ома, у каждого есть личное пространство, а главное — мононациональная среда, и потому нет чёткого водораздела "свой — чужой". Не так очевидно, почему кто-то нагло и безнаказанно задевает окружающих, а кто-то старается незаметно проскользнуть в свой подъезд. Просто его лично это никогда не касалось. И тоже неправда. Помнится, класса до восьмого он сам третировал одноклассников вместе с закадычным дружком Данилой — обмотает кулак тряпкой для стирания с доски и лупит всех подряд — в грудину, по спине, по почкам, оставляя меловые следы на тёмно-синей школьной форме. Перед девочками рисовался, идиот. Потом, к счастью, перерос это постыдное самоутверждение. Так что всё — в природе человеческой. Почему же так стыдно и неприятно сейчас? Да потому, что оскорбляют твою нацию, а ты молчишь, довольствуясь тем, что это не касается тебя лично. Физически не касается, а морально — ещё как! Да ещё и трёшься с обидчиками, вроде как за своего тебя принимают, но при этом чувствуешь скрытую издёвку — что, русский, ссышь вступиться за земляка? Нет, тоже не совсем так — было бы за кого вступаться, вступился бы не задумываясь. А тут, во-первых, какие москвичи ему земляки — на гражданке за человека не считали, именуя лимитой, а во-вторых, уж больно низко опустились некоторые — прав Шер, не касайся, сам зашкваришься. С такими тяжёлыми мыслями, так и не найдя ответа, незаметно провалился в темноту. А перед самым подъёмом приснился чудесный сон: он просыпается дома в Пензе, в своей маленькой, но отдельной комнате. Солнце играет на некогда полированной дверце старого шкафа, и в его лучах беспорядочно кружатся мириады пылинок. На кухне мама гремит посудой, и вкусные запахи щекочут ноздри и будоражат просыпающееся сознание…
— Батарея, подъём!
— Серикбаев!
— Я!
— Назовите столицы стран НАТО, — замполит ехидно улыбался.
Рядовой Серикбаев усердно морщил лоб, сдвигал густые, чёрные брови, жевал полными, красными губами — ответ не приходил, несмотря на все старания. Тут сзади громко прошептали, и Серикбаев просветлел круглым, как луна, казахским лицом:
— Ну, во-первых, Сенегал…
Раздался смех, но какой-то нестройный. Смеялись не все… У замполита повлажнели глаза, и лицо собралось в печёное яблоко, но он держался:
— А во-вторых?
— Во-вторых, во-вторых… — Снова шёпот. — Во-вторых, Санта… Санта нана… Сантананариву…
Тут уже ржали все, даже те, кто вообще не понял, о чём шла речь. Замполит вытер слёзы рукавом кителя, обвёл глазами класс:
— Так, умники, а кто мне скажет, что имел в виду курсант Серикбаев под названием Сантанари… Сантананариву?
Класс дружно молчал. Было слышно, как на плацу чеканит шаг другой взвод.
— Что, может, лучше строевой займёмся?
Ромка знал ответы и на первый вопрос, и на второй, но совершенно не горел желанием вылезать. В армии инициатива наказуема.
— Рядовой Дубидзе…
— Я! — Нодар тяжело поднялся. У него были больные ноги из-за избыточного веса, несмотря на выдающиеся спортивные успехи. Или благодаря им. Его даже освободили от строевой, что в учебке считалось практически невозможным. Непонятно, как его вообще призвали и почему не комиссуют. На недавней проверке в санчасти при среднем росте весы под ним показали больше центнера. Как он умудрился не похудеть в армии, не поддавалось логике. А голенища сапог ему пришлось разрезать сзади, иначе икры не входили. У Нодари были необъятные плечи, очень толстые ноги и выпирающий живот. И при этом не было жира… И он делал подъём переворотом! Стальная перекладина сгибалась и стойки турника сходились внутрь, когда он, сделав мощный рывок руками и забросив ноги, оказывался наверху.
— Вот вы смеялись больше всех. Так что такое Санта-нанариву?
— Я не знаю.
— Хорошо. Тогда назовите столицы государств — членов блока НАТО.
— Я не знаю.
— Но я же диктовал на занятии примерно месяц назад. Вы должны были записать и выучить наизусть.
— Виноват, товарищ капитан! — взрослый Дубидзе, с чёрными, аккуратно подстриженными усиками, которые являлись вопиющим исключением из правил в армии, особенно на первом году службы, особенно в такой уставной части, как их учебка, заметно потел. Казалось, что Нодар не боится ничего на свете, но перед капитаном он очевидно робел.
Необыкновенно сильный физически, Нодар боялся любой власти, как ребёнок боится темноты. И замполиту это льстило:
— Садитесь.
Мастер спорта СССР, супертяж Дубидзе, гнувший о свою шею железный лом, с облегчением опустился на жалобно скрипнувший стул. Струйки пота стекали у него по шее и между лопаток.
— Итак, может, тот, кто подсказывал Серикбаеву так уверенно, сам ответит на оба вопроса или взвод продолжит политзанятие на плацу? Чтобы лучше запоминалось на свежем воздухе.
Недолгая тишина прервалась высоким, чистым голосом без малейшего акцента:
— Разрешите?
— Да, курсант Халилов, отвечайте.
