне приблизиться.
— Ваше преподобие, — встретил меня во дворе трактира Барт Итров. — Я верил, что вы проявите милость. — в глазах скототорговца светилась надежда. — Я ждал, я надеялся…
— Ну, вот он я. — поправляю рясу. — Веди к своей девочке. Посмотрим, чем смогу помочь.
При мне и амулет полного восстановления — находиться три часа в гостинице, создавая плетение, мне не хочется, я лучше использую вложенное в изумруд заклинание, а потом его у себя в покоях восстановлю, и флакон святой воды нашего источника. О благорасположении Создателя забывать не следует.
Глава 16
Какое небо голубое. Хорошо им любоваться, лёжа в центре лесной поляны на спине поверх плотного войлочного отреза ткани. От шатра я отказался. На кой чёрт он нужен в такую погоду? Только сейчас понимаю, как я вымотался за последние недели, давно было пора устроить себе отдых.
Охоту я никогда не любил, вот и здесь не изменил своего отношения к убийству зверей. Милордам Карлу с Гербертом и миледи Алисе нравятся, вот пусть они и гоняются за косулями, или за зайцами, или ещё за какой-нибудь живностью. Вообще у меня тут каждой твари по паре. Только позавчера пропавшая давно свинья, за исчезновение которой успели содрать плетьми всю шкуру на спине свинопаса, вдруг объявилась, выйдя к стаду, да не одна, а с целым выводком поросят, причём, полосатых. С диким кабаном нагуляла развратница.