– Что это? – спрашиваю у своей спутницы, чтобы попусту не тратить время на догадки.
Эмер направляет луч своего фонарика туда же и двигает им из стороны в сторону.
– Видишь, примерно посередине стены стеклянная дверь, за ней короткий переход в Бастион E. Знаю, баррикада выглядит убого, но она дает какую-никакую защиту от восточников. Если они начнут ломиться сюда, дозорные Хатчинса так и так это услышат и предотвратят. Чтобы разобрать мебельные завалы, нужно потратить часа два, не меньше. А сделать это бесшумно, тем более с той стороны, невозможно.
Медленно перемещаю луч света и еще раз оглядываю защиту. Эмер права, она не ахти какая, но лучше это, чем ничего.
– На других этажах так же?
– Да. На всех, кроме первого. Там проход заложили кирпичом и залили раствором. Но это было еще до того, как мы с Зейдом оказались в Бастионе. Ты слышала, что сказал Хатчинс. Стена начала разваливаться, требуются строительные материалы, чтобы восстановить ее. Зейд оставлял запрос в прошлый раз, но вот привезут ли то, что нам нужно, неизвестно. Ребята из правительства не очень-то щедрые на подобные вещи. – Она ненадолго замолкает и отворачивается от баррикады. – Ладно, идем. Темнеет уже, а крыша под запретом. Хотя бы из окна попробуем понаблюдать за восточниками. У самой стены нет деревьев, как раз вырубили на такой случай. Так что, если они находятся где-то поблизости, мы этого не пропустим.
Эмер направляется к ближайшей двери, что ведет в помещение, окна которого выходят во внутреннюю часть Бастиона. Собираюсь последовать за ней и перевожу фонарик, чтобы осветить неровный пол под ногами. Но жмурюсь, потому как по глазам продолжает бить свет со стороны баррикады.
– Эмер… – начинаю я, но голос тонет в звоне разбившегося стекла.
Непроизвольно вскрикиваю, когда нижнюю часть шеи опаляет жгучей болью, вскидываю руку, и в тот же миг что-то с дурной силой врезается в руку чуть ниже локтя. По инерции отшатываюсь назад и врезаюсь спиной в дверь, отчего она едва не захлопывается.
– Дерьмо! – кричит Эмер, кажется, прямо мне в ухо. Хватает за свободную руку и затаскивает в помещение, с грохотом захлопывая за собой дверь. – Ты как?
Быстро моргаю, неотрывно глядя на кожаный наруч, методично покрывающийся багровыми потеками, стекающими по локтю и падающими на пыльный пол. Чувствую, как сквозь прижатые к шее пальцы толчками просачивается кровь, и сильнее прижимаю ладонь к ране.
Черт!
Мне нельзя терять кровь!
Если ее не остановить, в ближайшее время понадобится противоядие, которого у меня с собой нет.
– Нет, – бормочу в ужасе, еще сильнее зажимая ладонью рану, что не особо помогает.
– Что – нет? – требует Эмер и, не жалея сил, встряхивает меня за плечи.
Перевожу на нее бешеный взгляд, совершенно наплевав на то, как девушка может его интерпретировать.
– Мне нужна аптечка, – говорю глухо.
Эмер оглядывается, но, естественно, требуемое не появляется из ниоткуда.
– Дай мне посмотреть. Нужно выяснить, насколько все серьезно.
Отрицательно мотаю головой и отступаю, не желая разжимать пальцы и терять драгоценную кровь, которой и без того вытекло немало. Врезаюсь спиной в стену и понимаю, что перед глазами затеяли мельтешение черные точки, голова начинает кружиться, а к горлу стремительно подкатывает тошнота.
Нет-нет-нет-нет!
– Аптечка есть на первом этаже, – сообщает Эмер, но я практически не слышу ее.
Аптечка уже не поможет.
Из горла рвется неопределенный хрип, ноги становятся ватными, и я сползаю по стене, не желая признавать, что для меня все закончится так.
– Черт! – кричит Эмер, от громкости ее голоса в ушах звенит, а перед глазами внезапно проясняется. Несколько раз моргаю и фокусирую внимание на девушке, успевшей переместиться к дальней стене, возле которой стоит стол с рацией. В нее прямо сейчас и вопит Эмер: – … тащи сюда долбаную аптечку! И гребаный пулемет!
Она бросает рацию и разворачивается ко мне. В тот же миг окно позади нее разлетается стеклянными брызгами, Эмер пригибается и отбегает прочь.
Не могу произнести ни звука, ощущая ужасную сухость в горле – еще одну предвестницу приближающегося приступа.
Дерьмо!
Закрываю глаза, не в силах держать веки открытыми. Эмер с такой силой встряхивает меня за плечи, что голова ударяется о стену. Вмиг распахиваю глаза и шиплю от новой боли.
– Отстань, – бормочу неразборчиво.
– Ага, сейчас, – отрезает Эмер. – Не отключайся, чертова неженка! И перестань смеяться, ненормальная!
Я смеюсь?
Чувствую, что губы и правда растянуты в широкую улыбку, но она быстро пропадает, когда до слуха доносится какофония звуков из коридора.
Кто-то кричит и стреляет.
Эмер хватается за пистолет ровно в тот момент, когда дверь с грохотом распахивается. Помещение заполняется людьми, часть из них отбегает к окнам и открывает стрельбу по тем, кому не посчастливилось оказаться снаружи.
– Где аптечка? – требует Эмер.
