— Мы с мужем должны думать о будущем сына, но об Ирме тоже позаботимся. Если она выйдет замуж за хорошего человека, мы подумаем, что еще можем сделать, — сказала фрау Вальдорф.
С точки зрения Лабрюйера, Янтовский был очень даже хорошим человеком. Но фрау явно имела в виду немца, а не поляка, и такого немца, что имеет собственное имущество, а не сидит на казенном жалованьи. Лабрюйер был хоть и не чистокровным, но почти немцем, одна фамилия чего стоила.
В Полицейском управлении он отыскал Линдера.
— Кто занимается стрельбой на Церковной улице? — с ходу спросил Лабрюйер.
— Горнфельд, а на что тебе?
— Это в меня стреляли.
И Лабрюйер рассказал о своей погоне.
— Так, значит, госпожа Иванова там живет?! — обрадовался Линдер.
— Может, живет, может, гостит. Но дворник ее знает.
— Идем к Горнфельду. Он там теперь с раннего утра хозяйничает, сам понимаешь — лезть в дом без его ведома неприлично. Думаю, на трамвае мы за четверть часа доедем.
— Чем он так долго занимается? — удивился Лабрюйер.
— Во дворе тело подняли. Похоже, один из тех, что на тебя напал. Или один из твоих непрошеных защитников. Сам понимаешь, приходится там торчать, пока не станет ясно, что никому ничего не ясно…
Тело как обнаружили во дворе, так там и оставили, поочередно приводя к нему жильцов, чтобы услышать одно: впервые вижу. Рядом с телом стоял растерянный дворник — он не понимал, как вышло, что прямо в его присутствии человеку свернули шею.
Линдер отыскал в одной из квартир инспектора Горнфельда и объяснил, что эта ночная стрельба, возможно, имеет отношение к делу об убийстве в Кайзервальде. Лабрюйер меж тем быстрым шагом направился в фотографическое заведение.
— Фрейлен Каролина! Фрейлен Каролина! — звал он, входя. — Мне срочно нужна карточка — из тех, что сделал «Атомом» Пича!
Карточки лежали в лаборатории, Лабрюйер взял одну и поспешил во двор, где в полном недоумении ждал его Линдер. Дворник сказал молодому инспектору, что господин в тужурке обещал быть через пять минут, но прошло уже куда больше пяти.
— Вот! — воскликнул запыхавшийся Лабрюйер. — Смотри, Линдер. Портрет покойника, о качестве умолчим! Но это точно он!
— Второй топтун? — сразу догадался Линдер. — Странная история. Какого черта караулить тебя ночью возле фотографии? И какого черта нападать на тебя посреди улицы?
— Этого я не знаю. Единственная версия — кто-то не хотел, чтобы я встретился с госпожой Ивановой. Хотел бы я понять, как связаны убийство Пуйки, убийство Фогеля и убийство этого господина…
— Господин? Он одет как мастеровой или как слесарь с «Мотора» или с «Феникса». Тужурка, кепи…
— Ну так и я в тужурке, потому что пальто придется долго чистить — я вывалялся, как свинья. Ну-ка, посмотрим, какие у нашего слесаря ручки…
Руки были чистые, без мозолей, без въевшейся грязи под ногтями.
— Так-то, молодой человек, — поучительно сказал Лабрюйер. — Тужурку напялить несложно. А шею ему свернули мастерски… Да, главное-то я и не сказал. Я ведь одного из них пометил.
— Как?
— У человека вот тут очень слабые связочки. Когда он пытался меня придушить, я разорвал ему кисть.
— Так! Врачи! — сразу сообразил Линдер. — Он сам такую рану лечить не станет. У нас появился один паренек. Проходил свидетелем по делу о краже в ломбарде — знаешь, том, что на Кузнечной? И так ему понравились наши приключения, что запросился в полицию хоть кем. Лет ему двадцать, я сам в двадцать начинал. Мечтает стать агентом. Для наружного наблюдения пока не годится — на ходу машет руками, как ветряная мельница, и вид приметный. А обойти по списку докторов — это он может. Я ему легенду придумаю, заставлю вызубрить.
— Похождений Пинкертона начитался, — буркнул Лабрюйер.
— Ну и что? Я сам их начитался. А теперь, — Линдер повернулся к дворнику, — в какой квартире проживает госпожа Иванова?
— Нет у нас никаких Ивановых.
— А кого же ты вчера впускал?
— Так то — Ливанова. Фрау Ливанова.
— Черт бы побрал этого Парадниека! — возмутился Линдер. — Из-за него Самойлов в адресном столе днюет и ночует. Мы бы эту Иванову до второго пришествия искали. Ну так в какой она квартире?
Квартира оказалась богатая, Линдера и Лабрюйера впустила молодая и очень вежливая горничная, провела в гостиную. Ее хозяйка вышла через десять минут в домашнем платье и безупречно причесанная. Лабрюйер уже знал, что увидит красивую женщину, а вот Линдер был ошарашен. Он представился, представил и Лабрюйера, назвав своим помощником.
Начали с простых вопросов: в котором часу дама возвращалась, знает ли тех, кто на нее напал.
— Меня об этом уже спрашивали, — сказала госпожа Ливанова.
— Вас спрашивали в связи с убитым мужчиной, Ольга Александровна, — ответил Линдер. Он отлично говорил по-русски, но в разговорах с людьми высокопоставленными и образованными малость терялся и делал между словами неожиданные паузы.
