На свадьбу мы поехали на “Волге” еще какого-то дальнего родственника Васо по имени Зураб.
— В Батуми уже бывали? — спросил меня Зураб.
Я ответил.
— В первый раз?! — воскликнул он. — Ох, ох, ох, ты слышишь, Васо?.. И как вам нравится Батум? — обратился он снова ко мне.
— Мне здесь очень нравится, — сказал я.
— Ох, ох, ох, ты слышишь, Васо! А ты уже показал гостю Зеленый Мыс?
— Вот Зеленый Мыс, — сказал Васо и махнул рукой влево — машина шла на подъем, и слева был виден гористый мыс, густо заросший буйной субтропической растительностью.
— Э! Кто так показывает?! — вскричал Зураб. — Я завтра вам сам покажу! — объявил он. — Здесь есть хороший ресторан.
— Хорошо, — сказал Васо. — Покажем.
— Подождем до завтра, — взмолился я. — Что нам еще сегодня предстоит?!
— Что вы, — успокоил меня Зураб. — Сегодня я в рот не возьму ни капли — за рулем, а у Васо больной желудок. Чем ты страдаешь, Васо?
— У меня язва, — сказал Васо. — Нельзя пить.
— Бедный парень, — сказал Зураб и удрученно покачал головой. — Он так страдает… Гастрит — это такая мучительная болезнь, надо ехать в Боржоми, Васо, лечиться. Почему еще не поехал?
— Собираюсь, — сказал Васо. — Смотри, мцерали, эти зеленые кусты, эти плантации — это наш чай. Совхоз “Чаква”, слышал?
Я впервые увидел плантации чая и поэтому попросил остановиться. Весь пологий склон вплоть до предгорья, где стояли белые дома селения, был покрыт кустарником. В лучах заходящего солнца листья чая казались глянцевыми. Я потрогал листья на ощупь, пожевал — они ни вкусом, ни ароматом не напоминали тот чай, что мы завариваем и пьем.
Чайные плантации сопровождали нас до Кобулети и за Кобулети тоже.
В деревне Зураб остановил автомобиль возле первого встречного, и тот толково объяснил нам, где сегодня гуляют свадьбу и как туда проехать. Мы свернули с шоссе и по ухабистой дороге поднялись на холм, где возле дома была натянута огромная зеленая палатка с откинутым пологом — там уже стояли столы с закуской и вином, — но женщины продолжали вносить туда все новые и новые блюда. Мы вышли из автомобиля, и нам навстречу направились какие-то люди, как я догадался — родственники, они обняли и горячо облобызали поочередно Зураба, Васо и меня.
— Не удивляйся, — сказал Васо, когда этот обряд закончился, и мы отошли в сторону, — они приняли тебя за моего троюродного брата Омари, который теперь живет в Тбилиси. Ты знаешь, эта женщина, вот что первой нас приветствовала, — мать Гико. Пять лет тому назад у нее умер муж, и она осталась с пятью сиротами.
— С шестью, — поправил его Зураб.
— Еще хуже, с шестью. Гико старший. Конечно, они бедные люди. Но на свадьбу, видишь, пришло человек двести. Пусть тебя это не удивляет, у нас в деревнях до сих пор сохранился древний обычай: свадьбы и похороны отмечают всем селом. Заранее распределяют, кто что готовит, потом все это приносится, видишь, до сих пор женщины несут.
— А где же жених с невестой?
— Еще в Кобулети. Но приедут с минуты на минуту.
И действительно вскоре от шоссе послышались гудки, и на проселочной дороге показалась автомобильная кавалькада, которая неслась к дому, несмотря на ухабы, с большой скоростью, и среди гудков можно было различить удары барабана и завывания зурны. Вот машины одна за другой стали взлетать на холм, где вроде бы и без того уже было тесно, но каким-то чудом новые машины тоже разместились здесь, так и не наскочив друг на друга. Из первой машины вышли жених с невестой — им было не больше восемнадцати, из другой — оркестр. Тут же забил барабан, запела зурна, заиграла гармошка, и молодежь, словно дожидаясь этого момента, пустилась в пляс вокруг жениха и невесты.
Так под музыку в окружении танцующих друзей молодожены прошли в дом и встали перед накрытым белой скатертью столом. По правую сторону расположился оркестр, который не умолкал в течение почти целого часа, — все это время преподносились подарки и танцевали перед новобрачными. Потом уже всех попросили к столу.
Я сел между Зурабом и Васо. Жениха и невесту посадили на специальное возвышение, рядом усадили шафера и подружку невесты, и так они сидели весь вечер, словно в президиуме собрания, и я из-за дальности расстояния не заметил: пили они, ели, пьянели, как все, или по обычаю они должны были оставаться трезвыми. Как я и предполагал, нам трезвыми остаться не удалось. Сначала тамада провозгласил тост за жениха и невесту. Второй тост в Грузии всегда пьют за мир во всем мире — и такой тост был провозглашен и здесь, на этой деревенской свадьбе. Потом Васо и Зураб перестали переводить мне тосты — мы поднимали стаканы, наполненные сухим янтарным вином, выпивали и закусывали сациви, жареными поросятами и острыми, как огонь, маринованными огурцами. Было еще много всякой другой закуски, но эти огурцы мне запомнились особо, потому что, откусив огурец, я решил, что по ошибке отправил в рот красный стручковый перец. Пока я шумно дышал и пытался сыром смягчить жжение во рту, к нам подошли помощники тамады и сказали, что сидящий вон там — они показали где — девяностодевятилетний дедушка Вахтанг просит нас выпить вместе с ним по два стакана вина за счастье молодоженов.
