— Движок уже стучит, скоро заклинит. Тогда вообще станем.
Из пулевых отверстий в капоте уже валил не пар, а масляная гарь. Машина вылетела на перекресток, за лобовым стеклом мелькнул дорожный указатель с красным напылением.
— Что там было нарисовано? — Майор по большей части следил за преследователями, а потому вовремя и не обратил внимания на предупреждающий знак.
— По моему, «кирпичик», — неуверенно проговорил Барханов, — или «тупик».
— Если тупик…
— Я всегда был оптимистом, особенно когда выбора не предвиделось.
Кореец, сидевший рядом с водителем, опустил боковое стекло, высунул в образовавшийся проем ствол и открыл огонь из «калаша». Автоматная очередь забарабанила по корпусу «УАЗа», отзываясь грохотом в салоне автомобиля. Одна из пуль вошла в подголовник, застряв в считаных сантиметрах от затылка старлея. Барханов понял это мгновением спустя, ощутив лишь легкое вибрирование спинки. Майор сполз на сиденье и уже практически лежал на спине, упираясь коленом в приборную панель.
— Ну и где твой оптимизм?
— Остался в подголовнике.
«УАЗ», подпрыгивая на кочках, задевая крышей согнувшиеся, нависавшие над дорогой ветки деревьев, выскочил на обледеневшую пустошь. Лес, оставшийся позади, уже казался десантникам спасительным, почти безопасным, ведь теперь они оказались на открытой местности, став уязвимой добычей для корейцев.
— Приехали! — Батяня постучал косточками пальцев по топливному датчику, стрелка застыла на нулевой отметке и даже не думала вздрагивать.
Двигатель машины неровно грохотал, переваривая остатки бензина. Капот нагрелся до такой степени, что на нем можно было жарить яичницу. Через пару десятков метров двигатель всхлипнул, машина затряслась в предсмертных судорогах. Внутри двигателя раздался треск, и он замолчал. Теперь «УАЗ» по инерции катился под уклон, катастрофически теряя скорость. Зато сзади идущая машина уверенно приближалась к «УАЗу» с десантниками. Корейцы не могли толком рассмотреть их из-за снега, поднятого идущим впереди автомобилем.
— Прыгаем, — во все горло заорал Барханов, указывая в лобовое стекло, — ты что, ослеп?
— Что такое? — в недоумении спросил Лавров, всматриваясь в белую гладь, расстилавшуюся перед машиной, — кроме пары одиноких чахлых деревьев, он ничего не увидел.
— Обрыв…
И вместе с этим словом пришло «прозрение»: майор разглядел странную темную полоску, змеившуюся впереди. Яркий дневной свет бликовал на искристом снегу, слепил, делал невидимым перепад высот. Обширная пустошь была обманом зрения. А пара деревьев как раз и росла на самом обрыве…
— Ты первый, — крикнул майор, — отвлеки внимание.
Старлей сиганул в проем, на месте которого еще недавно была дверца. И тут же дал короткую очередь, сбивая корейцев с толка. Майор проводил своего товарища взглядом и, выпустив из рук руль, перебрался на соседнее сиденье. Он не спешил покидать «УАЗ». Ему надо было подвести корейцев под самый обрыв, не оставив им ни единого шанса остановиться. Те уже почти праздновали победу, заметив, что «УАЗ» десантников заглох. Лавров прикинул приблизительное расстояние, разделявшее его машину от еле заметного из-за снега обрыва.
— Раз, два… — На счет «три» Лавров выпрыгнул из «УАЗа».
Оттолкнувшись ногами от борта машины, майор спрыгнул на снег. Однако под тонким покрывалом снега предательски заблестел лед. Кружась, как волчок, он заскользил по склону к самому краю обрыва, пытаясь зацепиться за любую неровность. Мимо него пронесся неуправляемый «УАЗ». Машина соскользнула вниз, словно ее сдуло туда ветром.
Мелькнуло дерево, Лавров выбросил руку в надежде ухватиться за ствол, но он коснулся его лишь кончиками пальцев. Майор почувствовал, как его ноги проваливаются в пустоту, а за ними вслед и все тело. Взмахнув руками, он исчез за краем обрыва.
Выкатившийся к обрыву «УАЗ» корейцев занесло. Прочертив вокруг своей оси несколько кругов, он скользил боком к обрыву. Водитель давил на тормоз, выворачивал руль, пытаясь выровнять скошенные набок колеса. Но, несмотря на все его старания, машина все равно неслась по заданной льдом траектории.
Барханов приподнялся на локтях, от удара голова кружилась, как с похмелья, первую очередь он выпустил почти наугад, стреляя повыше, чтобы случайно не зацепить майора. Он вновь поднял «АКМ», но ствол автомата ходил ходуном, выписывая перед глазами старлея немыслимые дуги. Он посмотрел в сторону обрыва, но все происходящее виделось ему, как в калейдоскопе.
«УАЗ» корейцев все же остановился, но провалился передними колесами в снеговой карниз, нависший над пропастью, — висел на брюхе и медленно раскачивался. Первым выпрыгнул водитель, но не рассчитал, поскользнувшись, он ударился головой о лед и тут же слетел с обрыва. Передние колеса, словно магнитом, потянуло вниз, машина качнулась и сорвалась.
