Двухсотый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Итак, как и настаивал Велизарий, уничтожение последнего свободно бродящего по Рязанской земле монгольского тумена обошлось без оружия массового поражения и без сколь-нибудь значимых потерь в основном составе. Да, среди спитцерш, уланш и рейтарш были раненые и многие из них очень тяжело, но заклинание Поддержания Жизни, которое каждый раз мы применяли во время таких крупных битв, уберегло нас от ненужных потерь. Даже мужики рязанского ополчения, имевшие минимальную подготовку и дравшиеся в лесу врукопашную со спешенными монголами, по большей части отделались только шрамами и легким испугом. А случилось так потому, что, накладывая заклинание Поддержания Жизни, наша пятерка распространила его действие на всех бойцов, а не только на наших лилиток, амазонок и прочих.
Но, как всегда в таких случаях, работы хватило и Лилии, и капитану Максимовой, и всем прочим нашим медикам без различия, какие бы методы они при этом ни использовали – магические или обыкновенные. Раненые шли потоком, и к их обработке и уходу почти сразу подключились монахи и монашки нескольких эвакуированных нами монастырей. Тем более что ухаживали они в основном за своими, мои воительницы – что пешие, что конные – для серьезных потерь были слишком хорошо подготовлены и защищены как доспехами, так и магическими заклинаниями.
И тут, кстати, для меня решилась еще одна проблема – но не того мира, в котором мы сейчас воюем с Батыем, а мира Славян, где сейчас тоже идет зима. Я помнил, что очень скоро мне надо будет решать проблему крещения созданной мной Артании. А для этого нужны кадры, причем много кадров, хороших и разных. Когда Русь крестил Святой Владимир, то необходимых людей и инвентарь ему прислал византийский базилевс, как вено, то есть приданое, за своей родной сестрой. Я же из рук той Византии не возьму даже гнутого обола, разве что как военную добычу, и мне даром не нужно подчинения созданного мною государства византийским базилевсам. Обойдемся как-нибудь и без этого. Присмотревшись и тем монахам, которых я укрыл в заброшенном городе от гнева Батыя, я остановил свой выбор на игумене Игнатии, который вызывал у меня наибольшие человеческие симпатии.
Наверное, так получилось потому, что в своем бурном прошлом игумен сам был боярином и воеводой, водил дружины и рубился в битвах, но потом резко осознал греховность междоусобных войн, сменил кольчугу и меч на рясу и посох и стал командовать монахами в монастыре с той же прямотой, как и воями в дружине. И смех и грех – вывозить игумена Игнатия и его монахов из находящегося под угрозой разграбления монастыря бойцовым лилиткам пришлось только перебросив их через седла пятой точкой кверху, а те при этом отчаянно брыкались и призывали на головы своих спасительниц все кары земные и небесные разом. Потом, когда недоразумение разъяснилось, игумен сам побеседовал со своими «похитительницами», и сам отпустил им грех невольного насилия над собственной персоной и персонами своих монахов.
И вот теперь именно этому человеку я и хочу предложить на первых порах возглавить сперва Артанскую, а потом и Православную Церковь. Понятно, что константинопольский патриарх будет против, зато Небесный Отец уже выказал игумену Игнатию свое полное благоволение, а это значит, что рано или поздно мы это «против» превратим в «за», надо только над этим немного поработать. Патриархи тоже смертны, как и византийские императоры, которым они неформально подчиняются со времен Константина Великого.
Но беседу с игуменом Игнатием пришлось отложить, потому что как раз в то время, когда мы с отцом Александром обдумывали ее главные тезисы, пришло известие о том, что основные силы Батыя начали штурм Рязани. Сказать честно, ничего подобного я от него не ожидал. Ведь монголы не имели полона, а следовательно, не могли построить достаточного количества осадных машин, а значит, не могли и рассчитывать на разрушение рязанских стен, как и на то, что основную ярость защитников примут на себя их соплеменники.
Но уж слишком, видно, Батыя и его ассистентов-чингизидов допекла бескормица, что они заставили своих воинов поработать лесорубами и плотниками, а потом решились на штурм, во время которого должны были гибнуть сами монголы, а не только покоренные ими племена. Хотя мокша, буртасы и булгары, чьи отряды тоже имелись в монгольском войске, были брошены на рязанские стены в первой штурмовой волне. Ведь все же это не омонголившиеся кипчаки, и тем более не сами драгоценные монголы, а всего лишь покоренный оседлый сброд, жизни которого были совершенно не важны Бату-хану – лишь бы они поднесли ему на блюдечке эту Рязань, в которой обязательно будут запасы продовольствия и фуража.
В результате, сосредоточив все имевшиеся осадные машины в районе главных ворот, китайские инженеры Батыя сумели сильно разрушить воротную башню и прилегающие к ней стены, открыв таким образом принцип концентрации огня. Пороки били и били в одну точку – и добились до того, что монгольские воины могли хотя бы попытаться ворваться этим путем в город. После обстрела Батый бросил на штурм своих смертников, и их атаки несколько раз почти достигали успеха, так что рязанским воям, которых в городе осталось не более тысячи, с большим трудом удавалось выбрасывать монгольских прихвостней обратно за городские стены и валы.