— Столицы государств — членов блока НАТО как вероятного противника СССР и стран Варшавского договора: Брюссель, Лондон, Бонн, Афины, Копенгаген, Рейкьявик, Мадрид, Рим, Оттава, Люксембург, Амстердам, Осло, Лиссабон, Вашингтон, Анкара, Париж…
— Так, хорошо. Ну, и что там с Сантананаривой?
— Антананариву — столица государства Мадагаскар.
Замполит попал в неудобное положение. Он явно не знал столицы Мадагаскара, и нужно было как-то выходить из положения. Но в армии принято выходить из положения только по отношению к вышестоящим.
— За ответ, рядовой Халилов, я ставлю вам пять. А за подсказки — два наряда вне очереди.
— Есть два наряда вне очереди!
Вот и весь выход из положения…
— Товарищ капитан, разрешите вопрос?
— Да. Петраускас, спрашивайте.
— А зачем нам знать столицы стран НАТО? Мы же в ПВО служим, у нас дальность действия ракет всего триста километров.
В классе раздались отдельные смешки. Замполит напрягся. Вопрос был с говнецом, а учитывая, что исходил от литовца, попахивало провокацией. На недавнем инструктаже в штабе округа, когда в актовом зале присутствовали только офицеры-политработники, начальник первого отдела с трибуны призывал к бдительности, упоминал, что в ряде союзных республик, и в первую очередь в прибалтийских, отмечается усиление сепаратистских, националистических настроений. А потому особое внимание необходимо уделять профилактике внеуставных и межнациональных конфликтов. И при этом чутко прислушиваться к настроениям личного состава, беря на заметку малейшие проявления национализма и недовольства руководящей и направляющей ролью КПСС. Про РСФСР при этом не говорилось. По умолчанию считалось, что русские и другие входящие в неё народности к сепаратизму и национализму не склонны. Куда они на хрен денутся с подводной лодки? Собственно, с русскими так оно и было, а вот насчёт остальных… Но на вопрос надо было реагировать быстро, и двумя нарядами он не решался, здесь следовало котелком варить.
— СССР, рядовой Петраускас, является оплотом мира. Это всем известно. А потому не собирается ни на кого нападать и уж тем более посылать ракеты на города с преимущественно гражданским населением. Это понятно?
— Так точно!
— Это хорошо, что так точно. В отличие от американской военщины, которая постоянно создаёт очаги напряжённости по всей планете. И именно американская правящая верхушка, защищающая интересы транснациональных корпораций и ультрабогачей, отдала в своё время приказ на бомбардировку беззащитных Хиросимы и Нагасаки, когда погибли сотни тысяч гражданских лиц. Это тоже понятно?
— Так точно!
— И вот если они сделали это один раз, они могут сделать это ещё и ещё. Именно Вашингтон стоит во главе НАТО. И нам, бойцам Советской армии, необходимо знать потенциального противника в лицо. Чтобы не расслабляться и всегда помнить: то, что исходит из этих столиц, несёт потенциальную угрозу для нашей Родины и для всего мира!
Класс дисциплинированно молчал; Петраускас, очевидно, был уже сам не рад, что вылез с казавшимся остроумным вопросом. А капитан Осередный удовлетворённо думал: "Вот как нужно работать. Знай наших! А этого литовца нужно включить в отчёт для первого отдела и поставить пометку — все письма на перлюстрацию…"
Часть IIУпал на сапог (санчасть)
Ура! Они едут на практику. Неважно куда, неважно насколько. Важно, что едут, а значит, сменится картинка, увидят гражданку, девушек, просто людей и дома… Прошло три месяца, а кажется, целая жизнь!
Ехать оказалось недолго. Добрались на электричке с одной пересадкой и ничего не увидели. Место их назначения тоже в лесу, только под Клином. Это ракетный дивизион и радиотехнический центр, стоящие на боевом дежурстве. Совсем небольшая часть по сравнению с их учебкой.
Небольшая казарма, небольшой плац, совсем маленькая столовая, РЛС и пусковые установки. Зенитно-ракетная часть входит в кольцо противовоздушной обороны Москвы и круглосуточно охраняет небо столицы наряду с десятками или сотнями таких же. Непрерывно вращаются антенны РЛС — радиолокационной станции, фиксируя любые объекты в небе. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю операторы наведения — такие же срочники, как они, плюс дежурный офицер РТЦ — неотрывно всматриваются в экраны, на которых жёлто-зелёные лучи как заведённые бегут по кругу, словно огромные секундные стрелки. Не расслабляются и дежурные расчёты пусковых установок, готовые в любое мгновение по тревоге привести ракеты в боевое положение и, если поступит команда, произвести пуски. Тысячами ракет ощетинилась Москва.
Десятками тысяч, как дикобраз колючками, ощетинился СССР, неустанно несущий мир всему миру. Логика проста и не изменилась со времён неолита — если ты что-то несёшь соседям, пусть даже с самыми лучшими намерениями, будь готов получить сдачи. СССР готов. И получать, и давать. И невольно просыпается гордость за державу, пусть даже и нет для неё рациональных оснований. Оснований нет, а гордость есть! И в первый момент чувство иррационального подъёма при виде грозных ракет испытывают даже прибалтийские националисты и потомки туркестанских басмачей. Но потом жизнь, точнее, не жизнь, а служба входит в обычную колею и эрэлэски, и пусковые установки становятся привычной частью пейзажа, а лямка остаётся всё той же — солдатской.