Барханов опустил автомат, так и не выстрелив. Ему еще мерещилось, что все вокруг ходит ходуном, как будто он находится в эпицентре сильного землетрясения. Он зачерпнул пригоршню снега, протер лицо, стало легче, в мире вновь все стало на свои места. Темная полоска обрыва, тянувшаяся по снегу, уже не прыгала перед глазами и приобрела естественные очертания. Тряхнув головой, Барханов поднялся на ноги. Его все еще покачивало, поскальзываясь, с автоматом в руках, старлей заспешил к обрыву. Заглянул вниз, увидел два искореженных «УАЗа» метрах в пятнадцати под собой, над ними подымался то ли пар, то ли дымок.
— Может, ты мне поможешь? — послышался совсем близко знакомый голос. Лавров болтался под снеговым карнизом, надежно ухватившись за корень дерева. — Или так и будешь пялиться?
— Я думал, ты… — Старлей широко улыбнулся, но тут же улыбка сменилась гримасой, мир вновь поплыл перед глазами.
— Не дождешься.
Барханов обхватил дерево, дотянулся до Лаврова и втащил майора на лед. Они лежали рядом, глядя на дно русла замерзшей речушки, прорезавшей в этом месте неглубокий каньон, оба тяжело дышали.
— Сейчас рванет! — проговорил Барханов.
Из бензобака корейского «УАЗа» хлестал бензин — прямо на капот второй машины.
Десантники отползли от обрыва. Взрыв так и не прогремел, просто в воздух поднялся столб дыма, его тут же снес налетевший ветер.
— Красивые взрывы бывают только в кино. Знаешь что, старлей? — Майор криво улыбнулся.
— Только не говори, что я спас тебе жизнь и теперь ты мой должник.
— Не это, — Лавров поднялся, — кажется, мне уже пора на пенсию.
Барханов положил автомат на колени и достал из кармана пачку сигарет. Десантники закурили.
— Что будем делать, майор? — затянувшись, спросил старлей.
— Сообщить о вертолете мы не сможем — нет связи. Выбираться к городу пешком долго, — задумчиво произнес Батяня, — а счет времени идет на часы.
— Так, что ты предлагаешь?
Майор думал недолго — заранее знал ответ на этот вопрос.
— Попытаемся прорваться в корейский поселок.
— Долго думал, майор?
— Пока болтался над пропастью, было время. В таких ситуациях думается очень быстро. Сознание обостряется.
Барханов хотел напомнить, что у них нет оружия, кроме автоматов с пригоршней патронов и нескольких гранат. Но, посмотрев на решительно настроенного Лаврова, понял, что разубеждать того бесполезно.
— Ты знаешь дорогу к поселку?
— Найдем. — Майор вытащил из-за пазухи изрядно помятую карту.
— А я думал, она осталась в машине, — удивился старлей.
Лавров разложил карту на коленях:
— Конечно, ты же ее там оставил. За три часа доберемся.
— Говоришь так, будто мы уже в дороге. — Барханов бросил окурок в снег.
— Их много, но если захватить главного, мы таким образом парализуем корейцев, — предложил майор, — он все замкнул на себя, без него они превратятся в стадо баранов.
— Хорошая идея, если знаешь, как ею воспользоваться… — хмыкнул Барханов.
Лавров прищурился, его лоб покрылся паутиной морщинок.
— Что у нас осталось в рюкзаке?
— Кроме сигнальных ракет, ничего. — Старлей развел руками.
— Отлично, нам и этого хватит.
— Для праздничного салюта?
— Если сам не додумаешься, то расскажу по дороге.
Батяня зашагал к лесу. Барханов постоял на месте, вдумываясь в загадку майора. Он знал, что Лавров мастер придумывать неординарные ходы, которые другим сперва кажутся почти бессмысленными и обреченными на провал.
«Однако в конечном счете майор оказывается прав. Так будет и теперь, — решил Барханов, — если только…»
И он вспомнил слова своего командира: «Кажется, мне уже пора на пенсию».
Ли Эр Йон выдвинул ящик письменного стола и удивился царившему в нем беспорядку.
«Давно я не проводил здесь ревизию. Все свободное время съела операция с „Барракудой“, — подумал кореец.
Бросив в урну скомканные листы бумаги, занимавшие большую часть ящика, Йон обнаружил на дне початую полулитровую бутылку русской водки, с надетым на горлышко пластмассовым стаканчиком. Бородатый мужик, изображенный на этикетке, широко улыбался, подмигивал ему, словно приглашал выпить прямо сейчас. Наверняка художник желал изобразить русского мужика, но парторг за все свое пребывание в России подобных типов так и не видел живьем, только на этикетках. Свинтив металлическую пробку, кореец наполнил стакан до краев и закрыл дверь на ключ. Это раньше, лишь только он приехал в Россию, и от ста граммов мог свалиться, а теперь ничего, привык пить наравне с русскими — приходилось довольно часто встречаться с местными чиновниками, бизнесменами и решать сложные вопросы за «чашкой» водки. Присев на подоконник, Йон угрюмо посмотрел в окно.
Серые тучи наползали на поселок. Они шли так низко, что, казалось, вот-вот зацепятся за «колючку», вьющуюся спиралью поверх высокого сплошного забора. Йон выпил спиртное без всякого удовольствия и, сморщившись, закурил сигарету. Теперь ему стало немного легче, мир вокруг уже не казался таким скучным и непредсказуемым. Однако его не покидала мысль о двух десантниках, попытавшихся помешать операции с вертолетом, разрабатываемой корейскими спецслужбами долгие месяцы. Сорвись она, и ему — парторгу — конец.