— Я понятия не имею, кто этот человек, господин инспектор. Он напал на меня в подворотне, я кричала, кто-то прибежал на крик, я вырвалась и побежала к лестнице. Вот все, что я знаю.
— Это правда, — согласился Линдер. — Но было еще одно убийство, несколько дней назад, в Кайзервальде. Это случилось в тот день, когда вы с детками поехали в зоологический сад.
— Я вас не понимаю.
— Речь о человеке, который вам, очевидно, представился частным детективом Фогелем, — вмешался Лабрюйер.
— Фогель? Его убили?!
— Его убили, — хором подтвердили Линдер и Лабрюйер, разом взглянув друг на друга с неодобрением: изображать театральный хор они вовсе не собирались.
— Какой ужас! Но… но при чем тут я?..
— Вы дали ему задание, сударыня. И он, возможно, погиб, выполняя ваше задание, — объяснил Лабрюйер.
— Ну… допустим, я просила его… допустим! Но, — тут она огляделась. — Но он не мог погибнуть из-за моего задания. Тут недоразумение. Я, видите ли…
— Может быть, вам удобнее приехать к нам в управление? — шепотом спросил Лабрюйер.
— Да, вы правы… — прошептала она.
— Сегодня?
— Да, после обеда…
— Тогда нам остается только откланяться, — громко сказал Линдер. — Простите великодушно за беспокойство.
На лестнице Линдер и Лабрюйер переглянулись.
— Врет, — сказал Лабрюйер. — Вызывай хотя бы Фирста. Попробуем узнать, куда она сейчас побежит.
— Может телефонировать, кого-то предупредить…
— Удерет. Она совершенно не хочет рассказывать, для чего наняла покойного Фогеля. Спрячется так, что не найдем.
— Но она же замужняя, у нее дети, муж…
— Видимо, дело для нее довольно серьезное — она очень испугалась. Давай-ка найдем Горнфельда. Он уже знает, в каких квартирах установлены телефонные аппараты. Вызовем Фирста…
— А пока приедет — займем наблюдательный пункт в больнице. Там из окна приемного покоя как раз виден перекресток. При нужде и бежать недалеко.
— Нужно поставить у входа в больницу ормана.
— Точно!
Глава тринадцатая
Госпожа Ливанова сбежала довольно быстро.
Лабрюйер и Линдер видели в окно, как дворник побежал на Александровскую ловить ормана. Пролетка встала на Церковной напротив дома, где жила госпожа Ливанова. Лабрюйер первым сорвался с места, быстро засеменил по ступенькам, за ним поскакал по лестнице Линдер.
Дама быстро вышла, дворник вынес саквояж. И пролетка покатила в сторону Гертрудинской церкви. Лабрюйер велел орману ехать следом, выдерживая расстояние в полсотни сажен.
— Эх, жалко, Фирст зря прокатится… — вздохнул Линдер.
— А ведь она к вокзалу едет! — сообразил Лабрюйер.
— Это было бы просто замечательно!
Вскоре стало ясно, что госпожа Ливанова собралась на Туккумский вокзал.
— Неужели на штранд поедет? — удивился Линдер. Погода не располагала к прогулкам по взморью. Но на дачах штранда, протянувшегося вдоль берега залива чуть ли не на пятнадцать верст, можно спрятаться и отсидеться. Сейчас они пустуют, и хозяева охотно сдадут комнату за разумные деньги. Можно также снять жилье у местных рыбаков…
— Может сбежать в Кеммерн, в Туккум, в Виндаву, в Митаву, в Либаву… — Либава Лабрюйеру совсем не понравилась, потому что там — порт и сто возможностей убраться из Лифляндской губернии хоть в Африку.
— А еще с Туккумского вокзала ходят поезда в Минск и в Берлин, — напомнил Линдер.
— Чтобы в Берлин — паспорт нужен.
— Похоже, у нее в саквояже дюжина паспортов на все случаи жизни…
— Вряд ли. Тогда она меньше бы нас испугалась.
— И, кажется, с Туккумского вокзала можно уехать в Усть-Двинск…
Эта возможность Лабрюйеру тоже не понравилась. Усть-Двинск — это прежде всего крепость, которой очень интересуется «Эвиденцбюро». Молодая красивая женщина могла завести себе поклонников среди офицеров. Что там наговорила фрау Берта об интересе мадмуазель Мари к гарнизонным офицерам, о ее поездках в Усть-Двинск?
Нужно было задержать госпожу Ливанову, пока она не взяла перронный билет и не проскочила на перрон. Там, в толчее, сделать это будет труднее.
Лабрюйер догнал ее, забежал вперед и заступил ей путь.
— Сударыня, — сказал он.
Госпожа Ливанова метнулась в сторону и налетела на Линдера.
— Ольга Александровна, вы куда-то собрались? — спросил Линдер.
— Да. Мне телефонировали. Моя тетушка заболела!
Даже младенец понял бы, что это вранье.
— И где же проживает ваша тетушка?
— В Митаве. Вот, у меня и билет до Митавы.
— Лучше бы вам отложить поездку и рассказать нам, что вы знаете про убийство Фогеля, — сказал Лабрюйер. — В Полицейском управлении вы будете чувствовать себя неловко, но мы можем устроиться в другом месте, хотя бы на лавочке над каналом.
— Я ничего не могу вам рассказать, я ничего не знаю, — тут госпожа Ливанова перешла на шепот. — Это семейное дело. Я хотела знать, где бывает мой муж, только это, ничего больше… Я не могла сказать это дома, моя горничная — на его стороне, она подслушивала.