— О! — сказал Васо. — Какая большая честь!
Он налил по два стакана вина, прошептав мне: “Повторяй все, что делаю я”. Сложив руки, он потряс ими над головой, тем самым выражая всю нашу сердечную радость по поводу внимания дедушки Вахтанга. Я сделал то же самое. Потом наша троица выпила залпом по два стакана вина, и девяностодевятилетний дедушка Вахтанг — сухонький усатый старикан в национальной одежде и войлочной шапочке — покивал нам, лукаво улыбаясь, и тоже выпил залпом два стакана вина.
— Ты знаешь, — сказал Васо, — кажется, этим дело не кончится. Сейчас рог нам пошлют.
Вспомнив, какие продают в сувенирных магазинах рога, я не очень обеспокоился. Увы, в тот рог, который преподнесли поочередно нам по инициативе дедушки Вахтанга, вмещал не меньше пол-литра.
— Ничего теперь не поделаешь, — сказал Васо. — Пей и благодари дедушку.
Дедушка, как мы видели, тоже выпил этот рог за наше здоровье.
— Ну, погоди, старик, — сказал Васо. — Передай ему, — обратился он к помощнику тамады, который принес нам рог, — что за здоровье дедушки Вахтанга я выпью два рога подряд.
— И я тоже, — сказал Зураб.
— Я выпью только один, — сказал я.
— Дедушка Вахтанг будет счастлив, что такие уважаемые люди, как вы, уделяют ему столько внимания.
Мы сделали все, как обещали, и дедушка в знак благодарности выпил еще один рог.
Васо повел плечами,
— Слушай, мцерали, что мы сидим и пьем, а?! Давай вставай, пойдем танцевать.
— Пойдем, — согласился я.
Зураб тоже пошел с нами. Я никогда не ожидал, что я так хорошо танцую грузинские танцы: я так же, как Васо и Зураб, разводил руками, вскрикивал и бешено вращал глазами.
— Теперь будем петь! — сказал Васо, когда мы вернулись на место. Он запел застольную песню, и все ее подхватили. Люди знают, как поют свои песни грузины. Дай бог, чтобы все так пели! Сколько бы ни сидело мужчин за столом, каждый из них войдет в песню в нужный момент и запоет именно тем голосом, какой здесь нужен, а поэтому грузинские народные песни полифоничны, как органная музыка.
Когда Васо, просолировав несколько песен, сделал передышку, к нам подошел помощник тамады и сказал:
— Дедушке Вахтангу очень понравилось, как вы поете и танцуете. Он хочет выпить за ваше здоровье два стакана подряд и просит присоединиться.
— По-моему, нам пора ехать домой, — сказал я, заметив, что жених и невеста предательски множатся, и подумал, что если дело и дальше так пойдет, то я смогу пересчитать, сколько сегодня женится пар.
— Да, дорогой, скажи дедушке, что мы возвращаемся в Батум и, к сожалению, больше не можем пользоваться его любезностью и вниманием, — решительным тоном произнес Зураб, мы поднялись и вышли из палатки.
На черном небе кутили звезды. Луна еще не показалась. Неподалеку прошла электричка.
Всю дорогу до Батума мы пели грузинские и русские народные песни. Зураб заводился, бросал руль, и его руки снаружи дверцы отбивали барабанную дробь. Похоже, мы могли попасть в преисподнюю, минуя Батуми, но, на наше счастье, этого не случилось.
На следующий день меня мутило. Я еле-еле дотащился до нашей кофейни. Был уже полдень. Варташ, увидев меня, заахала.
— Сейчас, генацвале, я тебя приведу в божеский вид. Иди садись, подожди минутку, я заварю тебе горького кофе — и все как рукой снимет.
— А как Васо? — спросил я.
— Он ушел на свою баржу. Что Васо, он привычный.
— Но он жаловался, что у него язва.
— Весь Батум знает, что у него язва, но знает ли об этом хоть один врач?! Кто видел эту язву у Васо?! Ты о нем не беспокойся, ты посиди спокойно в тени. Видишь, греческий сухогруз пришел, “Артемис”. Знаешь, что такое “Артемис”?
— Нет, — сказал я.
— Все равно что Артемида. Тоже бедняжка была такой же старой девой, как и я.
— Вы так хорошо знаете мифологию, — удивился я.
— Как не знать?! Жить в Батуме, иметь бабушку-гречанку и дедушку-армянина и не знать, откуда аргонавты увезли Медею вместе с золотым руном?! Преклоняюсь перед ней, какая была женщина!
— Жестокая она была, — сказал я. — Убила своих детей из ревности.
— Хо! А вы, мужчины, не жестокие? Как она, бедняжка, любила своего Язона! Все отдала Язону, родину ради него бросила, отца надула, двух сыновей ему родила! Что еще мужчине надо — жена-красавица, дети?! А он, стервец, надумал ее бросить и жениться на дочери коринфского царя. Ну что оставалось бедняжке делать: чужая страна, чужой народ? Нет, она молодец — отомстила ему: жену его убила, детей своих убила, ни тебе, ни мне — вот как! Сильная была женщина, из наших краев!.. Вот тебе кофе, пей, генацвале.
— Варташ, я вижу вы не очень жалуете нашего брата.
Варташ пренебрежительно махнула рукой.
— Слабый пол. За любой юбкой волочитесь.