Двести девятый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Мудрости.
Анна Сергеевна Струмилина. Маг разума и главная вытирательница сопливых носов.
Минуло шесть дней с тех пор, как милая Евпраксия освободилась от своих психозов и неврозов и начала привыкать к жизни свободной женщины и будущего медицинского светила. С первых же занятий у Лилии стало понятно, что это отнюдь не преувеличение. Более того, нам пришлось срочно искать соответствующий драгоценный камень, чтобы посвятить молодую женщину в маги Жизни, потому что оставлять мага такой силы неинициированным рядом с магическим источником было бы верхом глупости и легкомыслия. Правда, некоторое время пришлось потратить на то, чтобы уговорить ее пройти этот обряд, так как она с чего-то решила, что обращение к магии погубит ее бессмертную душу.
С большим трудом отцу Александру удалось убедить Евпраксию, что губит душу не магия, а использование ее во зло людям. Впрочем, и без всякой магии злой человек способен погубить свою душу так основательно, что ее потом не отмолит ни один святой, и положение не поправит даже самое чистосердечное покаяние. Успокоило молодую женщину только то, что все маги и особенно магини в нашей команде, включая вашу покорную слугу, крещены и носят крестики. Крещена даже Зул бин Шаб, которая ударным трудом на благо Добра и искренним раскаянием заслужила свое Прощение у Отца, хотя, конечно, при этом осталась весьма своеобразной женщиной, если ее так можно назвать. Большой серебряный крест на цепочке в сочетании с рогами, хвостом и алой кожей смотрелся несколько диссонирующе, но внушал определенное доверие; и Зул, в православии Зинаида, носила его гордо и напоказ, как свидетельство своей полной благонадежности.
Сразу после инициации Евпраксии и превращения ее в неопытную, но очень мощную магиню Жизни, произошло еще несколько весьма значимых для нее событий. И первым был урок магического ликбеза у Димки. Кстати, молодую женщину ничуть не удивил его юный возраст – тут в таком возрасте (правда при поддержке крутого отца и бояр-наставников) мальчики, бывало, уже садились на вакантные удельные княжеские столы, для того, чтобы заранее поднабраться ума-разума. Результатом собеседования и вводного урока стала рекомендация нашего мага-исследователя «Учиться, учиться и еще раз учиться». По модулю своей силы Евпраксия занимала промежуточное место между мною и Никой, и на ее примере выяснилось, насколько важно для мага такой силы иметь систематизированное образование и обладать научным складом мышления.
До момента инициации Евпраксии таковыми были все маги в нашей команде, и она явилась первой, чье образование нельзя было сравнить даже с начальным. Если мы знали, что мы должны делать и каким образом надо прикладывать свою силу к объекту манипуляции, чтобы подстегнуть нужные физические процессы, то необразованный или малообразованный маг действовал наугад, возмещая знания школьной программы методом проб и ошибок. А такой метод чреват человеческими жертвами, причем в самом буквальном смысле. Поэтому, помимо обучения простейшим магическим приемам, которыми Евпраксия, конечно же, не удовлетворится, Дима отправил ее к милейшей Ольге Васильевне на предмет обучения грамоте, ибо девушка была обучена только греческой грамоте, а в наших условиях этого недостаточно. Да и медицину лучше изучать не по Галену, ибо к нашему времени этот товарищ в значительной степени устарел.
Вторым событием была встреча Евпраксии с той самой Зул-Зинаидой. Как у всех, кто впервые контактировал с деммками, это были визг, писк и фонтан эмоций. Потом, правда, все более-менее пришло в норму, потому что, если Зул захочет, то может выглядеть милейшим существом во Вселенной. Дело было в том, что после отказа Евпраксии оставаться в Рязани и вступления в нашу команду Серегин в свою очередь отдал распоряжение, чтобы ее внешний вид был приведен в соответствие с нашими внутренними стандартами. Он у нас свирепый перфекционист и желает, чтобы все у нас было наилучшим, в том числе и внешний вид наших женщин. И обратился он не к кому-нибудь, а как раз к нашему фирменному стилисту-визажисту и имиджмейкеру Зул. Если к нам захочет присоединиться битая Никой Нарчат, то с ней тоже будет проведена же работа, какую бы богатырку она из себя ни строила.
Зул и Лилия вдвоем заявились в нашу башню, и, как только у Евпраксии прошел первый шок, раздели ее догола и обстоятельно приступили к изучению фактуры для выполнения поручений Серегина. Коррекция фигуры, где убрать, где добавить, что по части Лилии и Зул. К постановке походки и грации позже подключат нашего балетмейстера Антона, а нижним бельем, одеждой и прочим имиджем займется сама Зул и немного Елизавета Дмитриевна, которая взяла шефство над нашей юной княгиней. Бедняга, теперь ей предстоят изнуряющие тренировки, шейпинг, бодибилдинг и бег трусцой, а также танцы до упаду и специальная научно обоснованная диета от Лилии. Одним словом, я Евпраксии не завидую, но когда все закончится, то короли и миллиардеры (если они, конечно, не голубые), будут падать от нее в обморок и сами складываться в штабеля. Уж очень хороша там первоначальная фактура.
