В тот день Батийна немного задержалась на дальних пастбищах. Чтобы засветло добраться домой, она дала волю серой кобылке, и та понесла ее во весь опор по холмам карасазцев. Кобылка разгорячилась, шея пропотела, — лошадь входила в азарт скачки. Земля гудела, из-под копыт во все стороны летел мягкий чернозем.
Вдруг кобылка, будто увидела волка, отпрянула в сторону.
Из-за холма показалась громадная вязанка хворосту. Ее-то испугалась кобылка. Во все стороны торчали причудливые переплетения корней сгнивших деревьев, веток и сучьев. Вязанка вроде бы двигалась своим ходом, не было видно, кто, собственно, ее тащит.
Кобылица, фыркая и мотая головой, косила глазом на копну, не двигаясь с места.
Вязанка еще шевельнулась и осела. Под ней показалась совсем молодая женщина. Она поправляла подстилку на плечах, чтобы веревка не так впивалась в тело.
Батийна с нескрываемым удивлением подъехала ближе:
— Эй, милая, кто ты такая?
Вытирая рукавом вспотевшее лицо, женщина приветливо улыбнулась и тоже спросила:
— А что вы так испугались, эже?
— Как тут не испугаться? Такой ворох дров разве большому волу под силу…
Молодая женщина, краснея от стыда, поспешно укрыла колени разодранным подолом ситцевого платья.
— Ой, эжеке! Приходится. Что поделаешь?
— А с какого ты аила, милая? И далеко ли тебе еще нести этот груз? Как тебя зовут?
«Зачем тебе мое имя?» — вопросительным был тусклый взгляд женщины.
— Зовут меня Зуракан, эже.
…Помните батрака Дубану, оклеветанного байбиче Букен в юрте Серкебая, Дубану, в смятении и страхе покинувшего аил? Никто с тех пор точно не знал, жив ли этот батрак-табунщик или где-то сложил голову.
Как-то прошел слух, что в местечке Кубакы волки задрали человека. Спасаясь от хищников, он бросился вроде бы в речку, и его обезображенный труп найден где-то на острове… Родственники и близкие решили, что это и есть Дубана, оплакали его, но никто не выехал, чтобы найти останки табунщика и убедиться, действительно он ли это.
Серкебай, считая себя смертельно оскорбленным человеком, одежда которого оказалась у ног его молоденькой ненаглядной красавицы Гульбюбю, слышать не желал имени батрака. Виданное ли дело, собственный табунщик запятнал его, Серкебая, честь. Букен, жена Серкебая, заварившая из ревности эту скандальную историю, после исчезновения Дубаны и побега ненавистной соперницы Гульбюбю старалась и дальше разжигать ярость мужа.
— Смотри, как они хитро задумали, — злорадствовала она. — Один вроде от стыда убежал, другая вроде от позора ушла, а сами, наверное, где-то встретились да живут теперь вместе, нечестивцы и плуты. Отец детей, как это ты мог проглядеть? Ведь ты всегда отличался острым глазом, чутким ухом и ясным умом! И в какой роковой день ты встретился с хитрой лисой? Она показала тебе пушистый хвост и была такова. И с кем удрала? С несчастным, грязным табунщиком Дубаной! — Букен, с опухшими от притворных слез глазами, небрежно махнув рукой в сторону полога юрты, прочитала заклинание. — Тьфу-тьфу, нечестивцы. Чтоб духу вашего тут не было! Да исчезнут все мои недуги, и все несчастья и все напасти нашего скота исчезнут вместе с вами, отвратные беглецы, погибель на вас!
Будь на то ее воля, Букен ни за что не позволила бы мужу взять вторую жену. Увы, это было не в ее силах. Обнажая для него белую шейку, игриво, с подобострастием сказала:
— О мой повелитель, мне не жалко, что за эту беспутницу отдано столько отборного скота. И горя мало, что она ушла. Обидно лишь за твою запятнанную честь. Не вздумай жениться еще раз, мой бай.
— Не твоя печаль, байбиче, — с задорцем ответил Серкебай, — разве мало хороших девушек на свете? Разве Серкебай скота лишился? Слава аллаху, все есть, всего хватит. А мне неужели жить теперь бобылем, как бесчестному мужчине, а? Подумаешь, женщина лягнула меня маленько в грудь. Дальше, байбиче, ты мне сама выберешь подходящую девушку. Да, да, та, что тебе понравится, приглянется и мне, байбиче. А токол мне все-таки нужна на старости лет. Чтоб колени зябкие отогревала…
Букен чуть не подскочила:
— Бог с тобой, мой повелитель! Разве токол Гульбюбю тебя еще недостаточно проучила?
Серкебай похлопал байбиче по плечу:
— Умница ты у меня. Введи в юрту ту, которая во всем тебе будет повиноваться.
«Лопнуть твоему мочевому пузырю! — с недобрым чувством подумала Букен. — Заладил — дай ему токол, и все тут». Насупив брови, но сдерживая свой норов, чтобы не разбудить ярости мужа, Букен со смешком добавила:
— Ладно, мой повелитель. Будет по-твоему. Если уж так нужна тебе токол, найду ее сама. Да успокоится твое любвеобильное сердце.
И она нашла ему токол. Нашла среди своих родственников. Это была Каликан — дочь Калдыбая. Кроткая, безропотная девушка. Поэтому хозяйством и даже мужем управляла теперь безраздельно Букен, и байбиче была этим очень горда.
