– Опустите оружие. Прошу… – Сэм заговорил с девушкой на немецком. Потом для надежности повторил фразу по-английски. – Я британский военнопленный. В Антарктике оказался случайно и не по собственному желанию. Моя страна не воюет с вашей, – тут он осекся на миг. А вдруг это ошибка, и девушка никакая не русская коммунистка? Однако из славянских языков он все равно не знал ни одного. – Как вас зовут? Я – лейтенант Сэм Керши, батальон военно-полевой связи. А это мой друг. Герхард Марвитц. Медведь. Да вы, наверное, знаете.
Девушка никак не отвечала, но пистолетное дуло медленно приняло вертикальное положение. Марвитц устроился кое-как рядом, вместо шеста подперев головой брезентовый свод, кивал в такт словам, переминался с ноги на ногу – Сэм в спешке забыл прихватить для него не то чтобы обувь, а даже теплые носки.
– Ну что вам сидеть здесь в одиночестве? Лучше идемте-ка с нами. У нас тепло и есть свет, – замечание было своевременно, так как зажигалка в руке Сэма делала нешуточные попытки угаснуть раз и навсегда. – Никто вас не тронет и пальцем. Я обещаю. Мы обещаем. Правда, Герхард? – Сэм посмотрел на Медведя строго-выжидательно. Марвитц нехотя кивнул.
– Я к нацистам не пойду, – вдруг по-немецки ответила девушка. И, будто издеваясь над Сэмом, повторила то же самое на английском.
– А у нас нет нацистов. Как я уже сказал, лично моя персона в подданстве у его величества короля Георга. Медведь вообще даже документа не имеет о своем существовании. Правда, есть еще Вильгельм Бохман, изобретатель. Но, уверяю вас, он никогда не состоял в рядах национал-социалистов, – примирительно сообщил Сэм, желая перевести все в шутку. – И все же, как вас зовут? Неудобно обращаться к такой привлекательной мисс, не зная ее имени.
– Лейтенант Матильда Капитонова, – подумав немного, сообщила о себе девушка.
– Значит, вы действительно русская, – не то утверждая, не то вопрошая, произнес Сэм.
– Я советская, – с некоторым вызовом в голосе ответила ему Тили.
– Вот и хорошо. Значит, мы с вами союзники. А Медведя и конструктора Бохмана прошу рассматривать как гражданское население. Кстати, вам не мешает подкрепиться перед дорогой, – и Сэм свободной рукой полез в рюкзак. Подлая зажигалка тут же выскользнула из его пальцев, зашипев в снегу, окончательно погасла. – Ну вот. А хотел блеснуть гостеприимством, – сказал уже в полной темноте Сэм.
– Ничего, я все вижу. И она тоже, – раздался за его спиной голос Марвитца. – На-ка хлебни. Чистый. Не разбавленный… – В темноте громко закашлялись, а Марвитц продолжал: – Заешь шоколадиной-то. Во-от. А еще коммунисты, тоже мне!
– Грязный фашист, – выкрикнули из темноты, впрочем, не слишком агрессивно.
– На себя посмотри. По тебе блохи только оттого не скачут, что здесь их нет, – и Марвитц, уже обращаясь к Сэму, предупредил: – Буря стихает, может, на пару часов. Если идти, то лучше сейчас. Ты вот что, красотка. Собирайся, нечего здесь кукситься.
– Я не стану при нем превращаться. Пусть он выйдет, – судя по интонации слов, заявление это было явно адресовано Сэму для принятия соответствующих мер.
Но ответил вместо него Марвитц:
– Надо больно. Против такого ветра ты на брюхе три дня ползти будешь, маломерка. Сядешь позади моего приятеля. Только барахла много не тащи, – угрюмо и недовольно пробурчал Марвитц. – Нечего время тратить попусту. Знать, оно не казенное.
Девушка для вида еще немого поупиралась, то не желая ехать верхом на хаме, то припоминая свое советское прошлое и вражду к мировому фашизму. Наконец во имя пролетариев всех стран (Сэм весьма кстати припомнил подходящий лозунг) Матильда была убеждена. Чувствовалось, что втайне девчушка несказанно счастлива – погибать одной, конечно, нужно иметь уйму мужества, но если есть возможность избежать печального конца и если тебя настойчиво просят… Тили согласилась. Теперь, после того как месть ее была осуществлена и смерть казалась единственным выходом, потому что идеологической закалки уже не хватало, а настоящий абсурд существования умножился многократно, пришествие этих двоих виделось ей истинным спасением.
Обратно ехали куда медленнее. Хотя буран действительно стих немного, но и Марвитц тащил на себе двойную ношу. Лишний вес был для него пустяки, зато девчушке все никак не хотелось ехать спокойно. Дважды приходилось пересаживаться. Сначала Тили устроилась позади Сэма, но Медведь пару раз взъерепенился, встал на дыбы – слишком безжалостно Матильда колотила его пятками. Что он, лошадь, что ли? Она и Сэм переменились местами. Тогда девушке показалось, будто Сэм слишком уж тесно обнимает ее за талию. Да только какая талия, когда три слоя толстенной одежды? Но ничего, кое-как доехали.
Катер стоял там же, где был оставлен. Качался на волне. Сэм поднял брезентовый верх, чтобы защитить пассажиров от ветра, запустил мотор и стал у руля. Марвитц свернулся обиженно калачиком на корме, все равно занял половину свободного места. Девушка примостилась рядом с Сэмом.
– Если вы не фашист, то почему сдались в плен? – с некоторым высокомерием поинтересовалась она.