Правда, для полного блеска есть одно маленькое препятствие. Прежде чем Евпраксия сможет во всей своей красе блистать в свете, должно пройти три года траура, и только потом она сможет устраивать мужикам настоящий шок и трепет. Впрочем, кое-что можно было начинать делать уже сейчас.
– Евпраксия, милочка, – сказала ей Зул, – кто вам сказал, чтобы во время траура вы выглядели как уродина или старушка? Ваш же покойный муж прямо сказал, что хочет видеть вас счастливой, поэтому больше оптимизма. И кто вам сказал, что черный цвет – это некрасиво? Он так хорошо сочетается с вашей ослепительно белой кожей и рыжими волосами…
И вот теперь Евпраксия под чутким руководством Зул целыми днями в состоянии различной степени раздетости-одетости вертится перед зеркалом, примеряя наряды; разумеется, за исключением того времени, которое у нее уходит на сон, еду, занятия с Ольгой Васильевной, Димой и Лилией, а также шейпинг и танцы под руководством Антона. К тому же жаркий климат этого мира, если не накладывать на себя специальных охлаждающих заклинаний, требует весьма жесткого минимализма в одежде, тем более если эта одежда черного цвета. Евпраксия нашла очень простой выход из положения – она старалась в дневное время как можно меньше появляться на улице под палящими лучами местного экваториального солнца, а все свои прогулки совершать после его ухода с небосвода. И никаких воспоминаний и беспокойств о сыне Иване, оставленном на попечении супруги Евпатия Коловрата.
На мой вопрос, как так может быть, Евпраксия наполовину по-гречески, наполовину по-старославянски, с добавлением некоторых современных нам русских слов, рассказала, что и раньше-то виделась со своим ребенком нечасто. С первого же момента после рождения им безраздельно завладела княгиня-прабабушка Аграфена Ростиславна, тут же передавшая младенца на попечение мамкам, нянькам, кормилицам и поилицам. Какие уж тут у Евпраксии могли возникнуть материнские чувства, если она даже не смогла как следует ощутить этого выношенного ею ребенка своим сыном. Нет уж, так действительно будет лучше – и под руководством Евпатия Коловрата маленький Иван имеет шанс вырасти достойным человеком.
Но, наверное, самый сильный шок – сильнее, чем от знакомства с деммками и обретения магического таланта – Евпраксия испытала, узнав, что княгиня Елизавета Дмитриевна у себя на родине служила в войске и была командиром штурмоносца, перевозящего прямо в эпицентр сражения сотню отчаянных спецназовцев-головорезов; ближайшим аналогом чина Елизаветы Дмитриевны в местных условиях был тысяцкий кованой рати. Надо сказать, что Евпатий Коловрат до своего воеводства занимал в рязанском войске именно эту должность.
Кстати, об Аграфене Ростиславне. Эта властная женщина, от которой сбежали все родные и близкие, отнюдь не торопилась возвращаться в Рязань в одиночестве, а, пользуясь своим статусом гостьи, затаилась в башне Власти, видимо, не в силах принять никакого решения. Возвращаться в Рязань – а кому там нужна одинокая старушка, вся близкая родня перемерла или разбежалась. Вернуться в родной Смоленск или в Киев, где когда-то княжил ее отец Ростислав Мстиславович, внук Владимира Мономаха, тоже не представлялось возможным. Если ей нет места в Рязани, с которой были связаны последние сорок лет ее жизни, то в городах своего детства она вообще никто, и звать ее никак.
Есть еще один внук, коломенский князь, но в силу своего вассалитета владимирскому княжеству он оказался на стороне силы, воспротивившейся Серегину, а бабушка, пожив с нами немного, хорошо представляет, чем это может для него закончиться. Как минимум поркой, как было в деле с мокшанской царицей Нарчат, а то и чем похлеще – так что и хоронить будет нечего. Ведь с князем Романом Игоревичем будет иметь дело не относительно добрая Ника-Кобра, а сам Серегин не склонный к миндальничанью, действующий по принципу «кто не с нами, тот против нас».
Аграфена Ростиславна может остаться у нас, но тоже не понимает, на каких основаниях. То, что Серегин ее пока не гонит – не имеет значения. Мы вполне в состоянии прокормить одну пожилую женщину, если она, конечно, в нашем коллективе не будет проявлять неуместных с ее стороны властных амбиций. Она и сама это прекрасно осознает, но в то же время ей невместно быть и на положении просительницы. Ведь она не только властная женщина, но еще и очень гордая, не желающая идти на поклон к кому-либо, пусть от него хоть трижды зависит ее жизнь.
Встреча подстроилась как бы случайно. Я с утра зашла в библиотеку, поболтать с Ольгой Васильевной и узнать, как дела у моих подопечных по части учебы, и почти сразу туда явилась Аграфена Ростиславна – женщина грамотная, но отроду не читавшая ничего, кроме Псалтири и прочей душеспасительной литературы, а как известно, подобной литературы в библиотеке советского танкового полка быть не могло.