Заметив как-то, что муж в хорошем настроении, она сказала:
— Мой повелитель, ты после меня, как сам говорил, женился на самой красивой девушке. Верно? Ты ее лелеял и холил, как цветок. Говорил, что у луноподобной Гульбюбю золотой пуп. И оставила она тебя «с пупом», опозорила нас на всю степь. Теперь позволь мне решать. Так лучше. Женился ты на дочери бедняка. Где место второй жены? На кухне, конечно. Нечего ее баловать. Не буду баловать ее и я. Пусть привыкает и варить, и стирать. Если ты уважаешь меня и считаешь матерью своих детей, избавь меня от кухни и домашних забот… Помнишь мастера по дереву, нашего дальнего зятя и его сына Текебая? Молодец джигит. Все у него ладно получается. Безропотно работает парень за троих. И жену себе нашел под пару. Проворная, в руках у нее горит любая работа. По слухам, она дочь какого-то дехканина с Чуйской долины. С детства приучена делать все сама. Так вот я думаю, не нанять ли ее к нам на кухню? Разве плохо — ты вернулся из гостей, из аила, и тебя ждет свежая еда и веселая жена? Вдвоем с твоей токол они горы перевернут. А платить будем мало. Ну, за полгода столько, сколько бы взял за месяц один наемный работник. А какая слава о тебе снова пойдет! Все заговорят в один голос: «Смотрите, Серкебай для своей байбиче нанял служанку и заставил работать на нее даже токол».
Серкебай заносчиво крякнул:
— Э-э, золотоволосая байбиче! Делай, поступай как знаешь. Тебе видней.
И Букен сделала по-своему. Наняла вместе с тихоней Текебаем и его работящую жену. Именно эта Зуракан, у которой в руках горела любая работа, повстречалась Батийне с огромной вязанкой сухих коряг и веток. Она-то и напугала кобылку Батийны.
Зуракан оказалась на редкость словоохотливой женщиной. Привалилась спиной к вязанке и все рассказала Батийне про себя.
Если в начале встречи Батийна восхищалась неимоверной физической силой этой еще совсем молодой женщины, теперь она убедилась, что Зуракан, кроме того, и отличная рассказчица. Узнав, что Зуракан работает на кухне у Букен, Батийна пожалела ее: иметь бы свою юрту этой хорошей женщине, свой очаг, свой достаток… С нею счастлив был бы любой джигит. А она, как иноходец, что пал на одну ногу. Такая привлекательная, а вынуждена таскать топливо для сварливой Букен и мазать сажей свое личико у ее казанов.
Батийна даже не заметила, когда и как соскочила на землю. Кобылка успокоилась, с тихим звоном покусывала удила.
Не выпуская поводка серой, Батийна наклонилась к Зуракан, оправила сбившуюся на голове старенькую косынку и подобрала под нее черные прядки, прилипшие ко лбу.
— Ты хоть и выносливая, но тебе приходится много ворочать, младшая моя сестра. Но слишком себя не запускай. Работа работой, а за собой смотри. Если из-под косынки у тебя будут выбиваться волосы, байбиче — не шутя! — прозовет тебя «косматой». Еще хуже, если на тебе окажется рваный подол платья. «Оборванной замарашкой» будут дразнить. Старайся не выслушивать подобных слов от ведьмы Букен.
Зуракан стеснительно вполголоса сказала:
— Топливо я собирала по солнечным склонам. Там и камни острые, и арчевника-стланика много, и коряги крепкие. Все платье подрала. Даже неловко идти…
Батийна заметила смущение Зуракан и мягко перевела разговор:
— Как увидела тебя, сразу вспомнила про свою младшую сестру Акийму. Скажи: а родители у тебя есть? Где они?
— И мать, и отец. Они в Чуйской долине. Из племени сол-то буду я, эжеке.
— А как же ты попала сюда? Ведь это почти на краю света!
Зуракан весело ответила:
— Так и попала. У нас говорят: «Нет такой горы, нет такого камня, по которым не ступали бы ноги девушки и копыта козы». Отец мой — Бекназар, мастер по дереву. Только он умеет в нашем аиле скрепить жерди, обрешетить юрту, сделать киргизское седло, даже комузы он мастерит. Мой отец очень добрый человек. Он никогда не торгует изделиями своих рук. Раздает вещи каждому, кто попросит. Кто отблагодарит, а кто ничего не даст, и отец не спрашивает. Когда местные баи переезжают со скотом на летние пастбища, он следует за ними, поет песни, играет на комузе, стучит своим топориком. Разъезжает себе беззаботно, будто у него все карманы и кошельки набиты деньгами. Такой же добрый человек оказался и мой свекор. Оба они схожи и мыслями, и делами. — Зуракан снова улыбнулась. — И в какой только день бог их связал между собой. Может, они раньше были знакомы, вместе плотничали, что ли. Будущий свекор приезжал к нам, гостил, любили поговорить, посмеяться. Тогда, наверное, и сговорились насчет меня… Она снова засмеялась и, помолчав, сказала: — Отец выдал меня замуж на джайлоо, сам уехал в Чу, а мы остались здесь. Тут какие-то родственники живут.
Батийна вздохнула:
— Ай, бедные девушки! И куда только не гонит их судьба!
— Сейчас свекру очень трудно. Он много задолжал баю с нашим тоем — со свадьбой. Вот мы с мужем и отрабатываем у Серкебая. Живем у них на кухне.
— У него же хватает круторогих волов. Почему бы топливо не возить на них?
Зуракан нерешительно сказала:
— Не знаю… Боюсь, как бы не разгневался бай.