Таракашка прикусила губу и кивнула. Она казалась испуганным ребенком — да она им и была, по мнению Намира.
— Повторять не буду, — сказала Головня, — а ты меня не выдашь. — Это было утверждение, а не вопрос.
Таракашка снова кивнула. Женщина отхаркнула комок слизи и начала рассказ.
— Я была охотником за головами, — сказала она. — Ну, ты знаешь. Это было почти двадцать лет назад, вскоре после того, как Император захватил власть. Вскоре после гибели джедаев.
Таракашка покачала головой, смущенно нахмурившись. Намир уже слышал от повстанцев это слово — «джедай», — они вроде были какими-то религиозными воинами, еще до Империи, но большего он не знал. Похоже, Таракашка тоже.
— Но не суть, — продолжила Головня. — Дело в том, что тогда все было лучше. Лучше, чем сейчас. Лучше, чем во время Войн клонов. Люди уважали закон. Империя оберегала их. Но войны сделали свое дело. Я в основном работала на Тангенине. Тамошняя инфраструктура была сильно повреждена сепаратистами, и в дело вступили преступные синдикаты, выжимавшие из людей последнее за еду, транспорт, все самое необходимое. Имперские военные делали, что могли, но грабители и спекулянты продолжали свои дела в тени, потому приходилось нанимать таких, как я. Империя никогда не любила охотников за головами, но на Тангенине были убийцы и спекулянты, которых надо было отлавливать. Я гордилась своей работой. — Голова женщины упала, и Намиру на мгновение показалось, что она умерла. Однако Головня расправила плечи и, глядя куда-то вдаль, продолжила: — Не знаю, в какой момент все пошло не так, но когда на Тангенин вернулся закон, Империя превратилась из того, чем была… в то, что имеем сейчас. Я поймала человека, который воровал преобразователи энергии, и его упекли на каторгу пожизненно. Я выследила главаря банды, наркодилера — подонка из подонков, — а он подкупил судью, и его освободили.
Она говорила просто и ровно, словно рассказывала об ужасах, которые не хотела пережить вновь. Было видно, что Таракашка хочет узнать больше, с подробностями, но понимает, что не надо выспрашивать. Может, побоялась, что, если спросит, Головня действительно расскажет.
Но хотя бы на ее лице больше не боролись боль с тошнотой.
Головня словно не заметила невысказанного вопроса девушки.
— Несколько лет назад, — продолжила она, — я решила, что мне надо остановиться. Мы закончили выкорчевывать последний большой синдикат, и я устала от крови. Многие отказывались сдаваться, зная, что их ждет в тюрьме. — Сделав паузу, она продолжила: — Мне нужна была передышка. Так что следующую работу я взяла не на Тангенине, а подальше от Центральных миров. Подальше от городов, преступности и бюрократии.
— Капитан Ивон? — спросила Таракашка.
— Он самый, — ответила Головня. — Я нечасто охотилась за повстанцами, но это заняло меня на какое-то время. — Тень улыбки скользнула по ее губам. — Выследить Сумеречную роту удалось не сразу, но солдаты в увольнительной делают всякие глупости. Разговаривают, с кем не следовало бы…
— Тебе на будущее, — пробормотал Намир, хотя не был уверен, что Таракашка слышит его.
— …и расслабляются, рассказывают о следующем назначении. Не прошло и четырех месяцев, как я явилась добровольцем во время очередного набора. Дело было на Вероне. Не стану углубляться в детали. Вкратце — я солгала, провезла тайком свое снаряжение и стала ждать удобного случая, чтобы прикончить Горлана и сбежать. Но когда подвернулась возможность, я уже успела познакомиться с солдатами. Увидела, что, возможно, в их борьбе есть смысл.
— Ты передумала? — спросила Таракашка.
Женщина едва заметно покачала головой, словно боялась, что потеряет сознание.
— Нет, пока не приставила ствол к голове капитана. Он не испугался, и мы поговорили. Горлан предложил мне работу, а я согласилась.
Таракашка кивнула, чуть отводя взгляд от Головни.
— Я не жалею, — сказала Головня. — Ни о том, что вступила в Сумеречную, ни о прежней жизни.
Намир зарылся в спальник и попытался не рассмеяться.
Гораздо позже, в тусклом предрассветье, Намир облегчился в лощине возле лагеря и вернулся к товарищам. На полпути он встретил Головню. Она сидела на булыжнике и чистила нож. Мужчина сел рядом с ней.
Некоторое время он смотрел, как солнечный свет обводит контуром тени. Наконец он сказал:
— Как ты умудрилась не рассказать всего?
Головня пожала плечами:
— Она слишком молода. Кроме того, через пару дней мы все умрем. Немного лжи не повредит.
Намир кивнул и ковырнул землю носком ботинка. Затем выдавил улыбку:
— Если мы все умрем, кто же отомстит Челис?
Головня снова пожала плечами:
— Насколько я вижу, ее информация была правдивой. Может даже, мы спасли немало людей от… — Она замялась, затем вытянула руку и посмотрела на ладонь. По запястью расползалась сыпь. — От этого. Не ее вина, что мы были недостаточно осторожны.
У Намира сыпь начиналась под шеей. Он заметил это, когда брился.