– Я не сдавался. Меня подобрали в бессознательном состоянии, – скромно ответствовал ей Сэм, памятуя о том, что в русской армии сдача в плен считалась чуть ли не страшной государственной изменой.
– А почему потом не выкрали оружие и не пустили себе пулю в лоб? – высокомерия в голосе у девчушки прибавилось больше прежнего.
– Потому что верую в Бога и пуританин. А самоубийство – смертный грех, – коротко разъяснил ей собственную жизненную позицию Сэм.
– Бога нет, – безапелляционно заявила ему лейтенант Капитонова.
– Это как сказать. К тому же право на религиозные убеждения – один из основополагающих принципов свободного общества, разве нет?
– У нас все попы – на стройках социализма, – гордо заявила ему русская вредина.
– А у нас там, где им и надлежит быть – среди вверенной им паствы. Впрочем, многие не брезгуют и ручным трудом, – в свою очередь с долей надменного юмора ответил Сэм.
– Вы не настоящий пролетарий, раз ходите в церковь, – уже обиженно сообщила ему девушка. И взглянула косо, из-под нахмуренных бровей.
– Я вообще никакой не пролетарий. Я лакейский сын. А потом студент университета. А еще позже младший ассистент и очень неудачливый изобретатель.
– А-а! – протянула девчушка не то разочарованно, не то с осуждением. Но тут же чисто по-женски заинтересовалась: – И что вы изобрели?
Но Сэм не успел ответить на ее вопрос. Они как раз очутились посередине грота, и Сэм наводил носовой прожектор в поисках пристани. Однако то, что зрительно попадало в широкую световую полосу, насторожило его. Сэм заглушил мотор, медленно стал разворачивать прожектор в пространстве. Увиденное потрясло его, хотя мало ли выпало на его долю всяческих переживаний за последние несколько дней?
– Господи! Медведь, что это такое?.. Ах, да… Детка, посмотри, я вижу то, что вижу? – он достаточно фамильярно обратился к русской Матильде, но девушка тоже встревожилась и пропустила «детку» мимо ушей. Сэм пошарил рукой по дну катера. Кинул Марвитцу рюкзак: – Ну-ка, поскорее. Она не станет смотреть. Да и не до твоих штанов сейчас… Герхард, хватит дуться, лучше взгляни!
Марвитц, прыгнув в воду, обернулся, а уже секунды спустя, мокрый и фыркающий, спешно одевался на корме. Сэм тем временем отцепил брезент и, перегнувшись через борт, озирался по сторонам. Грот в окрестностях «драконьей норы» выглядел совсем не так, как обычно. Повсюду плавали многочисленные обломки и лохмотья, да еще раскрошенные каменные глыбы возле входа в пещеру, выброшенные давно, при первом взрыве, теперь громоздились друг на дружку, опаленные до радужных цветов. А уже на камнях Сэм ясно различил жалкий черный каркас растерзанных до невероятия мотосаней.
– Что, черт возьми, здесь произошло? – выкрикнул он в пустоту.
– Надо бы поближе подойти и поглядеть, – предложил с кормы Марвитц.
Сэм так и поступил. Малым ходом, отталкивая багром от днища катера металлические обломки и куски дерева, они подошли на расстояние десятка футов от жерла тоннеля.
– Смотрите, слева по борту. Будто бы футбольный мяч? Или каменный осколок? Нет, это вряд ли, раз на плаву. Ну-ка… – Сэм склонился к воде, чтобы подхватить рукой заинтересовавший его предмет.
– Не надо! Ох, не тронь! – предупредительно завопил во всю глотку Марвитц, уже все увидевший, и неподдельный ужас прозвучал в его крике.
Но Медведь не успел с предупреждением – Сэм подхватил из воды непонятный корявый шар. Тот повис в его пальцах на каких-то скользких, светлых нитях, крутнулся вокруг своей оси. Сэм, позабыв про авторитет и командные полномочия, выданные им самому себе, заорал, как в кошмарном сне, непроизвольным жестом отвращения швырнул круглый предмет обратно в воду. Теперь шар плавал обратной стороной вверх, и каждый из пассажиров катера мог увидеть воочию и признать в нем оторванную человеческую голову. С пустыми окровавленными глазницами, в багрово-черных ожогах, только светлые волосы непонятно как уцелели и сохранили свой цвет, отмывшись в прозрачной воде.
Они наскоро причалили, не подбирая ничего более из волн, в полном молчании, словно боялись вызвать опасных призраков. Дверь они, конечно, нашли открытой. И во второй бункер тоже. Вот откуда взялись мотосани!.. Сэм заговорил первым:
– Он привязал к шлюпке наш плот. А на плот взгромоздил санки. Но Бога ради, зачем? – спросил он у Марвитца, хотя не рассчитывал получить ответ.
– Давай лучше в жилой пещере посмотрим, что и как? – здраво предложил ему Медведь.
– А это ваш конструктор там… плавал? – шепотом спросила Тили.
– Он. Больше некому. Мы последние остались, – печально произнес Сэм. – Потом все же надо будет похоронить по-человечески. Хотя бы голову.
А в обитаемом бункере они нашли… Правда, особенно искать не пришлось. Бумажный, чуть тронутый желтизной лист из запасов Ховена лежал на самом видном месте – посреди общей комнаты на табурете, придавленный справочником по спецификации дизельных двигателей. Сэм рванул записку к себе. Если к кому и мог обращаться в последний раз Бохман, то только к своему изобретателю-компаньону. Немного сбивчивый текст, видно, мысли у Вилли путались, но суть произошедшего стала Сэму ясна.