Мужчина покачал головой, пряча улыбку.
— Через два часа, — сказал он, — жди меня в оружейной. Мы это уладим.
Не дожидаясь ответа, он снова двинулся вперед. Намир не ждал благодарности. Он поручился за Таракашку еще на Хейдорале, и теперь оставалось лишь стараться сохранить ей жизнь.
Временная гауптвахта «Громовержца» представляла собой второстепенный кормовой шлюз, обшитый толстой броней, чтобы отпугнуть абордажные команды. Его работа полностью контролировалась с мостика. Внутренние панели доступа были намертво заварены. Внешняя дверь функционировала. В теории заключенного могли выбросить в космос одним нажатием кнопки, хотя Горлан ясно дал понять, что такому никогда не бывать. Много месяцев назад в приватной беседе с избранными членами экипажа Намир тоже ясно дал понять: заключенным вовсе не обязательно знать о щепетильности капитана. Тюрьма Сумеречной роты вселяла настоящий ужас. Зачем же отказываться от такого преимущества?
Намир сомневался, что губернатор Челис испугается, но надеяться-то можно.
Лишь капитан и его ближайшие советники виделись с пленницей, которую держали в шлюзе двадцать три часа в сутки. Время от времени губернатор встречалась с Горланом наедине. Глава медслужбы Фон Гайц лично приносил Челис еду и все, что она требовала для комфорта, — или, по крайней мере, то, что можно было достать. Так капитану удавалось держать личность узника Сумеречной в тайне от большей части личного состава целых два дня.
Намир не знал, кто проболтался, но он не был ни удивлен, ни раздражен этим. Наличие заключенной было слишком дразнящим секретом, чтобы долго оставаться тайной. Это хотя бы отвлекало солдат от постоянных сомнений касательно отступления из Среднего Кольца. Вместо того чтобы гадать, доживут ли они до падения очередной планеты, бойцы обсуждали, что означает присутствие на борту Челис. Новобранцы с Хейдорала травили байки о переменчивых вкусах губернатора: она вызывала к себе лучших поваров и художников, а спустя несколько часов, дней или месяцев вышвыривала прочь. Перебежчики вроде Красавчика — солдаты Сумеречной, которые прежде были имперскими кадетами и перешли на сторону Альянса после выпуска и получения оружия, — вспоминали давние слухи о некоей женщине, нашептывавшей советникам Императора. Ее истинный талант заключался в манипулировании собственными врагами и превращении их в союзников.
Лишь раз увлечение солдат пленницей перешло границы. Один из новобранцев — приземистый, мускулистый молодой человек по имени Корбо с ярко-красным родимым пятном на пол-лица — пробрался в шлюз с ножом, но не стал сопротивляться, когда проходивший мимо техник выгнал его. После инцидента Намир поговорил с ним наедине.
— И зачем ты хотел увидеть ее? — спросил сержант.
— Она убила моего фелинкса, — ответил Корбо.
— Не знаю, кто это.
Новобранец пожал плечами:
— Питомец. Не важно. Губернатор посчитала, что слишком многие из них одичали и портят внешний вид города.
— И это худшее, что она сделала?
— Нет, — ответил Корбо. — Но этого я не могу простить. Оба некоторое время молчали.
— Не думаю, что мог бы что-то ей сделать, — добавил Корбо. — Просто хотел посмотреть на нее. — Он сжимал и разжимал кулаки. — Я покину роту, если вы посчитаете нужным.
Намир вздохнул.
— Я могу быть уверен, что это не повторится? — спросил он, догадываясь, каким будет ответ.
«Не дури, — думал он. — Соври мне».
— Не знаю, — ответил Корбо.
Намир мысленно выругался.
— Если я поставлю охранника, — сказал он, — и прикажу ему пристрелить тебя, как только сунешь туда нос, это будет по-честному?
— Вполне.
— Хорошо. Погибло много солдат, кто-то должен их заменить. Новобранцы должны доучиваться и вставать в строй, а не бежать с корабля.
И на этом, как подумал Намир, инцидент был исчерпан, потому капитану решил не докладывать.
Остальные были не так скрытны.
— Не люблю Имперский правящий совет, — заявил Гадрен, узнав о неудачном нападении Корбо на Челис, — и не я один. Но женщина, лишившаяся власти, заслуживает жалости и презрения, а не гнева.
Намир, Гадрен и с полдесятка других сидели в Клубе — низком, тускло освещенном помещении над машинным отделением корабля, которое подпрыгивало от каждого импульса гипердвигателя. Среди металлических труб, тянущихся от пола к потолку, стояли ящики, набитые ненужными тряпками, и покосившийся стол, реквизированный из какой-то разгромленной кантины. Намир просматривал составленную после сражения опись припасов, которая сводилась к выводу «недостаток оружия». Гадрен, Аякс, Головня и Дергунчик играли в карты. Таракашка наблюдала за ними, сидя на любимом месте Красавчика, который все еще был в лазарете. Сержант не знал, как новенькая пробралась в Клуб. Обычно новобранцы месяцами добивались приглашения, а он уж точно ее сюда не звал.
— Она нашептывает капитану, — пробормотала Дергунчик. — По мне, она не беспомощна.
Аякс пропустил ее слова мимо ушей, он смотрел на Гадрена.
— То есть ты не попытаешься пристрелить ее, если случай подвернется?