Потери с обеих сторон были тяжелые. Позже мы узнали, что от удара ледяной глыбы*, выпущенной из камнеметной машины, на месте погиб руководивший обороной князь Юрий Игоревич. Его племянник, князь Олег Красный, находившийся там же у ворот, чуть позже был так тяжело контужен угодившим по шлему ледяным обломком, что более до конца жизни не узнавал ни родную бабку, ни родную жену, бессильно мычал и гадил прямо под себя. Руководить обороной остался юный пронский князь Владимир Михайлович, да и обороны той оставалось всего на один хороший штурм, потому что три сотни защитников погибло, а большинство живых были поранены. У монголов во время штурма погиб храбрый Бури, а с ним до десяти тысяч воинов были убиты или ранены настолько тяжело, что не могли дальше принимать участия в сражении.
Примечание авторов: * При стрельбе по вражеским городам монголы предпочитали не камни, а разрушающиеся снаряды, вроде керамических кирпичей и ледяных глыб, потому что они разрушаются при попадании и их было нельзя запустить обратно в осаждающих.
Судьба Рязани висела на волоске, и тут я понял, что мое стремление воздерживаться от применения высокотехнологического оружия просто перешло в какой-то фетиш. Да, боеприпасы к пушкам, пулеметам, винтовкам и автоматам надо экономить, но если девяносто танков Т-80, даже не стреляя, просто проедутся туда-сюда через монгольский лагерь, то войско Батыя просто закончится окончательно и бесповоротно, уланшам и рейтаршам останется только ловить разбегающихся бандитов и рубить им головы. И пусть Рязань сейчас – только пустая оболочка, но те люди, которые еще удерживают ее стены, вполне достойны нашей помощи.
Когда я вызвал к себе подполковника Седова и коротко объяснил ему задачу, тот только коротко кивнул и сказал:
– Сделаем, Сергей Сергеевич, причем в лучшем виде. Только почему вы раньше к нам не обращались? Гордость не позволяла или как?
– Или как, Владислав Петрович, – ответил я, – гордость тут ни при чем. Все держал в уме то, что ваша мощь понадобится мне на самых верхних уровнях, а оттого растрачивать боекомплект и моторесурс на самом низу нехорошо. Я ведь точно так же, из-за дефицита боекомплекта, зажал и то стрелковое оружие, что нашел на контейнеровозе. Болты к арбалетам я у тевтонов в мире Подвалов заказать могу, а вот патроны к винтовкам и снаряды к пушкам нет. То, что танки сами по себе оружие, особенно, когда противник не прячется по окопам, а ведет сражение в строю холодным оружием – до меня дошло только сейчас, когда на стенах Рязани сражаются люди, которым срочно нужна помощь… А подать им ее, не рискуя своей основной мощью, я смогу только с помощью танков вашего полка…
– Понятно, Сергей Сергеевич, – кивнул Седов и отправился поднимать своих башибузуков.
Взаимодействие кавалерии и танков мы на всякий случай отрабатывали еще в мире Славян, так что комбинированная встречная атака двух танковых батальонов, поддержанных кавалерией, должна была получиться без дополнительных тренировок. Потом я подумал, что встречные атаки, да еще в ночное время, мы все же не отрабатывали и, дабы не рисковать своими доблестными лилитками, немного изменил план. Пусть танкисты сперва туда-сюда покатаются по монгольскому лагерю, подавят пороки и юрты, разгонят лошадей и приведут монгольское войско в состояние шока и трепета. В таком случае можно даже не накладывать на танки специальных акустических заклинаний – пусть турбины ревут и воют, барабанные перепонки лопаться все равно будут только у монголов.
28 декабря 1237 Р.Х. День семнадцатый. 02:55. Рязанское княжество, окрестности Рязани (Старой).
Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Все то время, которое Батый и его армия, усохшая до двадцати с хвостиком тысяч, потратили на бомбардировку Рязани из камнеметных машин перед четвертым, последним штурмом, мы тут, в мире Содома, метались как оглашенные, поднимая по тревоге танкистов и запуская двигатели боевых машин. И вот, когда Батый снова был готов послать свое войско на штурм рязанских городских стен, открылся портал на северной окраине монгольского лагеря – и оттуда с ревом и воем, светя яркими фарами и быстро перебирая лязгающие гусеницы, начали буквально выпрыгивать и выстраиваться в линию танки первого батальона. Не успели монголы испугаться или хотя бы удивиться, как такая же картина начала твориться и на южной окраине лагеря, после чего, свистя турбинами и лязгая металлом, с двух сторон ринулись навстречу друг другу, по пути давя и наматывая на гусеницы все живое и неживое.