– Не до нее было, – судя по голосу, отзывается Зейд и тут же распоряжается. – Неси ее на первый этаж.
Передо мной присаживается Ксандер, лицо которого расплывается. Даже проморгавшись, не могу сфокусироваться. Миг спустя мое тело словно пушинка взлетает и прижимается к твердому торсу Рида.
Перед глазами все плавится в отвратительные смазанные пятна, тем не менее мозг еще не утратил способность соображать, и я догадываюсь, что меня куда-то несут.
До слуха долетают отрывистые фразы, которые нельзя расценивать иначе, как приказы. Минуту, а может, и целую вечность спустя оказываюсь в горизонтальном положении, отчего головокружение немного утихает, но легче почти не становится.
Мне жизненно необходимо противоядие. Прямо сейчас. Иначе уже через считанные минуты вместо отголосков приступа наступит он сам, а после мне придет конец.
Неимоверным усилием воли заставляю себя открыть глаза, которые закрылись я даже не знаю когда. Обшариваю незнакомое помещение внимательным взглядом, никого кроме Ксандера не вижу. Он закатывает длинные рукава темной футболки, открывая татуировки, и присаживается на колени перед матрасом, на который меня уложил.
Наши взгляды пересекаются, вижу неподдельную тревогу в его глазах, когда он понимает, что я здесь, а вовсе не в дурмане от потери крови.
– Хэтти? – негромко зовет он. – Слышишь меня?
С трудом разлепляю пересохшие губы и выдыхаю:
– Да…
Он хмурится и качает головой.
– Больше ничего не говори. Сейчас я наложу швы…
– Нет, – протестую слабым голосом.
– Хэтти… – начинает Ксандер, но замолкает, когда я с силой вонзаюсь ногтями в его запястье.
Сейчас мне поможет только одно, и это не швы. Оглядываю комнату еще раз, чтобы убедиться, что мы только вдвоем. На размышления нет времени, как и другого выхода в принципе. Мне придется довериться ему, иначе… не будет никакого иначе.
– Воды, – прошу со всей настойчивостью, на какую только способна в данных обстоятельствах.
Ксандер поджимает губы, но все же легко поднимается на ноги и отходит не больше чем на метр, чтобы через три секунды вернуться с литровой бутылкой. Он откручивает крышку и вновь опускается на колени, чтобы помочь мне попить.
Дрожащей рукой достаю из кармана обсидиановый диск, на который Ксандер пялится сначала непонимающе, а затем недоверчиво.
– Что ты?.. – произносит он, но я перебиваю.
– Разломай и смешай.
Он, не моргая, смотрит на меня, в его глазах разгорается уголек осознания, и, судя по стремительно меняющемуся выражению лица, Ксандеру не нравится положение вещей.
– Ты, должно быть, шутишь?! – рычит он звенящим от ярости голосом.
Не нахожу сил ни на что, кроме как закрыть глаза и стиснуть зубы, чтобы побороть новый приступ тошноты. Чувствую, как из пальцев исчезает обсидиановый диск и миг спустя слышу его хруст.
С трудом поднимаю веки, Ксандер злым движением запихивает в горлышко бутылки последний кусок моего спасения и уже собирается закрутить крышку.
– Стой, – протестую я. Голос звучит так слабо, что приходится предпринять еще одну попытку. – Подожди.
Рид переводит на меня свирепый взгляд, но он тут же меняется на встревоженный.
– Хэтти?..
– Кровь, – шепчу я, и Ксандеру приходится склониться к самому моему лицу, чтобы расслышать. – Добавь мою кровь и взболтай, пока все не растворится.
Слова отнимают все силы, сквозь накрывающую меня темноту чувствую зарождающуюся боль в мышцах, а также нарастающий шум крови в ушах. Сердце колотится в три раза быстрее обычного, ощущаю мощь его биения о ребра. Приступ совсем близко, и если Ксандер не поторопится, у меня не больше десяти минут.
Кожа становится настолько чувствительной, что легкое прикосновение к лицу теплых пальцев кажется обжигающим. Непроизвольно дергаюсь, Ксандер не позволяет отодвинуться, настойчиво удерживает меня на месте.
До слуха доносится его голос, но я уже не в силах разобрать ни слова. Каждая мышца пылает от разрывающей боли, голова кружится на невообразимой скорости, а внутренности скручивает спазм, отчего все тело сжимается в единый ком пульсирующих нервов.
Губ касается что-то холодное, непроизвольно приоткрываю их, желая хоть немного погасить пламя. В тот же миг рот заполняет противная жидкость, которую я непроизвольно проглатываю, едва не закашлявшись. Пытаюсь отстраниться, не получается. Отвратительная дрянь продолжает заливаться в горло, медленно наполняя меня силой, возвращая мышцам и мозгу работоспособность, разглаживая нервы и возвращая их на место.
Но на то, чтобы восстановиться, нужно время, которое Ксандер мне не дает.
Много. Противоядия слишком много.
Еще раз пробую отстраниться, но ничего не выходит. Рид продолжает вливать в меня непомерную дозу дряни, которая может принести обратный эффект. Взмахиваю рукой, кое-как отбиваясь от бутылки. Жидкость расплескивается и попадает мне на лицо.
– Хватит, – хриплю я и закашливаюсь.
Делаю несколько глубоких вдохов и протяжных выдохов, откидываюсь спиной на что-то твердое и лежу, ожидая, когда станет легче.