— Я уже стрелял в нее, — ответил инородец.
Головня смотрела сычом, пока все не отошли от стола. Таракашка оторвалась от карт и перевела взгляд на свои руки, сплетая и расплетая пальцы быстрыми, неловкими движениями.
Глянув на девушку, Аякс коварно усмехнулся:
— А может, новенькая надеется, что ей выпадет шанс. В конце концов, эта тетка правила ее планетой.
Аякс вступил в ряды Сумеречной после разгрома Тридцать второго пехотного батальона Альянса. Из четырехсот солдат тогда уцелело лишь пятеро, и он до сих пор с гордостью носил жетон своего батальона — «Нежных головорезов». Аякс был той еще занозой, но гранаты кидал с поразительной точностью. Намир считал его терпимым в малых дозах.
Таракашка по-прежнему разглядывала свои пальцы. Глядя на нее, Гадрен заговорил с Аяксом:
— Новенькая знает, что не одна. У каждого из нас свои шрамы, и мы вместе справляемся с ними.
Таракашка стиснула кулаки так, что костяшки побелели, и наконец посмотрела на Гадрена.
— У вас есть шрамы?
Дергунчик сделала заход, от которого все вздрогнули. Гадрен продолжал говорить, тасуя колоду. Его голос был спокойным, непринужденным, словно он уже тысячу раз отвечал на этот вопрос.
— Империя забрала моих родных, — сказал он, — и продала в рабство одному клану хаттов.
Таракашка тихо выругалась. Головня уставилась в карты, словно избегая вмешательства в чужой разговор.
— Если бы я не встретил Сумеречную, — пожав плечами, продолжил Гадрен, — меня бы давно не было в живых. Сражаясь со столь зловещим врагом, становится легче, если делиться своими горестями и обидами. Империя — сила, которой не знали иные века. Она стремится покончить с самой историей. Никто не может выстоять против нее в одиночку.
Аякс глянул на банк, бросил кредит и хмыкнул:
— Самая короткая история, которую я когда-либо слышал от бесалиска. Молодец, Гадрен.
У Намира руки чесались засветить Аяксу планшетом в лоб, но он еще не дочитал опись, потому просто сказал:
— Во-первых, не хами. Во-вторых, он кореллианин, а не бесалиск. Хами ему правильно.
Аякс заржал. Намир не понял почему, пока не увидел улыбки Гадрена. Даже Таракашка и Головня едва сдерживали смех. Дергунчик не отрывала взгляда от карт.
— Кореллия — человеческая планета, — спокойно пояснил Гадрен. — Я долго жил там и считаю ее домом, но сам я бесалиск.
Аякс хлопнул по плечу сидевшую слева Таракашку.
— И это наш сержант? — насмешливо прошептал он ей. — Мы-то хоть культурные и образованные.
Намир холодно и строго отругал Аякса. Остальные рассмеялись, и сержант постарался поскорее избыть момент унижения. Зацикливаться на таком — дело дурное.
Игроки вновь взялись за карты. Дергунчик выиграла следующую партию, впрочем, это никого не удивило. Таракашку, видимо, что-то глодало. Она переводила взгляд с Гадрена на других, то открывая, то закрывая рот, словно хотела заговорить. Из игроков, похоже, только Головня заметила это, но она, как всегда, хранила молчание.
— Полгода, — сказала наконец Таракашка, — имперской колонии для малолетних.
Остальные изумленно уставились на нее. Она ссутулилась и дернула плечом.
— Мой шрам, — пояснила она.
Гадрен грубовато похлопал Таракашку по спине. Дергунчик вопросительно подняла бровь, но не стала докапываться до подробностей.
Аякс усмехнулся:
— Время удивительных историй. — Он забрал колоду у Гадрена и начал сдавать. — Победитель в этой партии выбирает следующего.
Намир пристально посмотрел на него, но не смог понять, шутит он или нет. Ясно стало лишь пару минут спустя, когда Аякс, одержав победу, подмигнул и показал на Головню.
— Я тут не из-за шрамов, — спокойно сказала она.
— Тогда почему? — не отставал Аякс.
— Мне заказали вашего капитана, — ответила Головня.
Гадрен покачал головой. Намир знал, что инородец уже слышал эту историю. Остальные тотчас же воззрились на женщину.
— Что произошло? — спросила Таракашка.
— Я передумала, — сказала Головня. — Расскажи ты о себе, Аякс.
Тот был только рад, и, пока остальные слушали, Намир решил уйти. Он не хотел в который раз слушать об Аяксе, его любовницах и охотничьих вылазках, а уж тем более не желал оказаться в комнате, когда настанет его черед. Он был не в настроении ни спорить, ни врать.
Он поднялся по узкой шахте, выходящей к кормовому концу палубы. Наверху он закрыл глаза и оперся на легкий изгиб стены. Намир был рад, что Таракашка нашла свое место в Сумеречной. Рад, что губернатор Челис отвлекла команду от слухов о неминуемом поражении. Но лично ему нужна была передышка.
Или сражение.
На полпути к казармам Намир понял, что рядом идет Головня. Он не знал, давно ли и где она его догнала. Он даже не мог понять, в какой момент он ее заметил. Женщина возникла в сознании Намира, словно звезда в вечереющем небе. Когда он посмотрел прямо на нее, Головня заговорила так, будто беседа продолжалась уже долгое время: