согласился Винс. Никаких насмешек. Просто искреннее счастье для меня.
Я проследил контур ее ребра, наслаждаясь тем, как она подпрыгнула и ее голая киска потерлась о мой живот. Толчок удовольствия промелькнул на моем лице, и ее рука задрожала. Бритва царапала кожу, но мне было все равно.
Она была так прекрасна.
Мои пальцы снова пробежались по ее ребрам.
— Ты ела?
— Я работаю в две смены. Скорее, в три смены. У нас не хватает персонала, так как Дана уехала и…
Я провел пальцами от ее грудной клетки до грудей и погладил соски.
— И?
Она откинула голову назад и застонала.
— Грэм уволился.
— Он уволился? — Я убрал пальцы с ее сосков, чтобы она могла обратить на себя внимание. — Он сказал, почему?
Она вернулась к бритью моего лица — на этот раз другой половины.
— Он сказал, что у него были проблемы с руководством, но он подписал соглашение о неразглашении, чтобы получить выходное пособие. Я в этом убедилась.
Кто бы мог подумать?
Ариана Де Лука тушит мои пожары.
Она закончила бритье моего лица и вытерла бритву о полотенце для рук.
— У меня на столе лежит досье. — Я обхватил ее за задницу и прижал к себе, прижимая ее киску к своему животу, пока бритва стучала по мраморной плитке, а свободная рука Ари обхватила мое плечо. — Здесь есть одобренная заявка на бармена.
Она положила другую руку мне на грудь.
— Моя замена?
— Ты была занозой в моей заднице.
— А теперь?
— Ты знаешь, что я люблю тебя, — выругался я, сжав ее волосы в кулак и слегка потянув, наслаждаясь тем, как она застонала от укуса.
Проведя языком от ключиц к шее, я провел зубами по чувствительной коже. Ее ногти впились в мое плечо, несомненно, оставляя маленькие полумесяцы.
— Поцелуй меня, — умоляла она.
Я коснулся ее губ своими, а затем прижался к ее губам. Мой язык проскочил мимо ее губ, погладил верх ее рта и столкнулся с ее языком. Она сосала кончик, пока мой член не уперся в нее.
Опираясь на мои плечи, она немного приподняла свое тело и опустилась на мой член. Вода заплескалась при этом движении, но потом осела. Она покачивала бедрами вперед, медленно натирая мою эрекцию, доставляя мне удовольствие.
Я позволил ей задавать скорость, наслаждаясь тем, как она не торопится наслаждаться моим телом. Вода вокруг нас двигалась легкими волнами, реагируя на ее неторопливые движения. Я поддержал ее, положив обе ладони ей на спину, и наклонился вперед, чтобы взять ее сосок в рот. Он покраснел, когда я прикусил его.
Ее киска сильнее сжалась вокруг моего члена, и она взмолилась:
— Еще раз. Я так близко.
Я отпустил ее сосок и поцеловал ее губы. Потянувшись к ее телу, я раздвинул ее попку и провел пальцем по ее дырочке.
— Кончи на мой член, детка.
Она кончила на меня, когда я ввел палец в ее попку. Другая рука обхватила ее талию, и я стал овладевать ею, вгоняя свой член в ее киску, когда она напряглась вокруг меня. Я кончил в нее, мой член был настолько глубоко, насколько позволяло ее тело.
Вода плескалась о край ванны. Ее стоны эхом разносились по комнате. Наша похоть, секс и жар воды наполнили комнату паром. Было грязно, туманно и шумно, но она прогнала мою боль, и это были мы.
АРИАНА ДЕ ЛУКА
Когда я росла, моя тетя всегда говорила мне, что нужно быть осторожной с теми, кого любишь. То, что случилось с моей мамой, нанесло ей шрам, и, возможно, она слишком хорошо знала меня, даже когда я сама себя не знала, но она хотела, чтобы я нашла кого-то, кто относился бы ко мне с осторожностью и заботой. Того, кто сохранит меня целостной.
Звучало это скучно до чертиков, и, проведя последнюю неделю без Бастиана, я поняла, что безопасность — это не то, чего я хочу.
Я не хочу, чтобы меня любили, как книгу, поставленную на полку, обращались со мной с кропотливой, деликатной заботой, хранили в чистоте и порядке, как блестящий трофей. Я хочу, чтобы меня использовали и пожирали, постоянно держали рядом, перечитывали снова и снова, пока все, что есть во мне, не будет отмечено и поглощено, страницы не согнутся и не сотрутся от воспоминаний, а следы, которые он оставил на мне, невозможно будет стереть.
Бастиан мог использовать меня сколько угодно и выплевывать обратно несочетаемые кусочки, потому что я делала то же самое с ним, и наши разбитые части научились бы подходить друг другу. Это и есть любовь. Она не идеальна. Это поиск способа быть несовершенными вместе.
Простыни на кровати были изорваны после второго раунда нашего секса. Мы с Бастианом смотрели в потолок, наши руки были близки друг к другу, но не касались. На мне не было ничего, кроме блеска пота после секса, и я ждала, когда он доверится мне.
— Скажи, что любишь меня.
Это прозвучало из ниоткуда.
В его голосе звучало полуотчаяние, так не похожее ни на одну из его версий, которые я когда-либо видела. Я ничего не ответила. Только что он просил меня не делать этого. Я не хотела, чтобы именно при этих обстоятельствах я впервые произнесла эти слова, но сейчас невозможно было отрицать, насколько сильно я их чувствовала.
Я люблю тебя, Бастиан. Мне нравится твое остроумие. Мне нравится, как ты неапологетичен. Мне нравится, что ты возводишь вокруг себя стены — не потому, что ты жестокий, а потому, что любишь слишком сильно. Мне нравится, что ты любишь меня. Мне нравится, что ты мой.
Я держала эти слова в голове, где они останутся до тех пор, пока он не выздоровеет. Горе — это другое название любви. Это вся та любовь, которую он хотел бы дать, но больше не может. Вся любовь, запертая в его теле, — это пустота в местах, которые когда-то были полны, и полнота в местах, которые когда-то были пусты. Комок в горле. Дыра в его душе.
Я хочу его любви. Я хочу ее так сильно, что мое собственное горло чувствует тот же комок, моя собственная душа разделяет ту же дыру. Но я не хочу его любви, потому что он ищет место для своего горя, а я была первой, кто сказал ему: "Я люблю тебя". Когда он услышит эти слова от меня, они будут незапятнанными горем.
Бастиан несколько минут ждал, пока я произнесу эти слова. Когда я этого не сделала, он заменил их.
— Пойди со мной на его похороны.
— Хорошо.
Я знала, чем это чревато. Там, скорее всего, будет мой сводный брат. Дамиано Де Лука пугал меня, но если Бастиан пойдет на похороны, то мне некуда будет пойти. Я повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, гадая, что у него на уме.
Я прижалась к его щеке.
— Скажи мне, чего ты боишься.
Он не колебался, и меня поразило, насколько бесстрашным был этот человек.
— Исцеления. Быть в порядке и счастливым в мире без него.
Я не сказала ему тех трех слов, которые он хотел услышать, но он дал мне ответ на вопрос, которого я не была уверена, что моя нечестность заслуживает.
Юпитер и Ганимед, — раздался в моей голове голос Винса, и в кои-то веки я задумалась.
Юпитер и Ганимед.
Один вращается. Другой гонится.
Это было странное время для того, чтобы надежда поглотила меня, но, возможно, все эти годы то, что внутри меня говорило мне продолжать идти вперед, с нетерпением ждать следующего дня, не было долгом. Возможно, это была надежда.
Любовь была разбита, но, возможно, мы были из тех, кто может заставить разбитую любовь работать.
ГЛАВА 38
Трус — это тот, кто позволяет страху
преодолеть чувство долга.
Джордж С. Паттон
АРИАНА ДЕ ЛУКА
Большинство людей считали, что добро и зло — это черное и белое.
Я же знала больше.
В то время как гуппи, которые целыми днями сидели за бюро, настаивали на том, что существует четкая грань между добром и злом, я не соглашалась. Линия была неровной. Изогнутой. Она уходила влево, когда вы думали, что уйдет вправо, и вправо, когда вы думали, что уйдет влево. За ней невозможно угнаться, и единственное, что можно было сделать, — это надеяться, что поступаешь правильно.
Быть с Бастианом — выбрать Бастиана — было самым верным решением, которое я когда-либо принимала.
Я сомневалась, что кто-то в этом офисе смотрит на это так же. Меня вызвали. Не для отзыва и извлечения, а для тайной встречи. Я не знала наверняка, но подозревала, что Дженн рассказала Уилксу о нашей последней встрече.
Уилкс похлопал меня по плечу, когда я проходила мимо него, и села в кресло. Склад, в котором мы находились, был пуст, в центре стоял стол, а над головой висела одинокая лампочка. За столом я увидела Дженн, Симмонса и двух аналитиков.
Никто из них не выглядел довольным моим появлением.
Кофе, который протянула мне Дженн, был горьким на вкус, когда я поднесла его к губам, борясь с его жаром, а затем отставила.
— Вы все выглядите счастливыми.
Уилкс занял место во главе стола.
— Мы знаем, что Винсент Романо умер. Мы также знаем, что его тело доставят в Нью-Йорк в сопровождении королевских особ Андретти в знак окончания их кровавой войны.
Я не знала, откуда он это узнал — возможно, "крот" или другой агент под прикрытием, — но он не назвал источник информации, что означало, что он прикрывает меня, потому что это была информация, которую, как мы оба знали, я должна была передать ему.
— Бюро одобрило сделку об ограниченном освобождении заключенного с низким уровнем риска, чтобы, откровенно говоря, разжечь хаос и посмотреть, что из этого получится.
Разжечь хаос.
В семье, которая только что потеряла одного из своих любимых.
Я ненавидела эту работу.
Симмонс закрыл папку, которую держал открытой.
— Моника?
Уилкс кивнул.
Я бросилась вперед, хватаясь за любое оправдание, чтобы остановить это.
— Она не связана с мафией.
Непредсказуемая змея, недостойная и двух монет, которые можно спустить вместе, была бы более точным описанием. Моника предала Ашера, помогла группе киллеров проникнуть в его пентхаус и с самого начала саботировала отношения Люси и Ашера.