— Горлан-то этого не знает, — сказал он. — Если нам повезет, Челис все равно будут винить. Войска готовы камнями ее забить.
Головня подбросила нож и спрятала его в чехол.
— Ну ты и засранец, сержант. — Она не улыбалась. Намир рассмеялся.
— Когда помрем, — сказал он, — мне будет не хватать таких разговоров.
— Мне тоже, — сказала Головня. Она так и не улыбнулась, но когда Намир протянул ей руку, она пожала ее.
Десантный корабль прибыл через два дня.
Намир не очень помнил, что случилось потом. Помнил, как орал Гадрен, а Головня палила из бластера в небо, чтобы обозначить местоположение отделения. Он помнил, как пытался выползти из спальника в сторону корабля, когда тот сел, и от него прямо в сторону Намира пошли волнами пыль и жар. Он не помнил, как добрался до корабля, — видимо, Гадрен подхватил его и понес.
Сержант был вполне уверен, что наговорил непростительных вещей тому, кто пытался пристегнуть его к креслу. Ему хватило сил, чтобы затянуть ремни и сохранить сознание, пока его били об стену. Полумертвый или нет, он не желал быть солдатом, который хлопается в обморок при взлете.
На борту «Громовержца» он пытался отчитаться об уничтожении Винокурни каждому медику, который готов был слушать, затем понял, что Гадрен еще жив и вполне справится с этой задачей. Несколько дней медики проводили тесты — потом ему сказали, что на самом деле всего несколько часов. Ему сказали, что он подвергся действию только микроскопической дозы неочищенного неоружейного биотоксина. Это легко лечится.
Намир и его отделение будут в порядке.
Кампания на Коерти была завершена.
— Шагоход смотрит на нас сверху вниз, Х-истребитель не может достаточно спуститься, чтобы разнести пушку, и тут мы слышим этот барабанный бой. — Аякс шлепнул ладонью по исцарапанной металлической столешнице, и та глухо зазвенела.
— Ходи давай, — проворчала Головня.
Аякс пропустил ее слова мимо ушей:
— Но это не барабанный бой — это вся гребаная армия коерти. Мы их прежде вообще не видели, но я полагаю, что весь «репродуктивный сезон» кончился, потому как они буквально роились. Минут через десять весь гарнизон в огне, и лейтенант умоляет нас перестать бросать гранаты. «Мы победили! Победили! Оставьте хоть несколько для следующей миссии!» Половина Клуба смеялась вместе с Аяксом, в то время как другая презрительно фыркала. Гадрен шутливо шлепнул Аякса по спине:
— Возможно, коерти пригласят тебя на праздник другим разом, о могучий спаситель. — Голос его стал более печальным. — Пусть продолжают свою борьбу умело и удачливо.
— И без нас, — сказал кто-то.
Намир не видел, кто это был, но не мог не согласиться с этим утверждением, хоть и не стал бы говорить этого вслух в такой компании. Гадрен нахмурился, как и — к его удивлению — Головня.
— Хоть мы и закончили с джунглями, — сказал сержант, — все равно вы все ими воняете и, готов поклясться, в казармах завелся гнус.
Послышался одобрительный гул, и игра возобновилась. Намир вполглаза следил за ее ходом и, читая отчеты по результатам боестолкновений, подсчитывал убитых и раненых. Относительно немногих бойцов Сумеречной, павших на передовой, уже оплакали. Больше о них пока вспоминать не будут, в здравом уме так точно. Список раненых оказался куда более суров. Намир опасался, что придется переназначать бойцов отделения для компенсации.
Все тринадцать новобранцев, посланных в дело, уцелели и держались по большей части адекватно: Корбо, который пронес нож в камеру Челис, прикончил с полдесятка врагов. Тот задрипанный мужичонка, которого Намир отметил как потенциального шпиона во время набора, принял на себя скользящий бластерный выстрел, прикрывая собой коерти. Намиру встретились лишь два донесения, где говорилось о совершенно неадекватных новобранцах. Что ж, куда лучше, чем обычно. Это вселяло уверенность, что Сумеречная восстановит свои ряды к моменту очередного крупного наступления.
— Слушай, сержант, — провозгласил Аякс, подвинув груду кредитов к Гадрену, — а есть новости о Рыбоглазой роте?
Намир нахмурился:
— А чего это ты вдруг про них вспомнил? — Рыбоглазой называли Шестьдесят восьмую роту Альянса, морское подразделение. Сумеречная как-то раз пересекалась с ними, но уже много месяцев о них почти ничего не было слышно, хоть и ходили кое-какие слухи.
— Кучу новостей пропустил, пока блевал и бредил, — едва разборчиво хмыкнула Дергунчик.
Аякс рассмеялся, затем сказал:
— Оказалось, Коерти была не единственной целью на этой неделе. Арьергардные бои повсюду… Двадцать первая была на Бестине. Желчная рота — на какой-то планетарной свалке. Они потеряли свой транспорт, но нашли замену.
— Так все было скоординировано? — сказал Гадрен. — Последний рывок, чтобы позволить флоту завершить отход из Среднего Кольца…
Дергунчик продолжала бормотать:
— Боевые корабли удирают недостаточно быстро? Бросайте пехоту в мясорубку, и все наладится.